ГАЛИНА КОРОТКОВА

БИЛЕТ ДО КАРТАХЕНЫ
рассказ

Тот, кому довелось хоть раз побывать в Индии, наверняка заметил странную особенность этой страны: время от времени на глаза попадаются… двойники. Помню, что я испытала настоящий шок, когда неожиданно обнаружила на пороге своего дома ни много ни мало, а самого Александра Калягина. Правда, знаменитый актёр был в белоснежных шароварах и шлёпанцах на босу ногу. Это оказался сосед-индус с верхнего этажа, который любезно принёс пластмассовый автомобиль, забытый моим сынишкой в песочнице детской площадки. Дальше – больше! Смуглый торговец овощами в лавочке на углу – вылитый Вячеслав Тихонов в роли Штирлица. А случайный знакомый на каком-то мероприятии – загорелый клон Фёдора Бондарчука. Всех не перечесть. К этой ситуации довольно сложно привыкнуть. Тут главное – правильно себя вести, особенно, когда сталкиваешься с двойником близкого друга или родственника. Не следует кидаться на шею и уж тем более разглядывать человека в упор. Не пугайте незнакомца! Он не виноват, что похож на вашего приятеля. Хотя меня всегда забавляла мысль о том, что где-то на другом конце земного шара наверняка бродит особа женского пола, как две капли воды похожая на меня…

В тот год я часто ездила по делам в Нью-Дели. Занудность индийских бюрократов известна на весь мир, поэтому свободного времени у меня было предостаточно. Сдав документы в очередное министерство, я решила съездить в Красный Форт – грандиозное творение Шах-Джахана, пятого императора из династии Великих Моголов. Это он построил в городе Агра мавзолей для своей любимой супруги – знаменитый Тадж-Махал. Осмотрев мощные стены и бастионы, я заглянула в огромный ров, окружающий крепость. Говорят, во времена императора там плавали крокодилы! Полюбовавшись резными мраморными пилястрами и ажурными решетками, я захотела присесть и передохнуть. Полуденное солнце начало отчаянно припекать. В поисках свободной скамейки я отправилась бродить под сводами длинной каменной галереи и неожиданно нос к носу столкнулась с Денисом, бывшим одноклассником и другом детства. Я инстинктивно шарахнулась в сторону и поспешно спряталась за колонной. Первой мыслью было: кто это, чёрт побери?! Банальный двойник? Призрак из прошлого? А может, из-за жары у меня случился солнечный удар и поэтому мерещится всякая ерунда? Ведь к тому моменту Денис уже лет десять как лежал на Втором христианском кладбище в Одессе.

«Без паники», сказала я себе и машинально полезла в сумку за сигаретами. Вытаскивая зажигалку, неприятно удивилась своим дрожащим пальцам. Всегда считала себя человеком здравомыслящим – с духами общаться не умею, в потусторонний мир не верю. Бред какой-то! Я зажмурилась. Воспоминания накрыли меня душным облаком.

В детстве наши семьи жили в огромной и шумной одесской коммуналке. Мы с Денисом ходили в одну группу детского сада, все десять школьных лет сидели за одной партой. Он таскал мой портфель и писал мне шпаргалки по химии. Защищал от дворовых хулиганов, учил плавать и кататься на велосипеде. Мама отпускала меня с Денисом куда угодно хоть до утра, «потому что ребёнок будет под присмотром»! Это он уговорил моих родителей разрешить мне уехать учиться в Москву. Он был моим самым близким другом. Нет! Он был моим старшим братом, товарищем и учителем. Суровым, но справедливым. А ведь он был всего на двадцать минут старше меня!

Согласно семейному преданию, в ту далёкую февральскую ночь наши мамы как по команде собрались рожать. Отец Дениса был в рейсе и уже полгода находился на своём китобойце где-то в районе экватора. Но мой папа не растерялся. Схватив в охапку обеих охающих и стонущих женщин, он потащил их в роддом, находившийся в двух трамвайных остановках. Вызвать такси или скорую по тем временам было крайне затруднительно. Единственный телефон в будке на углу не работал, а на улице мела метель. С годами эта история обросла удивительными деталями и яркими подробностями. Как они встретили по дороге военный патруль (их путь лежал мимо штаба военного округа и госпиталя). Нет, конечно же, это был не патруль, а шайка весёлых гоп-стопников с Молдаванки. Видимо, со стороны их странная троица смахивала на засидевшуюся в гостях изрядно хмельную компанию. Быстро разобравшись в ситуации, профессиональные любители чужих кошельков мгновенно сориентировались, раздобыли где-то санки, аккуратно усадили в них наших будущих мам и с залихватским гиканьем и свистом понеслись по улице. А мой папа, человек суровых атеистических взглядов, бежал следом и громко молился, чтобы на очередном повороте санки не перевернулись…

В «лихие девяностые» Денис создал успешную и невероятно прибыльную фирму. А через несколько лет средь бела дня его вместе с партнером по бизнесу взорвали в огромном чёрном джипе на глазах у многочисленных прохожих. Убийц так и не нашли. Обычная по тем временам история.

Пальцы отказывались слушаться, и я никак не могла раскурить сигарету. Услышав за спиной тихие шаги, резко повернулась…

– Привет!

Стройный и загорелый, он стоял передо мной, сунув руки в карманы серых парусиновых брюк.

– Вот уж не ожидал встретить тебя здесь!.. Ты совсем не изменилась!

Знакомый до боли голос звучал с лукавой усмешкой. Меня охватил ни с чем не сравнимый ужас. Захотелось развернуться и броситься прочь.

Но тут в галерею зашла шумная группа подростков во главе с солидной матроной в белоснежном сари. Замедлив шаг, школьники притихли и принялись с любопытством нас разглядывать. Воспользовавшись моим замешательством, Денис решительно протянул мне руку и сказал:

– Знаешь, я брожу здесь уже битых три часа и изрядно проголодался! Составишь мне компанию?

У него были тёплые сильные пальцы. У призраков таких не бывает. Убежать не получилось. Я покорно поплелась рядом.

На стоянке его ждал автомобиль с водителем. Когда мы сели на заднее сидение, мой спутник с улыбкой признался:

– Я приметил тебя ещё при входе в Форт. Сначала думал, что ошибся, и не решился подойти сразу…

– Прости, так неожиданно… Вот уж не ожидала! Откуда ты и где был все эти годы?

– Долгая история. Давай сначала выпьем за встречу.

Видимо, в глубине души я всё ещё не верила, что передо мной действительно мой друг детства, поэтому в ресторане засыпала его вопросами. Но Денис с удовольствием включился в игру.

– А помнишь, – говорила я, – как вместо контрольной по алгебре мы всем классом сбежали на море?

– Ещё бы! Пляж Отрада, конец апреля, вода ледяная. Я тогда заболел жутким бронхитом, и твоя мама ставила мне горчичники и заставляла пить микстуру со смешным названием «Капли датского короля».

– А помнишь, как ты учил меня кататься на велосипеде?

– …ты орала как ненормальная…

– …но я всё равно умудрилась упасть и…

– …у тебя остался шрам на левой коленке!

Денис отвечал, не задумываясь. Было очевидно, ему доставляет удовольствие наполнять свой ответ множеством смешных подробностей и отпускать шуточки, понятные только нам двоим. Но идеальное совпадение деталей нашего общего чудесного и незабываемого детства всё равно не избавило меня от чувства нарастающего беспокойства. Это как медленно карабкаться вверх по склону горы туда, где слышен грозный рокот бушующего моря. Но добравшись до вершины, с ужасом понимаешь, что нет никакого моря. Ты стоишь у самого края пропасти, а внизу чёрная бездна.

Наконец Денис сам задал вопрос, которого я очень боялась:

– А помнишь, как ты чуть не утонула?

Я глубоко вздохнула, быстро отвела глаза и попыталась изобразить на лице что-то вроде: «Ах, прости, запамятовала!». Видимо, получилось плохо, потому что, когда я вновь взглянула на Дениса, он смотрел куда-то поверх моей головы с каменным, абсолютно бесстрастным лицом. Его выдали только пальцы – знакомый с юности жест: он словно катал между большим и указательным пальцем невидимую горошину.

Тот, кто вырос в прекрасной стране под названием в СССР, помнит, какими потрясающими были летние студенческие каникулы! Кто-то ехал в стройотряд, кто-то ходил в турпоходы по горному Крыму, кто-то отправлялся в археологические экспедиции раскапывать степные курганы, или ехал собирать фольклор в северные деревни и на Урал. Я же как сумасшедшая неслась домой, потому что на берегу моря меня ждал Денис. Тёплая как парное молоко вода, мидии, которых мы ловили и пекли на костре, разложив их на обломках красной марсельской черепицы, и огромный бархатный свод ночного южного неба с мерцающей россыпью звёзд…

«Посмотри, вон Полярная звезда. В древности моряки называли её Золотой гвоздь. А вон Альдебаран – ярчайшая звезда в созвездии Тельца…».

Денис учился в мореходке, мечтал стать капитаном дальнего плаванья и серьёзно увлекался астрономией.

…Тем летом в нашей компании появилась Анжела. Гибкая, зеленоглазая, с ярко накрашенными губами и копной иссиня-чёрных волос, эта девочка тут же получила кличку Мамба. Она и вправду напоминала маленькую ядовитую змейку. С её появлением в нашей дружной компании что-то треснуло. Сначала начались вспыхивать мелкие ссоры, а весёлые приколы незаметно перешли в достаточно жёсткие, а порой и жестокие розыгрыши.

В тот вечер Денис был явно в ударе. Свежий морской бриз, канистра сухого домашнего вина, которое все пили стаканами, тревожное предчувствие надвигающегося шторма и стихи. Денис читал их, не отрывая взгляда от Анжелы.

…Прекрасно в нас влюблённое вино,
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться…

Анжела громко хохотала, висла у Дениса на шее, а потом и вовсе увела его в прохладную темноту, туда, где на склоне чернели заросли дикой маслины. Мне вдруг стало душно. На глаза навернулись слёзы. Появилось лихорадочное желание что-то немедленно сделать – влезть на дерево, прыгнуть с обрыва… лишь бы никто не увидел, что я плачу! Я вышла на пирс, разбежалась и прыгнула в воду. Меня подхватила волна и с размаху швырнула прямо на обросшую острыми ракушками деревянную опору. Грохот прибоя в ушах и странное чувство падения в бездну – это всё, что я помню.

Женщина с длинными очень светлыми волосами заставила меня выпить кружку крепкого сладкого чая и, наклонившись, тихо прошептала с лёгким акцентом:

– Глупая девочка, ещё не родился мужчина, который стоит наших женских слёз. Запомни, самый главный орган в любви – это мозг!

Как оказалось, это была туристка из Риги. Палатки их группы стояли на песчаном пригорке недалеко от нашего пляжа.

Моё сердце было разбито на множество крошечных колючих осколков. Оставшиеся две недели каникул я провела у маминой подруги в Измаиле. Больше мы с Денисом не совпадали ни во времени, ни в пространстве. Он на полгода уходил в рейс, а я на всё лето уезжала на практику. Мы даже не пытались встретиться. Полагаю, с его стороны это было банальным малодушием. Что же касается меня, то в какой-то момент я поняла, что не смогу просто обнять его, как раньше. Нашу коммуналку вскоре расселили. Жильцы разъехались по спальным районам. Городского телефона в новой квартире у нас не было.

Официант принёс большое блюдо тигровых креветок.

– Ты так и не рассказал, где все эти годы ты… – я хотела сказать «прятался», но неожиданно поперхнулась, и вопрос повис в воздухе.

– Вот уже десять лет как я живу в Картахене…

– Это где-то в Испании?

Денис отрицательно покачал головой. Наверняка, он долго тренировался, чтобы с таким холодным спокойствием смотреть собеседнику прямо в глаза.

– В Испании меня бы быстро нашли и порвали на куски. Моя Картахена в Колумбии – это Южная Америка. Замечательная страна, которая не выдаёт ни сбежавших серийных убийц, ни проворовавшихся у себя на родине банкиров. Гражданство и убежище можно получить, инвестировав некоторую сумму денег в бюджет. Сейчас у меня есть всё, что нужно для спокойной жизни – дом на берегу океана, повар-китаец и яхта для рыбалки…

Что такое «финансовая пирамида», знают все. Но Денис придумал совершенно уникальную и плохо понятную для непосвящённых схему. За такое в XIX веке коллеги-шулера били канделябром по голове, царь-батюшка отправлял на пожизненную каторгу, а в Союзе расстреливали.

– Это было изящно и очень просто, как всякое великое жульничество, – не без гордости сообщил Денис.

В какой-то момент они с напарником вдруг поняли, что не могут остановиться! Денег было так много, что их приходилось складывать в пакеты и мешки для мусора и вывозить в гараж. Когда и там не осталось места, пришлось арендовать подвал в соседнем доме, потом склад столярного цеха за городом…

– Мой партнёр оказался человеком без воображения, – пожаловался Денис. – Когда я сказал «Хватит!», он только разозлился. Начал кричать что-то про фарт, что денег много не бывает и так далее. У меня же в душе с каждым днём нарастала тревога. Было ощущение, что я попал в мышеловку, дверца которой может захлопнуться в любой момент. Это было невыносимо, и я решил выйти из игры.

– Как же тебе удалось выкрутиться?»

Помолчав, Денис, наконец, ответил:

– Всё очень просто. Деньги вывел в офшоры, загранпаспорт на другую фамилию подготовил заранее. Отпечатки пальцев тогда не требовались. Я заказал два билета до Праги. Оттуда мой партнер собирался улететь в Лондон. У меня же был забронирован билет до Картахены. Но за день до вылета поступил очень выгодный контракт. Партнер не видел смысла отказаться. Мне было сказано: лети один, встретимся в Праге через три дня! Я ждал его в гостинице неделю. Остальное ты знаешь без меня.

Денис жестом попросил официанта убрать блюдо с креветками. Мы к ним так и не притронулись.

– Кто же тогда оказался в машине вместо тебя? Ведь на нём была твоя куртка…

Я хотела задать совершенно другой вопрос. Но у меня не повернулся язык спросить: «кого похоронили в закрытом гробу вместо тебя, Денис, и кого все эти годы так горько оплакивали твои родители?».

А Дениса ужасно заинтересовал букет нежно-розовых орхидей на соседнем столике. Вот так, пристально рассматривая цветы, он мне ответил:

– Я решил, что дорогую кожаную куртку жаль выбрасывать. В тропиках она мне совершенно ни к чему. Я подарил её нашему водителю…

– Скажи, все эти годы тебе не хотелось увидеть родителей?

Денис опять принялся катать пальцами невидимую горошину. Когда наши взгляды опять встретились, его лицо выражало безмятежное спокойствие:

– Я для них давно умер. Зачем ворошить прошлое?

Наступила долгая и мучительная пауза, во время которой Денис продолжал катать свою проклятую горошину, а я никак не могла подобрать нужные слова, чтобы коротко сформулировать одну простую мысль:

«За всё золото мира не купишь возможность обнять отца и поцеловать руки старенькой мамы. Хотя о чём это я? Как сказал один небезызвестный персонаж: „Ты хочешь, чтобы я поменял деньги на какую-то любовь? Не смеши меня!“».

Наше молчание прервал официант. Он принёс десерт. Денис заметно оживился.

– Слушай, что это мы всё обо мне, да обо мне? Давай, рассказывай, как ты очутилась в Дели, чем занимаешься?

– Не переживай, я всё тебе расскажу. Вот только схожу, носик припудрю…

Сделав вид, что не знаю, где дамская комната, я подошла к метрдотелю и шёпотом спросила:

– Скажите, здесь есть ещё один выход?

Ни один мускул не дрогнул на смуглом лице индуса:

– Мэм-сахиб хочет незаметно уйти? Следуйте за мной!

Меня провели в соседний зал, а затем через кухню вывели в узкий переулок.

– Стоянка такси за углом, если мэм-сагиб желает…

– Благодарю вас!

Я сунула индусу честно заслуженный бакшиш и быстрым шагом устремилась по переулку туда, где в пёстрой восточной толпе так легко затеряться. Уже сев в моторикшу, обнаружила, что в моей голове вертится только одно слово: куртка… куртка… куртка. Вспомнила! При осмотре места трагедии в куртке Дениса нашли не только паспорт, но и ключи от квартиры, несколько кредитных карточек на большую сумму денег и билет до Стамбула. Документы почти не пострадали. «Надо же, как удачно получилось!» – цинично заметил тогда следователь.

…Моторикша стремительно мчал меня прочь от моего прошлого. На город тем временем стремительно надвигалась душная тропическая ночь. Темнота удивительным образом изменила окружающее пространство. И звуки, и запахи и даже мерцающие огоньки керосиновых лампочек в крошечных лавочках вдоль дороги обрели совершенно необыкновенное почти таинственное очарование, словно иллюстрации к сказкам из «1001 и одной ночи»… Дай Бог памяти, как там сказано?

«…Ты можешь найти страну для себя другую,
Но душу себе другую найти не сможешь!»

Признаюсь честно – мне дальнейшая судьба Дениса совершенно не интересна. Правда, однажды мне приснился странный сон. Огромная штормовая волна выносит на своём пенном гребне полузатопленную яхту со сломанной мачтой. Денис пытается отчаянно уцепиться за носовой рейлинг. Ещё мгновение и его смоет за борт. А в туманной дымке на горизонте медленно тают огни далёкой Картахены.

ГОЛУБЧИК ДЕДУШКА
рассказ

Если кто-то наивно полагает, что тропики – это рай для садоводов и огородников, то ошибается самым трагическим образом. В Индии, к примеру, полгода льют жуткие муссонные дожди, которые местные жители называют «мансун». Остальные полгода стоит пыльная засуха. Вот и получается, что сначала нужно спасать растения от обилия осадков, а потом усиленно их поливать, чтобы не дай бог не засохли. Добавьте к этому полное отсутствие пригодной к земледелию плодородной почвы. Нет, земля в Индии имеется, но это в основном мелкая галька, смешанная с ярко-красной глиной. Или всё та же галька с примесью мелкого как пыль серого песка. О природных чернозёмах в Индии никто даже не слышал. Почву для растений здесь готовят самым тщательным образом, перемалывая траву и ветки, добавляя буйволовый навоз и всевозможные удобрения. Такие плодородные клочки тщательно огораживают и стерегут от посягательства наглых ворон, хитрых обезьян и, конечно же, священных коров. Последние шастают где вздумается, с наглой бесцеремонностью ломятся на импровизированные грядки, как к себе домой. Наевшись до отвала, укладываются прямо на скудные остатки растительности. Словом, ведут себя нахально и бесцеремонно, как настоящие разбойники. Может быть, поэтому садоводы и огородники – невероятно уважаемые в Индии люди.

Близкое знакомство с одним индийским садоводом произошло у меня совершенно случайно. В середине 80-х я трудилась переводчиком на строительстве металлургического завода в индийском штате Бихар. «Комитет по Экономическим связям», существовавший в те времена в Советском Союзе, строил в так называемых развивающихся странах плотины, заводы, морские причалы и другие полезные объекты. Дело это было довольно хлопотное и дорогостоящее, но чего не сделаешь ради распространения светлых идей социализма. Советские специалисты жили недалеко от завода в небольшом коттеджном посёлке, который местные жители окрестили «Русской колонией». Как и положено «островку социализма», наше поселение было по периметру обнесено покосившимся забором из колючей проволоки. Имелись и въездные ворота и проходная. Рядом в ветхой халупе размером с телефонную кабинку обитала охрана. Два щуплых солдатика из местной «гвардии», вооруженных антикварными винтовками и сапёрными лопатками, круглосуточно дремали на колченогих табуретках в тени гигантского фикуса. Внутри халупы с трудом помещалась армейская рация, похожая на старинный пиратский сундук. Охранники использовали её вместо тумбочки. В нашем посёлке работало несколько лавочек, где индусы бойко торговали «колониальными товарами»: хлебом, контрабандными сигаретами, сосисками, «настоящей» французской косметикой, изготовленной в близлежащем городишке с весёленьким названием Марафари, резиновыми шлёпанцами, удивительно качественными книгами издательств Оксфорда и Кембриджа, тибетскими лекарствами, москитными сетками, кастрюлями и средствами для уничтожения термитов. В обмен на местные материальные блага русская колония предлагала пищу духовную. В унылом, похожем на ангар здании, который все называли «Русский клуб», располагалась библиотека, имелись курсы русского языка, а по воскресеньям показывали фильмы, привезённые из посольства в Дели. Каждому переводчику вменялось в обязанность преподавать на курсах. Это была так называемая общественная нагрузка. Денег за неё никто не платил, но контроль со стороны руководства осуществлялся самый жёсткий. Занятия обычно начинались в самом конце октября, когда прекращались муссонные дожди и устанавливалась относительно прохладная сухая погода. Все переводчики тайно надеялись, что индусы, заблудившись в дебрях непростой русской грамматики, когда-нибудь потеряют интерес к «великому и могучему» и поток студентов иссякнет. Но среди местного населения любознательных и трудолюбивых оказалось на удивление много. В основном это были учащиеся местного медицинского и политехнического колледжа. Подозреваю, что в Марафари, как в настоящей глухой провинции, других доступных и главное бесплатно-культурных развлечений для молодежи просто не имелось.

На завод я приехала в начале декабря. Всех желающих изучать русский язык давно распределили по группам, поэтому мне оставалось ждать нового учебного года. «Это будет ещё не скоро», –легкомысленно подумала я и позволила себе расслабиться. И напрасно! Уже в середине февраля старший переводчик сообщил по секрету, что одного из наших коллег переводят на работу в Дели, а его учебную нагрузку на курсах решено передать мне.

– Не переживай, – успокоила меня жена главного энергетика, по совместительству заведующая курсами, – В этой группе остался всего один студент, почти пенсионер – чиновник местной администрации. Говорят, он большой чудак.

После заводской смены пришлось тащиться в библиотеку, чтобы как-то подготовиться к уроку. Порывшись на полках, я нашла несколько худеньких брошюрок под общим названием «Русский язык для начинающих», тетрадку прописей и напечатанную крупным шрифтом сказку «Маша и три медведя». Сунув книги под мышку, я отправилась искать своего первого в жизни ученика.

…На лавочке перед клубом сидел абсолютно лысый старичок в широченных белых штанах и просторной рубахе. По-мальчишески болтая ногами в резиновых тапках, он был поглощён чтением газеты «Индиан таймс». Слава богу, дед, кажется, знает английский, обрадовалась я. По отзывам коллег-переводчиков, заниматься со студентами, владеющими только хинди или каким-то таинственным местным наречием, было адским мучением и сущим наказанием. Увидев меня, старик неторопливо сложил газету, встал и церемонно поклонился:

– Вечер добрый, мадам! Вы моя новая учительница?

Приветствие было произнесено на безукоризненном русском языке с едва уловимым акцентом. Признаться, я очень удивилась такому неожиданному началу урока, но тут же успокоила себя: дед, скорее всего, просто заучил несколько общих фраз, чтобы произвести на меня впечатление. В аудитории я выложила на стол перед индусом свои библиотечные находки. Старик взял в руки сказку и несколько минут с явным удовольствием рассматривал картинки. Наконец отложил книгу и спохватился:

– Простите, я забыл представиться! Меня зовут Дэнис. А фамилия у меня Перейро.

Я в очередной раз удивилась. Странная какая-то фамилия, совсем не индийская. Если мне не изменяет память, так звали одного из героев Жюля Верна. Может, это псевдоним? Видимо, прочитав в моём взгляде недоумение, старик охотно пояснил:

– Я родом из штата Керала. Это на юго-западе Индии. Моим далёким предком был португальский моряк, который приплыл в Индию вместе с Васко да Гама…

В ходе разговора выяснилось, что Дэнис, кроме английского, свободно владеет хинди (учил в школе), урду (это родной язык мужа его старшей дочери), а также понимает китайский, но, к большому сожалению, рисовать иероглифы так и не научился.

– Скажите, Дэнис, – осторожно поинтересовалась я, – зачем вам ещё и русский язык?

– Видите ли, я уже не молод, – принялся объяснять индус, – стал таким рассеянным и забывчивым – просто ужас! А мой племянник преподаёт в медицинском колледже. Он посоветовал учить какой-нибудь сложный язык. Классическую латынь, например, или русский. Я вот начал учить русский и так увлёкся!

– Что же вас особенно увлекло?– непроизвольно вырвалось у меня.

– Лев Толстой! Мечтал прочитать его произведения в подлиннике. И ещё русская поэзия…

Я незаметно сунула Машу вместе с её медведями в ящик стола и машинально спросила:

– Кто же ваш любимый поэт?

– Много любимых, – застенчиво улыбнулся Дэнис. – Пушкин, Блок. Но самый-самый – Сергей Есенин!

– Можете почитать что-нибудь из Есенина?

Кроме блестящих лингвистических способностей, у старика оказался ещё и несомненный актёрский талант. Такого трогательного и душевного исполнения есенинских строк, да ещё от иностранца, признаюсь, не ожидала!

Покинул я родимое жилище.
Голубчик! Дедушка! Я вновь к тебе пишу…
У вас под окнами теперь метели свищут,
И в дымовой трубе протяжный вой и шум…

Я совершенно растерялась – хоть убейте, но я не помнила это стихотворение Есенина. Память как назло подсовывала «Клён ты мой опавший» да «Шаганэ ты моя, Шаганэ…». Чтобы как-то скрыть смущение, пришлось задавать индусу очередной вопрос.

– Скажите, вы, наверное, давно учите русский язык?

– Давненько, – покачал головой старик, – месяцев восемь уже…

Это прелестное русское слово «давненько» меня добило окончательно! Выходило, что старик не только освоил премудрости грамматики, но и сумел овладеть тонкими, почти неуловимыми для большинства иностранцев оттенками значения русских слов. Одним прилежанием этого не достичь. Не поможет и хорошая память. Тут требуется невероятное чувство языка. А это – особый божий дар. Кстати, им не всегда владеют некоторые отечественные литераторы. Дэнис тем временем вынул из кармана своих белых штанов небольшую стопку скреплённых канцелярской скрепкой бумажек, аккуратно разложил передо мной на столе и принялся терпеливо объяснять:

– У меня хобби есть – я садовод-любитель. Когда ковыряешься в земле, заняты только руки. Голова совершенно свободна. Вот я и придумал учить в это время новые слова или стихи. Очень удобно! Но когда начинается мансун, в саду долго не поработаешь. Тогда мы с женой читаем «Анну Каренину» – это мой любимый роман Толстого…

– Скажите, ваша жена, она, что, тоже того… э-э-э… в смысле, учит русский язык? – осторожно поинтересовалась я. Семейство лингвистических гениев, однако!

– Нет, что вы, – весело рассмеялся Дэнис, – моя жена кроме тамильского никакого другого языка не знает.

– Постойте, насколько мне известно, Толстого на тамильский язык не переводили!

– К сожалению, – огорчённо подтвердил дед, – поэтому мне приходится переводить прямо из книжки. Но это совсем не сложно.

Дэнис сосредоточенно зашелестел своими бумажками.

– Так вы ещё и тамильский знаете!? – тихо ужаснулась я.

Старик, кажется, не расслышал моей реплики. Он вытащил из стопки листок и торжественно предъявил его мне.

– Вчера нашёл новое для себя слово. Вы не подскажете, что оно означает?

Я испуганно насторожилась, а мой ученик водрузил на нос очки и с выражением прочитал:

– Старый толстый татарин, кучер Карениной, в глянцевом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда…

– Вас смутило слово кожан? – догадалась я. – Это, видимо, какая-то кожаная одежда…

– Я сначала тоже так подумал, – согласился дед, с любопытством глядя на меня поверх очков, – Кожан – сарафан – кафтан. Но в словаре написано, что это вид летучей мыши.

В комнате под потолком вращался вентилятор, и было совсем нежарко, но я почувствовала, что по моей спине струйками течёт пот. Смущаясь, пообещала обязательно выяснить всё про кожан у кого-нибудь из опытных коллег.

На следующий день в офисе у главного энергетика я с восторгом рассказала про своего необычного ученика. Как оказалось, подобные таланты здесь в порядке вещей.

– Ты ещё не слышала, как индусы поют! – пожав плечами, сказал один из наших инженеров. – У меня один электрик работает – Муслим Магомаев отдыхает! Недавно концерт нам устроили. Я словно в Большом театре побывал. Говоришь, старик четыре языка знает? Эка невидаль!

– Шесть, – машинально поправила я, – дед свободно владеет шестью языками!

…Итак, у нас с Дэнисом начались регулярные занятия. Скоро я с удивлением обнаружила, что с нетерпением жду встречи с этим необычным человеком. Кроме невероятно живого для своего возраста ума и редкой доброжелательности к окружающим, мой ученик обладал огромным зарядом здорового оптимизма и совершенно непривычным для меня взглядом на окружающий мир. В нашем захолустном Марафари податься в выходной день было абсолютно некуда. Лишь немногие богатенькие горожане могли позволить себе ездить развлекаться в Калькутту. Поэтому я с удовольствием приняла приглашение Дэниса и одним воскресным утром отправилась к нему в гости. Пришлось идти пешком. Общественного транспорта в нашей провинции предусмотрено не было. Роль такси выполняли традиционные для Индии рикши. Но советским специалистам было категорически запрещено пользоваться услугами этого экзотического средства передвижения. Считалось, что такая эксплуатация человека человеком абсолютно неприемлема для граждан социалистического государства. Напрасно наш старший переводчик (сотрудник Института стран Азии и Африки, между прочим) пытался доказать на самом высоком уровне, что скудный заработок рикши, быть может, единственный шанс для этого несчастного труженика не умереть от голода. Увы, руководство было непреклонно – не положено и точка! Однако внештатные ситуации происходили регулярно. Как-то раз четыре инженера из Запорожья после заводской смены решили быстренько смотаться в Марафари, чтобы расслабиться подальше от вездесущего ока начальства. Привезти гуляк домой пообещал кто-то из коллег-индусов, имевший собственный автомобиль. Или индус как обычно что-то перепутал, или запорожцы, приняв на грудь изрядную порцию джина местного производства, разминулись со своим благодетелем. Можно только догадываться, какой ужас испытали наши худосочные охранники, когда увидели, что к воротам «русской колонии» лихо подлетела тележка рикши, в которую были цугом запряжены два чудом стоявших на ногах металлурга. Двое других вповалку лежали в тележке и, нарушая благостную тишину тропической ночи, весело горланили: «Распрягайте, хлопцы, коней!».

Полуголый и босоногий рикша, как преданный пёс, послушно трусил сзади. Инцидент замяли.

…Чтобы сократить дорогу, я пошла по тропинке через пустырь. Вообще-то этот пустырь был бельмом на глазу у местной администрации и неиссякаемым источником предвыборных обещаний для депутатов местного муниципалитета. Сюда из Марафари и соседних посёлков вывозили строительный мусор. Слева к пустырю примыкали заводские охладительные пруды – две огромные грязные лужи с невысоким земляным валом вместо берега. Понятно, что окрестный пейзаж эти пруды тоже не украшали. К тому же в воде обитали мерзкого вида бородавчатые лягушки, каждая величиной с небольшую салатницу. В сезон дождей по пустырю вокруг прудов бродили шелудивые собаки и костлявые священные коровы. Зимними ночами с западных холмов прибегали шакалы и устраивали шумные свадьбы с визгливыми драками и зловещим воем на луну. Домик Дэниса я нашла без труда, а его ухоженный садик произвёл на меня неизгладимое впечатление. В саду было всё – и розы необыкновенного тёмно-вишнёвого цвета с узорчатой золотистой каймой по краю лепестка, и кадки с жасмином и магнолиями, и кусты тибетской сирени. А посреди тщательно подстриженной лужайки стоял… зелёный олень с закинутыми за спину рогами. В немом восторге я обошла вокруг оленя. Такого понятия как «ландшафтный дизайн» по тем временам в СССР не существовало, поэтому этот загадочный ботанический шедевр привёл меня в искренний восторг. Потрясающе! Как это сделано? «Ничего сложного», – пожал плечами Дэнис. Сначала нужно соорудить подходящий каркас из проволоки, затем вкопать конструкцию в землю, посадить вовнутрь какое-нибудь вьющееся вечнозелёное растение и начать тщательно ухаживать – поливать, удобрять и регулярно стричь. Если всё сделать правильно, то лет через пять-шесть на лужайке появится роскошный зелёный куст в форме толстого бегемотика, двугорбого верблюда или сидящего на задних лапах тигра – всё зависит от умения садовода и его воображения. Меня провели на крохотную веранду и угостили традиционным чаем с молоком, а Дэнис стал рассказывать про свою заветную мечту. Оказывается, он давно задумал разбить на месте пустыря «Сити-парк» – городской парк – и подарить его родному Марафари. Старик быстро разложил передо мною на столе какие-то листы с чертежами и схемами:

– Вот здесь будет розарий, а здесь, – он ткнул пальцем в очередной рисунок, – я планирую соорудить несколько альпийских горок. Слева от охладительных прудов будет большая английская лужайка для любителей пикников. А здесь – поле для крикета. Правда, здорово?

Я чуть не подавилась чаем. Парк на пустыре? Кажется, дед выжил из ума! Я попыталась тактично отговорить старика:

– Дэнис, это же огромная территория! Чтобы только убрать и вывезти с пустыря мусор вам потребуется грузовик и не один десяток рабочих. А где вы возьмёте деньги на саженцы, удобрения и рассаду?

– Деньги не проблема! – простодушно заверил меня дед, – я скоро ухожу на пенсию, поэтому деньги будут.

– Опомнитесь, какая пенсия? – ужаснулась я, – Это же копейки! Неужели вы не хотите просто отдохнуть на старости лет? Заняться своим садиком, возиться с внуками…

Но мой ученик загадочно улыбнулся и произнёс фразу, смысл которой я поняла лишь через много лет:

– Человек не должен недооценивать своего места на этой Земле, мадам!

Дед принялся подробно рассказывать про какую-то пенсионную программу, по которой он как госслужащий может отказаться от ежемесячного пособия по старости, но при этом получить определённую и довольно солидную сумму сразу. На полученные рупии индийские пенсионеры открывают мелкий бизнес, помогают детям с образованием, ну и так далее. Выслушав внимательно все доводы, я предприняла последнюю попытку вразумить моего легкомысленного ученика:

– Когда вы станете совсем старым, истратите все деньги или (не дай бог!) заболеете, на что жить будете?

– У меня три сына и две дочери, – со спокойным достоинством ответил старик, – мне много не нужно – чашка чая да немного риса.

Вот вам и пресловутый стакан воды на смертном одре!

Дэнис проводил меня до ворот «русской колонии». Мы попрощались, и он ушёл, шлёпая своими резиновыми тапками. А я долго смотрела ему вслед. Мой ученик не был похож на богатого человека, скорее наоборот! Загадочная индийская душа…

С того памятного дня Дэнис принялся неутомимо обивать пороги различных бюрократических инстанций, пытаясь заручиться поддержкой чиновников городского муниципалитета, руководства завода и рядовых жителей нашего городка. Окружающие относились к идее создания парка по-разному. Кто-то обещал помощь, у некоторых суетливый энтузиазм старика вызывал раздражение. Нашлось и немало яростных противников, которые откровенно злословили и смотрели на Дэниса как на городского сумасшедшего. Положа руку на сердце, я мало верила в эту затею. Мой деликатный ученик плохо подходил на роль руководителя такого обширного проекта. Очень точно по этому поводу высказался наш главный энергетик: «Кишка тонка! Тут требуется жёсткий „горлохват“».

Однако потомку португальского морехода упорства было не занимать!

Через пару дней секретарша директора сообщила мне интимным шёпотом:

– Твой дед вчера приходил, полдня в приёмной толкался…

– Что хотел?

– Просил отдать лом огнеупорных кирпичей, которые остались после строительства доменной печи…

Я сочувственно вздохнула. Наш директор, суровый криворожский металлург, принадлежал к той категории забубенных советских руководителей, у которых, что называется, снега зимой не допросишься. Он скорее сам бы этот битый кирпич съел!

Увы, узнать, чем закончилась эпопея с Сити-парком, мне не довелось. Сначала меня отправили в командировку на другой строительный объект в соседний штат, а потом и вовсе перевели в Дели. Но, покидая «русскую колонию», я всё же успела попрощаться с Дэнисом.

– Счастливой дороги, мадам! – сказал старик, пожимая мне руку, – Обязательно возвращайтесь сюда лет через шесть. Здесь будет красиво!

Я промолчала. Мне было грустно и неловко за своё неверие…

…Прошло ровно двадцать лет. Судьба снова привела меня в Индию. Теперь я приехала в Калькутту с мужем. После успешных переговоров у нас образовалась свободная неделя. Мы решили воспользоваться предложением наших гостеприимных партнёров, взяли офисный автомобиль и поехали из Калькутты на запад. Я давно мечтала побывать в Варанаси. Этот город, больше известный на Западе как Бенарес, индуисты и буддисты всего мира считают своей идейной столицей. Как-нибудь я обязательно напишу об этой поездке. Мы выехали засветло, к полдню успели проехать почти триста миль, когда на дорожном указателе рядом со стрелкой «Марафари – 100 миль» я прочитала надпись большими зелёными буквами – «Добро пожаловать в Сити-парк Дэниса».

– Поворачивай! – заорала я перепуганному мужу. – Мы едим в Марафари!

…Увидев двух иностранцев, смотритель парка охотно согласился устроить нам небольшую экскурсию. Мне невольно приходилось задерживать дыхание, потому что всё, что я увидела, было именно так, как задумал Дэнис – и розарий, и заросли жасмина, и благоухающие кусты тибетской сирени. А на краю тщательно подстриженной английской лужайки стоял очаровательный слонёнок с большими ушами – зелёная скульптура – плод многолетнего труда умелого садовода. Мы дошли до живописного озера (неужели это бывший охладительный пруд?), в зеркальной глади которого отражались плывшие высоко в небе курчавые облака.

– Какие большие кувшинки! – удивился мой муж.

– Это священный цветок Индии – благородный лотос, – с гордостью сказал смотритель. – Посмотреть на это чудо к нам приезжают специальные экскурсии из Дели!

Дорожка вдоль берега была аккуратно посыпана серыми камешками (чёрт возьми, это же битые огнеупорные кирпичи!). Вдруг откуда-то сбоку на дорожку неторопливо вышла изящная белая птица с рогатым хохолком на точёной голове. За птицей волочился длинный многослойный хвост, похожий на шлейф богатой невесты. Диковинная птица неожиданно остановилась, несколько мгновений внимательно разглядывала нас и вдруг с тихим шорохом развернула свой огромный белоснежный веер-хвост, состоявший, казалось, из тончайших кружевных лепестков. Мы с мужем тихо ахнули от восторга. Белый павлин! Словно наслаждаясь произведенным эффектом, царственный красавец замер, позволил себя сфотографировать и неторопливо удалился, ритмично покачивая роскошным хвостом, словно испанская танцовщица, закончившая выступление перед зачарованной публикой.

– Когда-то на этом месте был ужасный пустырь, – сказал смотритель.

– А в охладительных прудах водились ужасные лягушки, – с улыбкой подхватила я.

– Откуда вы знаете? – смотритель удивлённо поднял брови.

– Много лет назад я работала здесь на заводе…

– Тогда вы должны были знать господина Дэниса Перейро! – заволновался индус.

Я молча кивнула.

– Дэнис был удивительным человеком, хотя многие считали его чудаком, – с грустью сказал смотритель, – Знаете, он любил повторять фразу: «Бог всякому из нас даёт вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю…». Думаю, это сказал кто-то из китайских философов.

– Нет, это слова замечательного русского писателя Ивана Бунина!

Я почувствовала, как к горлу неожиданно подкатил тугой ком.

– Простите, мадам, – индус внимательно посмотрел на меня, – вы сказали, что были знакомы с господином Перейро. Он был вашим другом?

С трудом сглотнув тугой ком, я тихо ответила:

– Он был моим Учителем. Я невероятно горжусь этим!

МАТЬ ТРОЯНСКИХ ГЕРОЕВ
рассказ

Моя задушевная подруга Арпеник – невероятно творческая личность. В свободное от основной работы время она регулярно устраивает потрясающие мероприятия в армянской общине нашего города. Совсем недавно мы с ней ходили на крестины крошечной армянкой девочки, долгожданной внучки, которая родилась в семье её близких друзей. Армянская церковь в нашем городе расположена в таком месте, что добираться до неё достаточно сложно. Поэтому утром Арпеник заехала за мной на своей машине.

– Может, мне не стоит идти? – засомневалась я. – Я никого не знаю…

Но подруга решительно распахнула передо мной дверцу:

– Хочу познакомить тебя с Каринэ, она специально приехала из Мартуни.

«Господи, где этот Мартуни?», – подумала я, а вслух предложила:

– Хорошо, постою в сторонке, послушаю службу, тем более что на ваших крестинах я ещё не была.

– Слушай, – Арпеник нахмурила брови, – Каринэ удивительная, можно сказать легендарная женщина! По дороге расскажу историю её жизни. Пообещай, что обязательно напишешь рассказ. Кстати, недавно Каринэ исполнилось девяносто лет…

…Её назвали Каринэ в честь бабушки, которая в молодости была замечательной красавицей. Увы, внешность внучки вызывала только горестные вздохи немногочисленной родни. Девочке с детства дали обидную кличку Пугало. Длинный с горбинкой нос, странного цвета глаза – ни карие, ни серые. Вся её нескладная, долговязая фигура – длинная худая шея, густые, непослушные волосы, которые невозможно было заплести в косы, – давала одноклассникам множество поводов для ехидного хихиканья. Но природа, как известно, стремится к гармонии, поэтому наградила Каринэ разнообразными талантами, невероятным трудолюбием и удивительно спокойным, покладистым характером. Девочка хорошо училась, прекрасно рисовала, много читала и мечтала поступить в педучилище.

– Пусть учится, замуж всё равно никто не возьмёт! – огорчались друзья семьи. Да и какие женихи в послевоенном Ереване?

Брат надеялся, что Каринэ получит диплом и уедет куда-нибудь по распределению. Он собирался жениться, а приводить молодую жену было просто некуда. Но Каринэ как отличницу оставили в столице. Она старалась подольше задерживаться в школе, на выходные уезжала к родственнице в пригород, чтобы помогать её детям с уроками. Единственным утешением стало увлечение живописью. Трудно сказать, как долго продолжалось бы такое существование, но летом на её тридцать девятый день рождения в их доме неожиданно появилась Анаит, старинная приятельница матери. Женщины весь вечер шушукались на кухне, пили кофе и гадали на картах. Наконец позвали Каринэ, которая с беспокойством прислушивалась к их тихой беседе.

– Слушай и не перебивай! – строго заявила Анаит. – Нашла для тебя жениха. Зовут Давид. Живёт недалеко от Мартуни в собственном доме. Вдовец, уважаемый человек, орденоносец…

Каринэ так растерялась, что потеряла дар речи. Она молча уставилась на мать, которая прятала глаза и старательно разглаживала бахрому на скатерти.

– Я обо всём договорилась. Давид будет ждать нас завтра на автобусной станции. Заведующая ЗАГСом – моя племянница. Не забудь паспорт! – Анаит виновато кашлянула, – Да, имеется один момент… гм… Давид… ему восемьдесят…

– Сколько? – Каринэ решила, что она ослышалась.

– Доченька, – взмолилась мать, – когда мужчине уже восемьдесят, он воевал, сколько ему ещё осталось? У тебя будет хороший дом, станешь вдовой уважаемого человека…

– Вы обе с ума сошли? – в ужасе закричала Каринэ.

– Да, я сошла с ума! – заплакала мать, – Много лет слышу, что моя дочь никчемная старая дева, пустоцвет, на которую без слез смотреть нельзя! Другая на моём месте давно бы руки на себя наложила!

– Когда наш автобус, тётя Анаит? – после тоскливого молчания тихо спросила Каринэ.

Всё её имущество уместилось в маленьком дерматиновом чемоданчике. Небольшую стопку любимых книг и рисунков брат перевязал прочным шпагатом. В последний момент Каринэ вспомнила про зубную щётку, зашла в ванную комнату и случайно бросила взгляд на своё отражение в зеркале. Сколько же тебе лет, Каринэ? Сорок или сто? Лицо твоё увяло, душа сломлена, а на сердце смертная тоска…

Всю дорогу до Мартуни она пыталась представить себе Давида. Он – беспомощный инвалид, который нуждается в бесплатной сиделке. Ей придётся кормить его с ложки, мыть плешивую голову и выносить за ним горшки. Нет, больной человек не оставил бы свой дом в горах для поездки в Мартуни. Скорее всего, её жених – заскорузлый селянин. Он пасёт коз, делает брынзу и торгует на базаре луком. Ему требуется помощница по хозяйству, батрачка. Но она ничего не смыслит в деревенской жизни. Неожиданно Каринэ пронзила ужасная догадка. Давид – развратный старикашка, который мечтает о женщине намного моложе для удовлетворения своей дряхлой плоти и низменных страстей! Эта мысль так напугала Каринэ, что у неё закружилась голова, к горлу подступил липкий ком.

– Укачало? Потерпи, скоро приедем, – забеспокоилась Анаит, пристально всматриваясь в побледневшее лицо своей спутницы.

Остаток пути Каринэ молилась. Воспитанная в атеистической среде, она каким-то непостижимым образом нашла слова, с которыми впервые в жизни обратилась к Богу.

– Господи, – шептала Каринэ, – прости, если делала что-то не так. Пожалей меня, Отец небесный. Со смирением и благодарностью приму любое испытание, но умоляю, сохрани мою душу! Я не вынесу позора, не смогу жить…

Из её глаз градом катились слёзы.

– Успокойся, мы приехали, – Анаит торопливо вытерла носовым платком её опухшее от слёз лицо.

– У автостанции в Мартуни под навесом одиноко стоял старенький мотоцикл с коляской. На скамейке скучали несколько пожилых женщин с сумками. Они ожидали рейсовый автобус.

– А вот и Давид! – встрепенулась Анаит при виде выходившего из здания станции мужчины. Он держал небольшой, свернутый из газеты кулёк. Каринэ даже не пыталась рассмотреть своего будущего мужа. Ей вдруг стало невероятно стыдно. Зажмурившись, подумала: хорошо бы прямо сейчас провалиться сквозь землю.

Кто-то взял её за руку и усадил в коляску мотоцикла.

– Это совсем рядом, – голос Анаит звучал словно издалека. Следующие несколько часов Каринэ запомнила плохо. Её куда-то везли, потом вели, что-то невнятно объясняли. Дрожащей рукой она расписалась в толстой книге. Каринэ боялась поднять глаза, была совершенно уверена – все с любопытством смотрят на них с Давидом. У Каринэ жутко разболелась голова, в горле пересохло. Сколько будет длиться эта пытка?

– Слава богу, всё прошло отлично, – наигранно весёлым тоном сообщила Анаит. – Езжайте с богом!

День клонился к вечеру, когда Каринэ наконец довезли до её нового места жительства. Пока Давид закатывал мотоцикл в сарай, она с опаской огляделась вокруг. Крепкий дом с высоким цоколем из массивных гранитных глыб стоял на вершине пологого холма. Справа – обширный луг, слева – небольшая сосновая роща. На горизонте виднелись горы с белыми полосами снега на склонах. А внизу за деревьями раскинулся Севан. В его жемчужно-синей воде отражались неторопливые облака. Давид поднялся на веранду, распахнул дверь и жестом пригласил её зайти в дом. Естественное женское любопытство отвлекло Каринэ от мрачных мыслей. Внутри был запах пыли и тоскливого одиночества, как в жилище, давно не знавшем заботливых женских рук. Давид куда-то вышел, а Каринэ в изнеможении присела на стоявший в углу сундук и… провалилась в сон.

Она проснулась под утро. От неудобной позы ныло всё тело. Её чемоданчик стоял рядом. Стопка книг обнаружилась на столе в соседней комнате. Там же она нашла чашку с холодным кофе и блюдце с шоколадными конфетами. Полупустой кулёк из газеты лежал рядом. Неужели Давид специально ходил в буфет на станции, чтобы купить для неё дорогих конфет? Стараясь двигаться как можно тише, Каринэ взяла чашку, открыла дверь и вышла на веранду. Её поразила удивительная тишина и невероятной чистый прохладный воздух. Ночное небо светлело. Где-то за горами неторопливо всходило солнце.

– Ты простудишься, если будешь стоять босиком, – услышала она голос Давида за спиной, – Пошли завтракать, нужно выпить чего-нибудь горячего!

Козья брынза, лаваш и чай с мятой и медом – восхитительная еда! Каринэ вспомнила, что почти сутки ничего не ела.

– Вкусно? – Давид спокойно наблюдал за ней, сидя напротив. Каринэ смутилась, торопливо кивнула. Впервые их взгляды встретились. У него были седые, по-солдатски коротко стриженые волосы, усталые глаза и сильные руки с красивыми длинными пальцами.

«Он не похож на человека, которому восемьдесят лет, – подумала Каринэ. – Он вообще не похож на деревенского жителя. Кто он?».

– Умеешь доить козу?

Вопрос был таким неожиданным, что Каринэ чуть не поперхнулась чаем.

– Нет, но если нужно – научусь!

– Теперь ты здесь хозяйка. Идём, покажу твои владения.

Видимо, когда-то в этом доме жила большая семья. Каринэ попыталась представить себе его бывших обитателей. Вот здесь находилась спальня женщины. Кровать на гнутых ножках, изящная тумбочка с резными дверками, зеркало в старинной раме и… тягостная пустота. Ни занавесок на окнах, ни милых безделушек и вышитых подушечек. Хозяйка покинула это жилище давно, не оставив даже запаха. В соседней комнате жил подросток. Он испачкал чернилами стол, на спинках стульев вырезал средневековые гербы и лазил на улицу через окно. На подоконнике имелись характерные царапины от ботинок. На пороге следующей комнаты Каринэ замерла от удивления. В воздухе стоял едва уловимый запах масляной краски. Так пахнет в мастерской художника. Догадка подтвердилась. Сверху на шкафу лежала стопка покрытых пылью этюдов. Третья комната была пуста, лишь ящик в углу, где валялись шахматные фигуры и две толстые общие тетради с конспектами лекций. На одной было написано – «Аэродинамика», на другой – «Двигатели внутреннего сгорания». В доме имелась кухня с большой печкой и комната Давида, которую он называл «кабинетом» – полки с книгами, рабочий стол и тахта, накрытая серым одеялом. На чердаке в большой плетёной корзине Каринэ нашла скатерти, занавески, коврики и даже салфетки с тончайшим старинным кружевом.

Два незнакомца под одной крышей. Словно одинокие планеты на параллельных орбитах. Утром Каринэ варила кофе и относила в кабинет Давида. Днём они встречались на кухне за обеденным столом, обменивались несколькими маловажными фразами. Затем Давид возвращался к себе в кабинет, а Каринэ принималась за работу. Она тщательно выскоблила деревянные полы, смазала скрипучие дверные петли, вымыла окна, расставила на подоконниках букеты полевых цветов. Дом ожил и чутко откликнулся на её заботу. Он заполнил комнаты благодарным светом, бережно сохранял прохладный запах свежевыстиранных занавесок, уютный аромат домашнего печенья и молотых кофейных зёрен. Каринэ научилась доить козу, печь лаваш и собирать дикорастущие травы.

Приближалась осень. Горы нахлобучили на свои вершины белоснежные папахи. Пронизывающий до костей ветер яростно гнал холодные тёмные тучи. В то утро она как обычно поставила на стол в кабинете чашку кофе, но не ушла, а украдкой заглянула через плечо Давида. Она думала, что, как все бывшие фронтовики, он пишет воспоминания о войне. Но на столе были разложены листочки с текстом на непонятном языке.

– Вот, пытаюсь сделать перевод Илиады Гомера на армянский язык, – объяснил Давид.

– Думала, ты мемуары пишешь…

Его губы тронула слабая улыбка:

– Таким, как я, мемуары писать не положено!

– Почему? – испугалась Каринэ.

– Я служил шифровальщиком при штабе армии.

– Давид, – осмелев, спросила Каринэ, – Разве Гомера не переводили?

– Переводили, но не совсем удачно…

– Откуда знаешь древнегреческий?

– До войны преподавал в Ереванском университете. Вот послушай: «Здесь на троянском берегу и меня, возвратившегось с боя в доме отцов никогда ни Пелей престарелый не встретит…».

– Скажи, а твоя семья… где? – осторожно поинтересовалась Каринэ.

– Не вернулись из боя. Не будем об этом говорить…

После мучительной паузы Давид неожиданно спросил:

– Скучно в этой глуши?

– Ни капельки!

Она действительно не тосковала ни по матери, ни по Еревану, ни по школе, в которой проработала почти пятнадцать лет.

– Завтра воскресенье, давай в Мартуни съездим, – предложил Давид.

– С удовольствием! Заодно куплю корицы и кофе.

Этот удивительно тёплый осенний день в Мартуни! Они с Давидом сходили в кино, купили на рынке нужные в хозяйстве мелочи и уже собрались возвращаться домой, когда увидели цыган. Под бойкие звуки скрипки на импровизированной сцене плясали женщины в ярких пышных юбках. Тучная усатая старуха с глиняной трубкой в зубах продавала самодельные бусы и медные браслеты. Шустрые ребятишки с визгом носились между зрителями. Кто-то дёрнул Каринэ за рукав. Смуглый кудрявый цыганёнок лет четырёх молча смотрел на неё снизу вверх. В грязном кулачке он держал замусоленный огрызок бублика. Каринэ заботливо вытерла носовым платком нос и чумазые щёки малыша, забрала бублик и вложила в его руку шоколадку.

– Эй! Ты что делаешь? – сердито закричала на Каринэ молодая цыганка. Но, подхватив мальчика на руки, цыганка неожиданно расхохоталась.

– Понравился мой сын? Скоро у тебя такой же будет! А ты, – обратилась она к Давиду, – прекрати горевать! Мёртвых нужно отпустить…

Продолжая смеяться, цыганка вместе с ребёнком исчезла в толпе.

В тот вечер Каринэ узнала, как погибли сыновья Давида, как, получив последнюю похоронку, от горя умерла жена.

– Господи, как же ты жил здесь один все эти годы?! – прошептала Каринэ. Она подошла к Давиду, крепко обняла, прижала его седую голову к своей груди и, глотая слёзы, прошептала:

– Знай, всегда буду рядом с тобой, и сделаю всё, чтобы ты был счастлив.

Их первенца они назвали Ахиллесом. Так решил Давид. Каринэ восприняла появление ребёнка как Божью благодать, как чудо, в которое с трудом верила. Она подходила к большой плетёной корзине, в которой спал младенец, и с благоговейным умилением рассматривала его крошечные пальчики, круглые розовые пяточки и едва сдерживала слёзы. Так и плакала бы от счастья с утра до вечера. Появление у таких пожилых родителей ребёнка многие посчитали случайностью, но через два года родился второй сын, которого отец нарёк Гектором.

– Прошу тебя, Давид! – взмолилась Каринэ, – тебе ли не знать, что Ахиллес и Гектор были заклятыми врагами. Ахиллес заставил Гектора три раза обежать вокруг Трои, прежде чем убил его!

– Мои сыновья будут дружить, вот увидишь.

Однако крепкие, рослые мальчишки дрались по любому поводу. Это очень огорчало Каринэ. Работая не покладая рук, она совершенно не чувствовала усталости. Материнство укрепило её дух, предало телу невероятную силу и работоспособность.

Когда Каринэ почувствовала, что беременна в третий раз, то с уверенность заявила – будет девочка! Назовём её Тируи – хозяйка. Дочь станет утешением нам в старости. Удивительно, но Каринэ стала воспринимать Давида, как своего ровесника, словно прожила с ним долгую счастливую жизнь, в которой, как в доброй сказке, любящие супруги обязательно должны умереть в один день.

Старая деревенская повитуха ловко завернула в тёплую пелёнку орущего младенца и с улыбкой изрекла:

– Давид, вот и третий сын к тебе вернулся!

– Мать троянских героев! – торжественно произнёс Давид, взяв на руки новорождённого. – Как назовём этого сына?

– Только не Одиссей! – попыталась пошутить Каринэ. – Не хочу, чтобы всю жизнь он скитался по миру…

– Тогда пусть будет Гомером!

…Когда Ахиллесу было шесть, Гектору четыре, а Гомеру не исполнились и двух лет, умер Давид. Пошёл рано утром подоить козу. Там в сарайчике и нашла его Каринэ. Как она выжила, вырастила и дала образование сыновьям – отдельная история! Она пасла коз, делала брынзу и торговала луком на базаре в Мартуни. Мыла коридоры и туалеты в больничных корпусах, ухаживала за лежачими инвалидами. И всегда находила время для молитвы: «Господи! Я понимаю, что для мужчины внешность не так важна, как для женщины. И всё же, пусть мои сыновья будут похожи на Давида…».

Ахиллес с детства мечтал стать моряком, непременно капитаном дальнего плавания. Каринэ собрала денег и отпустила его учиться в Одесскую мореходку. У Гектора в начальных классах обнаружили уникальный музыкальный слух. Она определила сына в интернат для особо одарённых детей в Ереване. В любую погоду раз в неделю Каринэ приезжала к Гектору с гостинцами. Каждому ребёнку важно чувствовать, что его любят и помнят. Заметив у Гомера тягу к рисованию, она стала учить его, и сын без труда поступил в Академию художеств. Сыновья Каринэ выросли успешными, творческими личностями.

 
…Мы подъехали к армянской церкви, вышли из машины и сразу оказались в толпе нарядных улыбающихся людей.

– Сегодня крестины внучки Ахиллеса? – спросила я шёпотом у Арпеник.

Подруга утвердительно кивнула, и решительно повела меня за собой. Кого я ожидала увидеть? Измождённую сгорбленную старушку или…

– Каринэ-джан, хочу познакомить тебя с моей подругой…

От неожиданности я растерялась. Передо мной стояла удивительно красивая пожилая дама. Поверьте, такого одухотворённого, выразительного лица я не встречала давно! Тонкий с горбинкой нос, большие серо-зелёные глаза, высокие скулы и седые вьющиеся волосы, собранные на затылке в тяжёлый узел. Древние греки рисовали таких женщин на вазах и амфорах, высекали их царственные лики на мраморе, посвящали им гимны! Говорят, что в двадцать лет у женщины то лицо, которое дала ей природа, в тридцать – которое вылепила ей жизнь. Ну, а после шестидесяти – то, которое она заслужила. Добавить нечего. Воистину, такую красоту нужно заслужить!