СТАНИСЛАВ АЙДИНЯН

О ЛИЧНОСТИ И ПОЭЗИИ В.П. ФИЛАТОВА

Академик Владимир Петрович Филатов (1875-1956) и сегодня окружён солнечным ореолом доброй известности – стольких спас от слепоты, стольким вернул зрение, стольких обучил тайнам врачевания, столько открыл дотоле неведомого… Масштаб его личности был Ренессансный… Широтою творческих и научных, исследовательских, изобретательских интересов он напоминал титанов эпохи Возрождения. Что касается живописи и поэзии, к которым он был склонен с детства, то оба эти увлечения были для него раскрытием ещё одной глубины, к которой звала его страстная и деятельная душа. Он всё время находился в непрестанном научном и эстетическом поиске.

Духовному началу Владимир Петрович придавал решающее значение, был православно религиозен. Прекрасно понимал, что человек – не исключительно телесное существо, хотя основным занятием его жизни было врачевание именно тела, его тканей…

Вот что он писал канонизированному впоследствии архиепископу Луке (В.Ф. Войно-Ясенецкому), хирургу-священнику: «Я нередко задумываюсь над вопросом о том, почему жизнь моя так продлена. Вероятно, мне нужно ещё поработать на земле либо по науке, либо над самим собой. Думаю, что скорее – это последнее. Но это для меня труднее, чем наука. Мое душевное состояние можно охарактеризовать словами сотника: верю, Господи, помоги моему неверию!

И я плохо перевоспитываю самого себя, своё тело земное, а оно и в мои годы всё ещё подвергается искушениям и грешным желаниям. Отсюда и моё вечное недовольство собою. Нередко прошу Господа об исцелении и часто пребываю в унынии, возвращаясь на старые навыки. Научное творчество у меня остаётся, но разве оно спасёт меня, если я не буду очищен душевно!»…

В сокровенный близкий круг Владимира Петровича входила вокальный педагог Анастасия Васильевна Теодориди, ясновидящая, чьи ученицы говорили, что она живёт одновременно в двух мирах. Служебную машину Владимира Петровича видели у дома Теодориди и тогда, когда ему предстояла особенно трудная операция…

И отца моего, тогда ещё молодого, но уже известного певца, он тоже возил к Анастасии Васильевне…

С Артуром Айдиняном он познакомился, когда ездил в Армению, – там он обвенчался в Эчмиадзине с Варварой Васильевной Скородинской, навестил своего коллегу Б.Н. Мелик-Мусьяна. Этот армянский профессор-офтальмолог представил ему будущего героя фильма «Сердце поёт». У певца оказался пигментный ретинит, болезнь древних армян, осложненный травмой – ударом, который он получил во время войны, когда на родине, в Греческом Королевстве, был участником Сопротивления. Артур Айдинян по приглашению Филатова приехал лечиться в Одессу. Из порта его повёз на своей «Победе» капитан теплохода «Грузия» Э.С. Гогитидзе, хорошо знавший академика. Гогитидзе восхищённо рассказал о дивном голосе певца, и Филатов тут же попросил спеть. Прося исполнить всё новые песни, большей частью итальянские, Владимир Петрович столь увлёкся, что отмахивался от настойчиво следовавших напоминаний, что его ждут, что надо идти на научную конференцию… Кончилось тем, что он взял Артура с собой и тому пришлось спеть учёным-медикам небольшой концерт. Так причудливо началась та научная конференция… Стоит ли говорить, что певец тут же был принят на лечение… Владимир Петрович сделал ему две операции, первая была особенно удачной.

Они с академиком очень подружились, переписывались. Артур Айдинян стал сначала Заслуженным, потом Народным артистом Армении. Его известность в 1950-60-е годы была всесоюзной, голос постоянно звучал по радио и телевидению. Об их дружбе сказано и в одной из книг, посвящённых Институту Филатова – «Институт Света». В художественном цветном музыкальном фильме «Сердце поёт»(1956), снятом по мотивам судьбы артиста, операцию герою делает ученица академика Крылатова, – так Филатов назван в фильме, где Одесса волею режиссера Г. Мелик-Авакьяна превратилась в родной город Артура, Салоники, романтизированный конечно, как и весь фильм…

Однажды у Артура Айдиняна состоялся в Одессе концерт в Доме учёных, – на улице же бушевала снежная буря, настоящий буран. Не все любители вокала смогли прийти в тот вечер, но Владимир Петрович всё равно приехал… После концерта в час ночи в массивную дверь подъезда дома на улице Пироговской, где певец останавливался у родителей жены, Л.Т. Гладковой, раздался звонок. К удивлению открывших на буранной улице стоял личный шофёр академика Филатова и протягивал конверт. В нём оказались стихи:

Артуру Айдиняну

За чудеснейшее пенье
Наше Вам благодаренье,
Дали всем Вы нам утеху,
Рады вашему успеху.

Артуру Михайловичу позже рассказывали легенду, ходившую в Одессе про академика, что были установлены дни, когда его жена Варвара Васильевна уходила в гости, а к нему приходили двенадцать женщин – по числу месяцев в году, он им читал свои стихи, часто только что созданные; дарил плоды своей кисти, – картины и этюды, а они восхищались его многочисленными талантами. Эти встречи давали ему вдохновение для многотрудной работы…

Варвару Васильевну Скородинскую-Филатову, вдову Владимира Петровича, мне нередко приходилось встречать и в дачном кооперативе, где был домик Филатова, и где и отец мой в память о друге в 1966 году приобрёл дом, и, конечно, в 1960-70 годах в мавританском особняке, что и сегодня высится на углу Кирпичного переулка и Французского бульвара. Этот дом был частным, принадлежал он многолетней ассистентке Владимира Петровича в его хирургических операциях, Елене Аркадьевне Петросянц. Академик столь ценил её, что одно время даже был слух, что он раздумывает – не связать ли с ней свою судьбу, но Варвара Васильевна, – активная, волевая, увлечённая, пришлась ему больше по душе. Елена Аркадьевна очень ценила моего отца, во многом помогала ему. Он в первые годы в Одессе, во время лечения в клинике Института, даже жил в большом и гостеприимном доме Петросянцев, куда приходил в гости Филатов. Незадолго до своей смерти Елена Аркадьевна подарила мне поэму В.П. Филатова, героиней которой была восточная царевна Шалимар. От Варвары Васильевны знаю историю создания этой поэмы.

Во время войны Филатов был в эвакуации – жил в Ташкенте, работал в военном госпитале. Одновременно с ним там оказалась Ольга Гзовская, оперный режиссёр, певица, киноактриса. Как-то Филатов лежал с головной болью и к нему, больному, пришла его навестить Гзовская, голосом которой, «большим и нежным» академик искренне восхищался. Она вынула из сумочки платок, надушенный настоящими французскими духами «Шалимар». Достать такие духи во время войны было просто немыслимо, и всё же они откуда-то случайно появились. Ольга Владимировна игриво повеяла платком у лица Филатова, сказала, что это волшебное дуновение, и что он непременно выздоровеет. На следующий день головная боль прошла, и Филатов написал поэму о том, как в давние времена жила дочь Эмира Омара, принцесса, «одаренная дарами феи» – «и красотою, и фатой, исполненной волшебных чар, и дивно пела Шалимар»… Потом следовала догадка о том, что посетившая его – воплощение той, давней легендарной Шалимар, чья душа «покинула земной шар на крылах у Азраила»… Это было одно из лучших стихотворений, написанных «на случай», которые мне приходилось читать… К образу Шалимар-Гзовской Филатов ещё раз кратко возвратился позже в стихотворении «Дед и внук» в связи с его путешествием на азиатский Восток…

Необходимо сказать, что Варвара Васильевна, помимо больших, сделанных для музея машинописных книг, создавала для друзей Филатова и его почитателей небольшие самодельные книжечки, куда входило по нескольку его стихотворений, напечатанных с рукописей. Орнаментальные обложки к стихам выполняла близкий друг поэта-врача, Марфа Викторовна Цомакион, женщина-философ, художница-орнаменталистка, создательница уникального философского салона в Одессе, вдова друга Филатова, профессора-гинеколога Г.Ф. Цомакиона, графика и скульптора, чьи произведения, собранные в альбом, я видел в доме Филатова. Варвара Васильевна познакомила меня с дочерью Марфы Викторовны, Людмилой Георгиевной, – её Филатов устроил после безвинного пребывания в сталинских лагерях машинисткой в лепрозорий, а была она знатоком иностранных языков, переводила западноевропейскую поэзию с английского, французского, испанского, даже с латыни…

В 2003 году я стал составителем Одесской литературно-художественной антологии «Одесские страницы», которая в рамках московского толстого журнала «Меценат и мир» была задумана по прообразу известных «Тарусских страниц» Г.К. Паустовского. Так вот, первый выпуск антологии открывается рубрикой «Из поэтического Пантеона», где помещены три стихотворения В.П. Филатова. Одно из них написано от лица поэта-охотника, идущего по степи и мучимого жаждой. У него есть стихотворения, в которых он проявляет себя как прекрасный знаток природы, флоры и фауны, которые он тонко чувствует. Другое стихотворение трагико-романтическое, таких также много вышло из-под его пера, ему свойственна трагическая нота, он может написать и о тоске, о страсти, о безысходности, и третье стихотворение – народное, былинное по напеву, это тоже свойство целого ряда филатовских рифмованных сочинений… Некоторые из них он подписывал анаграммой – «Воталиф».

Стилистически стихотворения Владимира Петровича несут в себе отзвуки классической русской поэзии ХIХ века, ведь именно тогда он сформировался как личность, да и как поэт. Однако в его поэзии нет декадентства с его символической отрешённостью или любованием грехом. Чаще всего Филатов-поэт предстает перед читателем как лирик. Ему весьма органичны исповедально-религиозные мотивы, подчас – мистические, реже – гражданские. Христианские стихи Филатова люди при его жизни переписывали от руки и передавали друг другу; христианская литература, поэзия были в советское время недостижимы. Очень значимы и его прозаические тексты. Некоторые из них, наряду с поэзией, составили книгу В.П. Филатов «Последняя речь. Литературное наследие». Она вышла малым «экзотическим» тиражом в Донецке в 2008 году. Составитель книги, протоиерей И.Я. Силаков опубликовал в ней тексты, переданные ему другом Владимира Петровича, А.Н. Тюнеевой, много лет возглавлявшей Одесскую государственную библиотеку… Именно от неё составитель и получил машинопись текстов академика, среди которых была и «Танагра» или «Статуэтка из Танагры», которую за столом в доме у Петросянцев на Французском бульваре в Одессе нам увлечённо в 1960-ых годах пересказывала вдова Владимира Петровича, Варвара Васильевна.