ИЯ СОНИНА
Москва

БУКАШКИ

сферический, в антеннах, луноход,
отринув притяжение, ползёт
(любая тварь на этом свете божья!),
скафандр его сиена и краплак,
кармическая надпись самдурак
неразличима для мохнатых ножек.

он следует по правилам игры –
сканирует все трещинки коры,
садов, как таковых, не постигая,
ландшафт ствола неровен и бугрист,
подсуну от жары засохший лист –
изволите исследовать пергамент?

не вышло! аппарат не так-то прост,
он лист зато использует как мост,
переползая на руку, на столик,
с планеты на планету, он упрям,
задраил люки, выключил экран,
почувствовав себя на минном поле.

оп! снова ожил – скользкий край, щелчок,
взлетел и промахнулся, мне в плечо
вцепился, завертелся, разобраться
где верх, где низ пытается – никак!
вот я сейчас возьму, сожму кулак –
подумает, что схлопнулось пространство?

не мыкайся, не тычь напрасный щуп,
я отпущу, я снова отпущу,
попутная невидимая сила,
спасу, не причиню тебе вреда.
самой представить страшно иногда
в каком пространстве, в сущности, висим мы.

не стоит пресекать чужих путей,
пусть все парят на должной высоте,
ведь чем у нас, людей, судьба иная?
обжоры, плодожорки, куркули,
мы ползаем по яблоку земли,
садовника за бога принимая.

мы так несовершенны и малы!
и всё-таки чудесны и светлы,
нам дали лето, прочее не важно.
полёт длиною в жизнь – экспромт, не бронь,
нам дали воздух, воду и огонь,
букашкам, повелителям букашек.

ЛАВЫ

единенье сетей и глубин
ожиданье когда их коснётся
красный коник вечернего солнца
только это и можно любить
только в этой заре можно жить
подчиняясь наплывам расплавам
а на озере высохли лавы
языки разложив у межи
между верхней и нижней водой
сторожа несказанного слова
обещая тепло и покой
и немного чего-то такого

ВЗЛЁТНАЯ ПОЛОСА

кашки, колокольчики, ромашки –
лугоцвет духмяный, пестряной.
всё, от человека до букашки,
на земной привито черенок.

но зачем повёрнуты желанья
к холоду нездешних земляник,
к розам на заоблачной поляне?
блазнится, возьми и протяни

руки для разбега и глиссады
божинькиных аленьких коров
насекомоангельского стада,
лета отлетающего кровь.

под шасси не задымит, не взвизгнет
телом обозначенная тень.
что ты знаешь, жизнь, об этой жизни,
и о той, летящей в голубень?

ВЕЧЕРЯ

венки и спутанные волосы,
закат и прочая мура.
мы как шоссе исполосованы.
зачем мы топчем клевера?

от наших ног устали за лето
пути родимых палестин.
поля и реки небом залиты,
мне всё равно куда грести.

чем тяжелей рулить на траверзе,
железней корни якорей
нас гнут,
тем реже приземляемся.
но прилуняемся верней.

у солнца в давленом стаканчике
коктейль: свечение и тишь.
всех утешают одуванчики –
не постареешь, не взлетишь.

ПОЛЕТИ НА НЕБО, ПРИНЕСИ НАМ ХЛЕБА

небо заминается к закату.
и покуда медлят, не дают
занавес, проникни в тороватый,
недоступный смертному уют.

принеси мне, добрая коровка
с ангельского кормчего стола,
от щедрот бесплатныя столовки
золотого хлеба мал-мала,
и вина.
да будь счастливым вором,
ноги в крылья – скок, и наше вам!

если попадёшь в момент раздора
под руку верховным существам,
за короны, скипетры, державы
не погибни в драке невзначай,
поморгай малявкой слепошарой,
схватят – ни на что не отвечай.

ускользни со влагой мимо ватки
из разбитой чьей-нибудь губы,
капля крови, спрятанная в складку
между голубым и голубым.