БОРИС ФАБРИКАНТ

ОСТАТОК СЛАДОК

***

Это графика – дерево/снег
С тонким светом прозрачного солнца,
Мне оно не зажмурило век
И спешит отразиться в оконце
Древней, доброй, забытой избы
У примёрзшей к метели берёзе,
От которой немного ходьбы
До сосулек, ми клавиш мороза.

Забираешь картину и прочь
В городскую початую ночь,
Где на многоэтажной избе
Каплют ключики к новой судьбе,
Где любою порой годовой
Наша жизнь отбивает начало.
Льётся время водой дождевой,
И усталый судья боковой
Честно счёт доведёт до финала

***

Картинки дня, короткие, простые,
летят быстрей – осенний сериал.
Так скорые идут полупустые
вагоны на заброшенный вокзал.

Оконные короткие просветы,
и двадцать пятый кадр не разглядеть,
и перегоны повторяют этот
короткий фильм – рождение и смерть.

И ложечка, дрожащая в стакане,
и полотенца вафельный узор,
о жизни и начальстве, и обмане
полночный бесконечный разговор.

Столбов касаясь, речки, крыши, скоро
на запад убегающий рассвет
затормозит, и выбрав этот город,
помашет на прощание сосед.

А площадь привокзальная хрома,
как все велосипедные педали,
а дальше разбегаются дома
и открывают сказочные дали.

А рельсы телефоном проводным
звенят ещё с минувшего вокзала,
и новое кино по выходным,
день первый, день второй, а днём седьмым
опять всё начинается сначала.

Опять и на закате, на рассвете
герои фильма плачут и поют,
и зрители и радостные дети
глядят и по секрету узнают,
что не погибнут никогда на свете

***

Где небес распахнутая книжка,
солнце водит пальцем по словам.
На земле качается мальчишка,
это он всё так нарисовал.

А ещё мечта летает в стае
по ночам, пока не засекли.
Сердце обрывается у края
сбоя притяжения земли.

Там увидеть можешь, что захочешь,
а потом попросишь позабыть.
Как понять слова – что было мочи?
Где узнать, а кто же волчья сыть?

Ведь у нас теперь другие сказки,
замки, флаги, жёны и страна.
Все пейзажи в акварельной краске.
На миру опять и смерть красна.

Ранним утром открываешь двери,
будто улетаешь навсегда.
Хочется кому-нибудь поверить,
что ещё воротишься сюда

***

Как серебряной нитью шито,
Тридцать буковок нанизал.
Это чётки, а может, сито
Узелочками завязал

День отсвечивает туманом
И сдувает его, любя.
Просыпаешься слишком рано,
Ничего ещё нет для тебя.

Ожидание, ожидание,
Перекатываются года,
До прощения, до прощания,
До свидания навсегда.

Ты стараешься в каждом случае,
Собираешь своё тряпьё.
Ты не хуже живёшь, не лучше,
Чем Георгий и змей, и копьё.

Разбегается ртутью правда,
Не нанизывается на нить.
Как опасно добиться права
Жить

***

Сорока галкой помечает день
На облаках – прозрачный календарь,
Ход времени, как солнечная тень,
То понедельник, вторник, то январь.

Как будто старый эпидиаскоп
Картинки проецирует с небес,
Снегурочек, волшебных антилоп
Из вечной жизни сказочных чудес.

Мир обустроен: утро, день, зарплата,
Моря, леса, семейная постель.
И даже можно пересечь экватор
Как место склейки вод и всех земель.

И шар земной, годам ведущий счёт,
Ни разу не открученный назад,
С нас по тарифу дань за жизнь возьмёт,
Даст бонус – две монетки на глаза

***

Хорошие стихи – тончайший скальпель.
Над чашкой Петри школьный микроскоп,
Разрез арбуза из медовых капель
И под сугроб подтаявший подкоп.

Забытый звон несбывшейся печали
И ожиданье счастья в пустяке,
Когда обычный день в своём начале
Случайно сдёрнет тень на потолке.

И нет пока предчувствия финала,
И даже вечер не видать вдали.
А каждая минута как начало,
И горизонт бескрайнее земли.

И долгий вдох, похожий на движенье
Плода с ветвей на жёлтый горицвет,
Так отсекает день, что продолженье
Всего, что будет, видно на просвет

***

Нарочно в полуночной
Таинственной тиши
Так громко сердце бьётся
Вино красиво льётся
И с прописной и строчной
Все песни хороши

И кажется так было
Всегда тому назад
И ты его любила
красивые глаза

И не было печали
И не ждала беда
Вокзалы засыпали
Гудели поезда

И этой жизни ладной
Казалось нет конца
И ты такой нарядный
И я красавица

***

Будто призраки, вещи из памяти, из-под руки
рассмотри, не вставая, до штампика, трещины, капли,
так мышиные бродят в лесу по ночам огоньки,
над водой молчаливо летают дежурные цапли.

А рисунок изогнутой шеи – отличие, либо
ключ к простору, закрытому грешному оку людскому.
Вдоль протоки стена камышей отражает изгибы
буруна, отразившего солнце, идущее к дому.

Мы за ним продвигаемся, лодка толкает волну,
а деревья у края висят в отражении неба,
и закат под корнями, стихая, уходит ко дну,
завтра только восход, а закат – и не будет и не был.

Вещи в доме из прошлого – собранный жизнью осадок,
крошки памяти, в сказку ведущие тайной дорогой.
Ведь остаток, по старой забытой пословице, сладок.
Не продай, не дари, не забудь, сохрани и не трогай

***

Ходят смертные, ходят в церкви,
незаметные тянут цепи
от земли они и до Бога,
не длинны и не коротки,
и за каждым идёт дорога,
не рассмотришь из-под руки.

Им ночами в постели снится
одинокая в небе страница
на неведомом языке,
и летают люди, в руке
узелок небольшой холщовый
с чём-то взятым для жизни новой

из прошедшей, где были живы,
что болело у них, зажило,
и летают теперь далеко.
Только спящим глядеть нелегко