ВЛАДИСЛАВ КИТИК

СТИХИ МЕНЯ ОСТАВИТЬ НЕ ХОТЯТ

БОТАНИЧЕСКИЙ

С утра был весел, а теперь грустит,
Глядит, уняв бузинную жалейку,
Как, взяв метёлку, ветер норовит
Расчистить хмарь с нехоженой аллейки.

Вздыхая, как живое существо,
Он был, но не хотел быть просто садом
И сделался нескучным оттого
С листвой, её кругами и glissando,

С избушкой, что стоит особняком,
С особняком старинным и неброским,
С не менее лирическим дуплом,
Чем то, где прятал весточки Дубровский.

Да и о нас намного больше нас
Казалось, знали ясени и кедры,
Когда скрывал просмоленный каркас
Биенье сердца в ксилофонных недрах.

Сад не внимал ни числам, ни годам,
Но понимал за жёсткостью ограды,
Что растекаясь мыслью по ветвям,
Он лишь приблизит сумерки распада.

В кругу трамвайных трелей и орбит
Он, тишиной укрывшись с головою,
По-детски притворялся, будто спит,
Чтобы его оставили в покое.

***

Самый старый мёд из когда-либо найденных,
имеет возраст 5000 лет.
                                                  Википедия

Дай мёду мне, звенящая пчела!
Крылатый мускул в небе золотится,
Объятия раскрыла медуница,
Вонзается волшебная игла
В душистый ковшик.
                              И нектар искомый,
Мастеровым сноровистым народцем
Из рода легкокрылых насекомых
Добытый, по усам и пальцам льётся
Уже пять тысяч лет.
                              Пчела умрёт.
Приходит преходящее… Но мёд
И мухи – это остаётся.

***

Галка крикнула, откликнулась ветла.
Медь вибрирует. Звонят колокола.
Пьёт барбос из лужи, остужает вой.
Рыжий хвост метёт по стрелке часовой.
Стен застенчивость, но – сглажены углы,
От метелей давних злы вихры метлы.
Счёт событий начат с чистого листа, –
Отзвук мысли подноготной: неспроста!
Что ещё?
Забыли мячик шалуны.
Жук ползёт, нашив на спинку галуны,
Босиком по кочкам прыгает тропа,
Сбоку свалка. Ну и что: любовь слепа!
Проникает в суть репейника пчела.
Отирают пот с чела колокола,
Тишина с морскою солью пополам,
Самолёт оставил в небе тонкий шрам.
Приглашают в гости пятого числа.
Вроде – всё!
Минута жизни истекла…

ПРОГУЛКА

Настал свой час – назначил свой порядок.
На склонах осень выпала в осадок,
На Пушкинской октябрь, и на бульваре
Октябрь.
             Я, этой данности частица,
Эстетствую, любуюсь продавщицей,
Представив в северянинском муаре.

Иду, опальным золотом шурша,
Грош за душой докажет: есть душа!
Лишь хлеб небесный дан по птичьим крохам.

Я не спляшу под дудку скомороха,
И мировых проблем не разрешу.
Я только возглас. Продолженье вдоха,
И выдоха.
Чем море не эпоха?
Бездельничаю. Денег не прощу.
Спускаюсь к морю. Думаю. Дышу…

***

Ночь осыплет звёзды – только задень, –
На секреты поцелуйной скамьи.
На досужую сверчков дребедень,
Не дающую побыть в забытьи.

Дверь плечом упрётся в чёрный засов,
Завертит над лампой шар комарьё,
Я на стук твоих ночных каблучков,
Невзначай открою сердце своё.

Переулок, битый шашелем лет,
Где мгновения клюют сизари.
– Что нас дальше ждёт, – спрошу, а в ответ:
– Проживи здесь жизнь и сам посмотри.

Каждый раз, когда не спится, я – там,
Но завидовать себе не велишь
Опускающимся с неба домам
Под седыми парашютами крыш.

Мы искали здесь с тобой маков цвет,
Приходили здесь любить тишину.
Переулок мой, которого нет.
Загляну в его глаза – и тону.

ПИСЬМО ОДНОКЛАССНИКУ

Стены цвета мамалыги. Закуток.
Жарят скумбрию. На кухне ждут гостей,
На крыльце секретом делится замок,
Двор парит на крыльях белых простыней,
Врос в сознанье каждый школьный позвонок.
Под насмешливый укор кариатид
В два шага крылечко – болевой порог:
Образ мыслей, как коленки, в кровь оббит.
Здесь осталось жизни более, чем лет,
А судьба длиннее календарных дней.
Скрыт прошитый белой штопкою секрет:
Друг для друга мы, чем дальше, тем нужней.
Приезжай, повспоминаем, посидим,
Свесим ноги в море с краешка весны,
И через плечо обратно поглядим,
Как сбежавшие с урока пацаны.
Выдув памяти заначки из углов,
Засвистят в четыре пальца чердаки.
Время милостиво, возраст не суров,
Стихли грозы, свесив радуг языки.

***

Горячей линзой выгнутый зенит.
Потемкинская лестница. Гранит.
Зачем-то с вечера невозмутимо море.
Как в оркестровой яме, порт лежит
В оправе берегов.
                           Маяк в дозоре
Зачем-то щурится на мельтешню хамсы.
Прямая речь причальной полосы
Наводит на швартовщиков дремоту.
Здесь белый свет сошёлся клином отчего-то,
И меркнет легкомыслие острот,
И отступает боль глухонемая.
Вот так и сам, не различая нот,
Ты, задыхаясь, музыке внимаешь.

***

Скрип открываемых ветром ворот,
Колья ограды на страже запретов.
Лето – без меж. Но проходит и это,
Думая, что никогда не пройдёт.

А листопад уже сводит с ума,
Блажью, сквозным потрясением, вспышкой.
Как заклинанье, на листьях кайма
Медью чеканена. И передышки,

Сколько б ни чаялся, не даёт.
Осень лишь стрелки назад переводит.
Так говорится, что время идёт,
А посмотреть: не прощаясь, – уходит.

Что остаётся? Немое кино
Памяти, – дальше смотреть без тапёра, –
Далью намоленное окно,
Письменный стол со всегдашним укором,

Карего чая спадающий зной,
И с уплывающей в лодочке утлой
Паузой – игры в гляделки с Луной,
Где всё равно побеждаешь под утро.

***

Пальто семисезонное надев,
Неведомо куда уходит день.

Оно висит на вешалке пространства,
В воде не мокнет, не горит в огне,
Завидуя такому постоянству,
Стихи приходят за полночь ко мне
Под лай собак, под грубый гул брусчатки,
Летящей под колёса лихачей.
И пробуждённый замысел в зачатке
Как будто мой, но всё ещё ничей.

Так откровенно голову морочишь
Себе, чтоб хоть понять, чего ты хочешь.
Послать бы их, куда Макар телят
Не гнал,
            чем переделывать и править,
А после разочароваться,
                                     да ведь
Стихи меня оставить не хотят.
И я в ответ их не могу оставить.