НАПУТСТВИЕ
цикл
А.
Он стал бы священником призрачным, если
Сыграл по-другому весёлый жонглёр,
Но жёлтую жизнь посадили в то кресло,
Где каждый - художник, поэт иль актёр.
И часто упрёки его посещают,
Что в чуждое кресло, не зная, попал,
И каждая карта ему предвещает
Стремительный спуск на сетчатку из шпал.
А он что не день всё просторней и выше
Порхает в молнистую бурную высь,
И солнечным воздухом аура дышит,
И все орхидеи за ним понеслись…
Никто из людей не подал ему руку,
И крыльев пластмассовых не подарил,
В подарок просили и солнце, и вьюгу,
Но тут же все перья издёргали с крыл.
Он сам поднимается к божьему свету,
И сам отмечает на небе свой путь,
А если сорвётся - поддержат поэта…
Не люди, но Ангелы Солнца. Чуть-чуть.
Б.
Буйные травы
в товарных составах,
розовозёрна на саже…
Кусторезчицы с великаньими ножницами
и злобной улыбкой
режут кусты…
Газонокосильщики явно под кайфом…
И какие вы после этого люди,
если у вас в комнате
нет места
для сирени?!
Хиппи в троллейбусах
везут, охапками заполняя
верхнюю половину
салона!
В.
Эй, ты, Народ, я, знаешь, для чего пишу?
Мой светлый гений параллелен миражу.
Бригады думателей мучались всегда:
Зачем поэты пишут строк своих стада?
Одни решили: им дано. Другие: не
Дано другого. Третьи были в стороне.
Одни считали: от веселья гром поёт.
Другие: так кричат закованные в лёд.
Твердил третьи: от тоски погнал чудак.
Четвёртые: поёт хвалу любимым так.
Твердили пятые: о Родине своей
Печёмся мы, отстаивая честь полей.
Шестые: мы печёмся о грядущих днях,
О будущем планеты и людских лучах…
А мною само собою движет только чувство,
И на губах застыло слово: Маша…
Г.
И я вижу на щёках цариц
те слёзы,
что не успели скатиться и высохли.
Они обращаются в матовую фиолетовую чешую
под глазами
и - нарастают
тысячи костяных перьев.
Это - боль цариц,
слишком тяжёлая, чтобы испариться,
и оставшаяся…
Д.
А на губах моих застыло слово: Маша…
Всего лишь слово, и не больше… Только слово…
Заклятье, крикнутое в гирло ярой сажи…
Проклятье, жаждущее смерти зверолова…
Уже давно не имя, просто слово, и значенье
Его уже не вспомнить, тьма - непокорима.
И что за ним стояло? Люди? Боги? Тени?
И связано со мною чем? - Всё скрыто гримом.
Непонятое мной звучанье крыльев робких,
Чужое, но знакомое до боли дикой…
В нём - всё моё, что было здесь, в загробной топке.
В нём - всё , что будет в зеркале с кровавым бликом…
В нём зашифрованы мои слова и роли.
Им зашифрованы веселья и тревоги…
Таинственное слово в пёстром ореоле,
Бывает, пахнет штормом тропиков далёких…
Да! Я останусь повторять его ночами,
Мечтая о затмённых пляжах в океане…
Оно кричит: "Я не хочу жить в этом храме!
Забудь! Пусти! Ну разожми темницу длани!!!"
Но это то, за что держался я все эти годы,
То, что даёт мне ощущать любовь сквозь зверий кашель…
Да, это слово - Имя Бога, Имя Бога,
И на губах моих застыло Слово: Маша…
Е.
Так
жутко
знать,
что
есть
люди,
которые
не
умеют
чувствовать
так,
как
и
я.
Но
ежели
я - один,
кто
сейчас
на планете
рыдает, то
я
не иначе как
Чудо.
Чудо-юдо,
дышащее льдинами,
лёжа на поверхности Луны…
Ё.
В период беспамятства я буду блеять:
"На кой мне я сам?" - и устану потом.
Моё разложенье - правее, левее -
В тех будках, где лонгеры рядом с вином.
Те будки - везде, где ни глянь - караваном.
Для пьяных поэтов как будто стоят.
Как жаль, что вокруг… А вокруг - столько фанов,
Что стыдно купить никотиновый яд.
Пальто набекрень. По бордюрам безлюдным
Вразвалку бредёшь, будто уличный гном.
В канун Благовещенья ищешь заблудно
Её, долгожданную будку с вином!..
Встречая таких же поэтов убогих,
Почти наизусть извергаешь свой пыл:
"Теперь я безумно брожу по дороге…
Когда-то кого-то безумно любил!"
Кикимора, как мы дошли до такого?
Что дальше! В подполье? В транзисторный цех?..
Поэтам дорога одна - от сухого
Бытья - в алкогольно-развратный успех!
Не нужно жалеть! Наравне с вдохновеньем
Для нас - опьяненье! И если пьяны,
То, значит, мы любим свои ощущенья
И чувствуем запахи новой весны!
И нам фиолетово, кто на нас зырит,
За что осуждает, советует что!..
И пусть мы не любим, а корчимся в жире,
И пусть только думаем, что влюблены,
Но целыми днями не плачем зато!
В театр кукол
пьяным в стельку
вечерком,
а?
Не нужно жалеть! Наравне с вдохновеньем
Для нас - опьянённые лонгером сны!
Когда мы хотим, то уходим в забвенье
И чувствуем запахи новой весны!
И нам фиолетово то, что нас мало,
И пусть всё - иллюзия, нам всё равно!
И пусть наша роза совсем задремала,
Но - в светлых иллюзиях мы влюблены,
А в вашей реальности вечно темно!
Ж.
Забыть о том, что в мире есть чернила,
О том, что я поэт, забыть пока.
(Поэты долго не живут, а их могилы
Похожи как одна на облака).
Истории живут и умирают
В моём рассудке, сами по себе,
Герои мозга любят и играют,
Болеют пневмонией и т. д.
Десятки крошечных миров в рассудке
Моём увлечены в водоворот,
И чтоб герои жили - сутки
Дарю им я (Ведь это - мой народ!).
Я должен создавать все дни и ночи,
Чтоб продолжали жить мои миры,
Ведь если все помрут, то скоро очень
Окоченеет мозг в тисках дыры.
Строительство моих стихотворений -
Шизофрения (высший пилотаж!),
Она мне угрожает раствореньем
И явью нарекает мой мираж…
Зачем пишу? По дьявольской привычке!
Я волокусь от слов, я наркоман!
Моя игла - давать предметам клички,
И мнимая реальность - мой дурман!
Так вот: ночей бессонных пустоделье
Забыть и отдохнуть, сойти на нет,
Понять, что есть прекраснейшее зелье,
На низменный соблазн купить билет.
И ночи посвятить иной забаве -
Ведь для неё был создан человек!
(Ведь меня поэзия - отрава,
Одна из книг в садах библиотек,
Давно изорванная в клочья, точно
Изученная мною наизусть!)
Забудьте о поэте полуночном,
Теперь я знамя страсти, а не грусть!
Ведь если я хочу, чтоб мозг взорвался
От миллионов жителей - тетрадь
Раскрыла, и тоской я накачался,
А если жить, придётся подождать.
З. СТИХОНЕНАВИСТНИЧЕСТВО
Падаем?.. Всё кончено?... Я ненавижу!
Ненавижу я стихи!
Ненавижу их за то, что с ними иже
Открываются грехи!
Ненавижу их за то, что ненавидят
И меня стихи мои!
И за то, что музу истиной обидят
Эти строки-бугаи!
И за то, что так безжалостно пленяют,
Ненавижу этот плен!
И за то, что веки влагой очерняют,
Ненавижу этот тлен!
Я последний лирик. Слышишь? Я - последний!
Я - последний идиот!
Вон, смотри-ка: догорают эти бредни,
А по музам смерч идёт!
Падаем?.. Всё кончено?.. Я - ненавижу!
Ненавижу я стихи!
Ненавижу их за то, что смерть всё ближе,
Что отца убьют враги!
И за ненависть свою страдаю полногласно,
И горю в своём огне…
Только видишь: и стихи горят прекрасно…
Почти что в тишине…
И. ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ
Во мне нет души, не ищите, я просто
Иду впереди обречённой толпы.
Какой-то ребёнок сказал: "Он - Апостол!" -
И взрослый ответил: "Посланник судьбы!"
(Не будет ни взгляда, ни слова, ни вопля.
Пусть светлая вера живёт в их сердцах!)
И что вам сказать - я не знаю, я - гоблин!
Я лучше спою вам балладу о снах!
Во мне нет души, не ищите, я первым
Иду по случайности: просто иду!
Во мне заржавели железные нервы,
Обугленный лоб потерял высоту.
Вы стройно идёте. Зачем вам учитель?
Вам нужен разведчик, чтоб ямы искать,
И первым в них падать, орать: "Помогите!",
И этим спасать вас опять и опять.
Зачем вам разведчик? Идите по безднам!
Пусть только один из идущих дойдёт!
Зато станет князем! Зато не исчезнет!..
А я… Я спою вам балладу про грот…
(Про грот, как про гроб, разукрашенный сажей…
В который зашёл и - не выйду уже…
Да-да! О любви, смертоносной, но Нашей…
Как я захлебнулся в девичьей душе…)
И я обессилен войною с дорогой.
Мне хочется спать летаргическим сном.
Пускай тот ребенок, что звал меня Богом,
Заменит меня. И исчезнет потом…