ИВАН ЗЕЛЕНЦОВ
Москва

ЯБЛОКИ

Словно белые-белые ялики,
в синем-синем плывут облака.
С яблонь падают красные яблоки,
переламывая бока.
Окрылённое птичьим окриком,
лёгкой музыкой из окон,
хочет яблоко белым облаком
стать, ньютонов поправ закон.
Хочет пасть, будто в пасть Везувия,
в пропасть синюю поутру.
Ну а яблоня, как безумная,
машет ветками на ветру.
Только разве укроешь листьями
это яблоко от дождя?
Правит осень, шажками лисьими
в облетающий сад войдя,
в каждой чёрточке мира явлена,
льёт туманы, как молоко.
Пало яблоко, но от яблони
не укатится далеко.

Звезды осенью обесточены.
Так темно, словно смерть близка.
…То ли в яблоке червоточина,
то ли просто тоска, тоска,
то ли просто душа разграблена,
иней выступил на жнивье.
Не печалься об этом, яблоня.
Скучно яблоку гнить в траве.
Сдюжит, вытерпит злое времечко,
продувной и промозглый век.
Прорастёт золотое семечко,
новой яблоней дёрнет вверх,
чтобы к белым своим корабликам
ближе стать хоть на полвершка…
…И с неё будут падать яблоки,
переламывая бока.

ЧЁРНАЯ РЕКА

Ты чёрная холодная река, которая течёт издалека, из детских грёз, из щедрых тех краёв, где синевой наполнен до краёв небесный свод и опрокинут вниз, на рощи, где пылает барбарис, где розы и гардении в цвету так пахнут, что дышать невмоготу, змеится хмель и зреет алыча… О чепухе с кувшинками журча, с плотвой и щукой споря, кто быстрей, ты ожидала ласковых морей, но в край другой вбежала налегке, где у зимы в железном кулаке томится мир и ночь длиннее дня. И здесь ты вся – обман и западня. Порогов бурных острые рога, коварный нрав, крутые берега, сухой камыш, одетый в ожеледь… Согреть тебя, согреть и пожалеть хотелось мне. Вот так я и погиб – когда влюбился в каждый твой изгиб, когда безумный, пьяный, сбитый влёт, я выходил гулять на тонкий лёд, и этот лед ломался и трещал, когда я, слышишь, всё тебе прощал, когда в тебе тонул я и когда меня сжигала тёмная вода, когда сказал я, погружаясь в ил, «люблю тебя» и в лёгкие впустил. Не бойся, мне не больно. Я на дне, но я в тебе навек, а ты во мне. Твой путь так труден, долог и непрям. Беги скорей, беги к своим морям.

ФОТОАЛЬБОМЫ

Когда в кругу отчаянных дурил,
где даже дьявол не считался братом,
я торопливо юность докурил,
швырнув в окно, черневшее квадратом
Малевича, в постылый белый свет,
в котором я не мог увидеть света,
когда её трассирующий след,
надрезав тьму, потух на дне кювета,
я верил, что ярчайшая звезда
когда-нибудь ещё взойдёт во имя
моих побед. И в то, что поезда,
куда не сел я, не были моими.
Но ночь густа, и небосвод свинцов.
И больно ранит каждый прошлый промах.
И, Боже мой, как много мертвецов
теперь живёт в моих фотоальбомах!
Которым я так много не сказал
и для которых сделал я так мало,
чьи поезда покинули вокзал,
пока во мгле душа моя дремала.
И вот теперь слетают злость и спесь,
с меня, подобно переспелым сливам,
И знаю я – под солнцем счастье есть –
когда кого-то делаешь счастливым –
как будто свет незримая рука,
включает, с миром заново знакомя.
И кто-то шепчет: «Поспеши, пока
не стал ты просто карточкой в альбоме».