ВАЛЕРИЙ РЕМЕНЮК

«В НЕОСЯЗАЕМОЙ МИНУТЕ ПРЕДРАССВЕТНОЙ…»

КАРЕНИНА

Прощаясь на перроне у вокзала, земные завершившая дела, – До скорого! – Каренина сказала и, кажется, увы, не соврала. Сказала так легко и без укора, как будто собиралась жить и жить. И скорый показался очень скоро, хотя сегодня мог и не спешить. Да лучше бы он шёл и вовсе мимо – откройте для него запасный путь! Но лязганье колес неумолимо… Она уже готовится шагнуть…

Я выправлю нелепую брутальность, где с телом расстаётся голова! Создам альтернативную реальность, где бедная Каренина жива! Войти туда вы нам не запретите, и, в пику зазевавшейся судьбе, скажу я: – Ах, сударыня, простите! Мне кажется, вы будто не в себе… Взмахнут её ресницы, невесомы, улыбка оживит её уста, и мы, как будто издавна знакомы, заглянем в ресторанчик у моста. На стенах там парящая Аврора, расписан купидонами плафон, и, чтоб не отвлекал от разговора, я выключу мобильный телефон. И где-нибудь в районе полшестого скажу ей без жеманства и манер: – В трагическом романе Льва Толстого вы подали неправильный пример! Судьба вам не представила уступок, не сжалилась ни на день, ни на миг, но ваш неосмотрительный поступок десятки на подобное подвиг. И вы меня послушайте, как друга, и это постарайтесь не забыть: и так у нас с рождаемостью туго, так вы ещё смогли усугубить! Простите уж за юмор солдафонский, но истина и в юморе видна: Онегин там, Печорин или Вронский – их тысячи, а жизнь у вас одна!

Закат раскинет розовые перья, качнутся за окошком дерева… Чем больше говорю, тем меньше верю и сам в свои разумные слова. В посуде закопчённой и железной нам вынесут картошки и грибов. И скажет мне Каренина: – Любезный, вы знаете, как лечится любовь? Помогут ли больничные палаты от боли, что терзает и печёт? Любовь неотделима от расплаты, и мне ещё не выдали расчет! – Потом поправит шарфик от простуды и обратится ласково ко мне: – Спасибо вам! Ступайте с Богом, сударь. Мне не поднять рождаемость в стране!

А крыть-то мне, фактически, и нечем, окончилось волшебное кино. Я выйду в разгорающийся вечер и гляну на Каренину в окно. Сидит она, поникнув головою, задумчива, возвышена, тиха… Пускай она останется живою хотя бы в мире этого стиха!

ВОСПИТАНИЕ ПО МИСТЕРУ СКАЙПУ

          По наблюдениям автора, сегодня родители
          всё больше заменяют реальное общение
          с детьми на общение по Скайпу…

Мы заехали в такую эпоху,
Где сменили ко всеобщему кайфу
Воспитание по доктору Споку
На общение по мистеру Скайпу.

Мы освоили такие этапы,
Где не видим ни проблемы, ни драмы
Ни в отсутствии присутствия папы,
Ни в присутствии отсутствия мамы.

Воспитание, известно, докука,
И сегодня эту жесткую пайку
Уступили без малейшего звука
Интернету и товарищу Скайпу.

И к чадящим без родителей чадам
Доставляются прямехонько на дом
Назидательные изображенья
Очень качественного разрешенья.

Паутиною объята планета,
У неё теперь девиз и эмблема:
«При наличии сети Интернета
Остальное всё уже не проблема!»

Это истинно эпохи свершенье!
Но присуще виртуальному кайфу,
Что кончается его притяженье
С завершением сеанса по Скайпу.

Звонче, песня, разлетайся и вейся!
Но о чём твои тревожные звуки? –
Не придумали ещё интерфейса
Совершеннее, чем мамины руки.

ПЕРЕЗАГРУЗКА

Всё начинается со звука тишины
В неосязаемой минуте предрассветной,
Когда и сумерки оттенков лишены,
И сны прозрачны, и уже бесцветны.
Та тишина так интригующе звучит
Что по-испански, что по-фински, что по-русски,
И наступает в завершение ночи
В оркестре дня момент перезагрузки.

Потом невидимый небесный дирижёр
Движеньем палочки рассеивает чары
И будит скрипочку, и это хорошо,
И хорошо, что это лишь начало.
Та пробуждает бормотание ручья,
Потом включается гобой – дыханье ветра,
И петухи, так жизнерадостно крича,
Тревожат нас за много километров.

И всё слышнее рокотание сердец,
И стук колёс, и чей-то зов: «Вернись в Сорренто!»,
И означает это всё, что, наконец,
Настала роль ударных инструментов.
А уважаемый небесный дирижёр
И рад убавить децибелы бы, да тщетно:
День пробудился и пошёл, пошёл, пошёл –
Звучит орган! Мажорное крещендо!

Вот так устроен этот сложный механизм,
Нерасчленяемый и этим уникальный.
Хотя и старенький, но не анахронизм,
А вариант шкатулки музыкальной.
Когда мы снами, как картечью, сражены
И мягко тают отгоревшие поленья –
Всё начинается со звука тишины,
С перезагрузки темы, с обнуленья…

ФИЗМАТ ДИАМАТ

Век живёшь, а не знаешь точно,
Словно мелкий какой школяр:
Совесть – линия или точка?
Честность – вектор или скаляр?

Жизнь подкидывает примеры,
Но не очень они ясны:
Каковы же валентность веры
Или радиус кривизны?

Не узнать из её тетрадок
Ни разгневанности вольтаж,
Ни порядочности порядок,
Ни озлобленности рН.

Всё так зыбко и неконкретно,
Лишь одно однозначно нам:
Благородство, увы, дискретно.
Непрерывны дурак и хам.

ЛОШАДКИНО СЧАСТЬЕ

Ни валко, ни шатко шагала лошадка
В коричневой шубке – ну, прям, шоколадка!
Коричневы круп, голова и спина,
За что и звалась Шоколадкой она.
Хотя Шоколадкой прозвали лошадку,
Жилось Шоколадке не очень-то сладко –
Тащился по полю унылый обоз,
Везла Шоколадка с поклажею воз.

Преодолевала бугры и преграды,
Тащила патроны, тащила снаряды.
И вот на исходе рабочего дня
Она повстречала красавца коня!
Он вышел из леса, таинственный странник,
Такой белоснежный, как сахарный пряник,
За что и прозвали его Сахарком,
А звал его маршал, сидевший верхом.

И стало на сердце лошадкином сладко,
И сразу влюбилась в коня Шоколадка.
И выгнула шею, а шея – ого!
И нежно сказала ему: «И-го-го!»
А синие дали вдали грохотали,
Там люди сражались, но это детали.
Исчезли тревоги и грохот, и гул,
Когда Сахарок на лошадку взглянул.

И тут же отвлёкся, и тут же забылся,
И сам он по гриву в лошадку влюбился.
Сказал «И-го-го!» и другие слова,
И маршал всё понял, он был голова –
Не зря же на нём ордена и медали!
Её распрягли, а коня расседлали,
А сами поспешно укрылись в овраг,
Поскольку сжимал окружение враг.

А кони в поля пошагали украдкой,
Шагал Сахарок со своей Шоколадкой.
Шагали бок о бок под гром и металл,
И ветер им гривы в косички сплетал.
Всё дальше они от людей уходили,
Снаряды и пули коней пощадили –
Она не виновна, он не виноват,
Что люди зачем-то хотят воевать!

Картину такую увидит не каждый,
Но мне посчастливилось видеть однажды:
По горному лугу, где небо синей,
Бегут табуны легконогих коней.
Они жизнерадостны, даже игривы –
Они шоколадны, но сахарны гривы.
И нет ни войны, ни оврагов, ни ям…
Пусть будет удача, хотя бы коням!