ТВОЁ ОКНО

Я всегда хожу по этой маленькой улице. Она находится в центре города, и она очень узенькая. И еще она очень тихая; я знаю, что ее обитатели называют все это - трущобами. Но здесь стоят самые красивые дома в городе.
Я люблю эту улицу.
Меня зовут Галька, мне четырнадцать лет и у меня еще есть младший братец-Сева. Я люблю бродить по вот таким улочкам-улицам. Это у меня пережитки переходного возраста. Братец, в отличие от меня, умен и сообразителен.
Я всегда ходила по этой улице и оглядывалась на это окно. Оно часто светилось оранжево-розовым. Это было твое окно. За непрозрачными шторами - там-- жила или живешь ты. А сейчас, когда я иду мимо, и по новой вижу тот же розово-оранжевый свет, то я даже радуюсь, что оно такое же безмятежное, как и раньше.
Тогда я шла мимо твоего окна, и в общем-то ни о чем таком и не думала. Ты, отодвинув охровую штору, смотрела на улицу. Наверно, ты скучала.
--Привет,-сказала я.-- а у тебя очень красивый дом.
--Я знаю,-ответила ты.-- войдешь?
И началось мое общение с тобой.
У меня вошло в привычку - проснуться, сунуть в карман два бутерброда и идти к тебе. У тебя мы долго пили чай, и ты рассказывала о себе и своей стране, ты ведь тоже фея.
И еще в твоем доме был чердак. Это же интересно.
--Давай туда залезем?-- во время одного из чаепитий пришло мне в голову.
--Да ну,-- ты поежилась в радужных крыльях, - грязно там.
--Ну пожалуйста, а?-- заныла я.- Ну покажешь мне сверху город? Я на крыше сто лет не была.
И ты довольно распрямилась.
--Пошли.
На чердаке было действительно грязно. Он и длинный и низкий, и сквозь дыры в шифере пробивались желтые лучи. Время шло к вечеру. Сюда, кажется, выбрасывали со всего дома вещи, которые было жаль выбросить насовсем. Стулья, корыта, игрушки, даже одинокая этажерка, и все под невероятным слоем пыли.
Я подошла к чердачному окошку. Открыла. Была у меня идея на крышу вылезти, да придется обломаться-- до края оказалось каких-то пол- метра. Сорваться-- раз плюнуть.
И обалдеть как красиво. Темные крыши и закат. Деревья-кружевами.
Только вниз глянуть все равно страшно, и холодок щекочет пятки сквозь кроссовки. Подошла ты. Ты всегда ходишь чуть слышно, как кусочек легкой ткани, подхваченный вздохом.
--Красиво?
--Красиво. Закрой.
--Чего?-- не подавая вида, что мне не по себе, спросила я, но закрыла. Ты молча отодвинула меня в сторону, и, глядя перед собой, толкнула маленькие дверцы.
--Смотри.
Клево. Красотень какая!
Там был день. Наверно, там всегда день. Там самое синее небо, какое только оно может быть синее, и горы облаков по нему, и еще пахнет морем. Море далеко - его не видно. Холмы невысокие, покрытые зеленым и красным. Красное - это маки или тюльпаны.
--Это твоя страна? А мне туда можно?
--Да ну. Отсюда красивее.-- пожимаешь ты плечами.
--Ну почему? Ну пожалуйста.-- я опять ною.
--Да скучно там.-- ты нетерпеливо взмахиваешь рукой.-- А как ты туда попадаешь? Крыльев-то у тебя нет.
-- Так разве же ничего придумать нельзя? А выход что, только здесь?
--Да.
Я осторожно высовываю голову. Высоко. Мы как будто на огромной скале, и если что, то лететь и без крыльев изрядно.
--И что, совсем никакой возможности? Ни одной? И ты не можешь?--вопрошаю я с безнадежностью.
--Да возможность-то есть, - с готовностью отвечаешь ты.--только мне туда не хочется. Да и тяжело это. Тебе тяжело. Мне-то что?
--А ты меня просто впусти туда и оставь.- выпаливаю я.
--А зачем?
--Но ты ведь туда не хочешь.
И ты почему-то соглашаешься.
--Ладно. Тебе надо прыгнуть. Туда. И не бояться. Когда ты будешь там, ты станешь легче, намного легче. Тогда я смогу взять тебя за руку и туда приземлить. Вот. Ну, как? Идешь?
--Да. Хорошо.-- у меня не было времени думать. Если вы когда-нибудь увидели бы эти холмы - в маках или тюльпанах. И если бы вы знали, что я никогда раньше не видела таких холмов, а может и видела, я не знаю, может, не помню. Уйти -- опять к улицам, светофорам и брусчатке? Я не боялась. Почти.
Я глядела на облака. Я падала. Я не знаю, сколько осталось до земли, когда ты все же поймала мои руки. Мы медленно опустились.
Здесь пахнет полынью и издалека медом. Ты глянула на меня и взлетела вверх. Я запрокинула голову. Ты поднималась к верхушке действительно огромной скалы.
--Я вернусь за тобой,-- услышала я оттуда. И пошла куда глаза глядят.
Я решила идти к морю. Вон же оно, за холмами, далеко может оказаться, но я дойду.
Трава здесь мягкая, и много полыни. Я на ходу провожу по сизым стеблям рукой, и теперь словно вся пропахла пряным, горьким запахом. И моря-- чем дальше я ухожу, тем сильнее пахнет морем-солью, йодом и водорослями.
--А может, проводить?-- я обернулась. Передо мной стоит низенькое, бородатенькое существо.
--Да спасибо, я уж сама как-нибудь.
--А куда ты идешь-то?-- существо подошло ближе.
--По делам, - я была кратка.
--А какие у тебя здесь дела?-- существо подошло вплотную и заглянуло в глаза. Потом взяло мою руку, ладонью вверх, и стало ее разглядывать. Поразглядывало, отпустило.
--Ну пойдем, что ли?
--В смысле? А куда?
--Ну, покажу тебе здесь все. Хочешь мой дворец глянуть? Подземный, весь из аметиста с малахитом. Я сам строил.
--Я к морю хочу.
--К морю тоже отведу. Когда-нибудь. Я тебе еще сокровищницу покажу, там этого добра... Тоже я делал. В основном, - существо глянуло победителем.
--Идем.
--А давай как-нибудь в другой раз, а?
--Да когда в другой?-- возмутилось существо. - Когда в другой-то? Я что, шучу что ли? Я ж, может, серьезно. На вот,-- существо, бормоча и чуть прикудахтывая, полезло в карман, в другой:
--На вот. Носить будешь, - и напялило мне на безымянный палец перстень, огромный, шириной в весь сустав, усыпанный камнями, а сверху еще и какой-то герб.
--Вот, сам делал. За такой перстень в вашем мире можно... Да много чего можно...
--Он огромный. И страшный. И мешает. Такие типа подарки принимать неприлично, ни от кого неприлично.
--Да я знаешь какого рода древнющего? Я ж последний Псевдиктопс! Да ты знаешь, кто такие Псевдиктопсы? Ну идем!-- оно схватило меня за палец с перстнем и потащило.
--Да не пойду я никуда!-- я все же сделала несколько шагов, попробуй не сделать, этот перстень, он же к пальцу как прирос прямо, и мы, кажется, провалились под землю, и упали на теплый каменный пол. Потомок бодро вскочил на ноги, отбежал.
--Вылезай же быстрее, на камин посмотришь.
Я, потирая ушибленные коленки и локти, вылезла. Действительно из камина. Обернулась, посмотрела и мрачно сказала:
--Такой же, как и перстень, только с розовым мрамором.
--Я великий мастер, - скромно согласился потомок. --Ну пошли дальше быстрее, тут еще много всего такого, - и потащил меня дальше.
--Ну не люблю я, когда розовый мрамор, аметист, малахит и позолота, и еще раз позолота. Особенно, когда с купидонами и розанами.-- я устало плюхнулась на плюшевый диванчик, обитый розовым бархатом с оранжевыми драпировочками, уставилась на инкрустированный пол, в звездочку и в несколько стадий уговаривания пастушки.
--Я дальше не пойду.
--Почему? Еще тридцать восемь залов и сокровищница.
--Не пойду. У меня коленки отбиты и локти. Я вообще наружу хочу. Я к морю шла.
--Да чего ты со своим морем?! Ну чего там хорошего? Вечно там чего-нибудь делается. Счастья своего не понимаешь. Повезло же тебе.
--У меня в глазах рябит.
--Ну хорошо, я понял. Ты устала. Я отведу тебя в твои покои. Отдохнешь там, все такое.
--А у меня тут и покои есть?
--Ну да. Разумеется. Я ж говорю - повезло.
--А может, ты ошибаешься, насчет везенья?
--Ни в коем случае, я никогда не ошибаюсь. Вставай, вставай.
Да, у меня действительно теперь и покои есть. Несколько огромных залов, все в том же розовом бархате, и истерическая роспись на стенах и потолке, с теми же розанами. А в последнем -- большущая кровать, кажется каменная, под малиновым балдахином и тысячью и одним золотым шнурком с него. Потомок куда-то ускакал, наверно производить ценности. За которые в моем мире... Ну вот, пошла прогулялась, как отсюда выбираться-то? И перстень этот ведь на самом деле не снимается. Прирос, и хоть ты тресни.
А двери заперты. Вход и выход здесь, кажется, только через тот камин. Вряд ли я его найду, даже если сейчас отсюда выберусь, еще тридцать восемь залов.
Я по новой все обошла, встала у зеркала.
Кошмар. Волосы дыбом, они и так безумны по своей сущности, и последний раз расческа их касалась давно-давно утром. Майка, джинсы-- все в пыли и кое-где пыльце и траве.
А зеркало-красивое, и очень из розово-розанного интерьера выбивается. Хорошо так выше меня и стекло маленькими искорками светится
--Ну, и долго ты на себя любоваться собираешься?
--В смысле?-- я оглянулась - никого.
--Ну полюбуйся, полюбуйся, красота неземная, марафет наведи, может. А то щас потомок-наследник нагрянет, а ты и не при параде.
--Ничего я не любуюсь, надо сильно. А ты кто?
--Кот в пальто. Зеркало я.
--А зеркала не разговаривают. Не умеют.
--Значит, белая горячка. Кажется тебе. Оставайся, жди потомка, может, он тебе тоже кажется.
--Не хочу я здесь оставаться. Может, ты не кажешься, а?
--Ха. А как знать? Но, может, и не кажусь.
--А как отсюда выбираться-то?
--Как, как... Иди, и все.
--Куда иди?
--Вперед. Тебе куда надо-то?
--Если с самого начала, то к морю.
--К морю нельзя. Туда никто не ходит. А если ходит, то не возвращается.
--А чего так?
--А кто знает? Никто ж не возвращался. Так ты идешь или как? Если прямо наверх, то этот твой - быстро догонит.
--А так не догонит?
--Так он же не знает, что со мной так можно. Он меня как спер, лет так много, поставил и забыл.
--А чего тогда спер?
--Он зеркала делать не умеет, а может, он просто мелкий воришка... Ну, ты идешь?
--Да иду, иду, - и я шагнула.
И снова вокруг холмы, только скала далеко. Я стою на дне не очень глубокого оврага. Ну, пойду я, что ли.
--Возьми меня на руки - за моей спиной раздался строгий голос. Я обернулась -на песочке сидел упитанный сиамский котяра.
--Ну возьми, что ли?-- уже не так строго.
--А зачем?
--Я быстро устану, если своим ходом. А тебе не трудно. Между прочим.-- назидательно и медленно-отчетливо.
--А тебя здесь только что не было.
--Я в курсе. Я ж за тобой ушел. Нет, ну в самом деле-- на руки возьми.
--А откуда ушел?
--От верблюда. Ну зеркало я! А уйти можно было только если с кем- то. Ну вот такой вот я. Поняла?
--Ну ладно.-- я опустилась на корточки:
--Кис-кис, что ли?
Кот ловко вскарабкался на плечо и обернулся воротником вокруг шеи.
--Ученый.
--Ты меня придерживай иногда, я подремать хочу.
--А чего ты человеком не мог, не могло в смысле - оттуда уйти?
--Котом, по-моему, красивее. Чего стоим?
--А куда мы идем?
--Туда. Прямо. К бабушке, которая рассказывает сказки. Я у нее жил. Пока этот твой меня не спер.
--Так ты кто?
--Ну зеркало я. Бабушке нужно было зеркало, чтобы заплетать косички. У нее косичек много - сорок две. Но просто быть зеркалом - это было скучно. И бабушка придумала кота, чтобы мне иногда можно было прогуляться. Изначально я зеркало, но не абы как, а зеркало мужского кошачьего рода. Ну ты иди, иди, скоро должны быть ступеньки и бабушкин дом.
--А она здесь как главная? Как царица фей?
--Да ничего подобного! Бабушка просто сочиняет и рассказывает сказки. А сказки потом живут. Царица фей другая, противная, такая тетка.
--А чего ты там у этого невысокого котом не стал, не убежал?
--А как бы я бежал? Там только один вход и выход-камин этот. Труба гладкая, не влезешь. Я и бродил по дворцу и каждый раз в новом месте становился зеркалом. А этот твой так еще злился презабавно! Представь - каждый раз на своей спине меня обратно пер. Я столько гномьих руганий теперь знаю, вот бабушке расскажу.
--Да, наверно весело было. А расскажи - чего у вас тут?-- попросила я.
--Живем. Ни к кому не лезем. Так я вздремну, значит?
--А много народа с тобой вот так уже переместилось?
--Отровенно говоря - ни одного. Мне как-то никто и не приглянулся.
--А я?
--А у меня выбор был? Я сплю.
Ну тоже мне бабушка! Я что, бабушек никогда не видела? Раскосые черные-черные глаза, бронзовое лицо, и вправду очень много косичек, кажется, действительно сорок две. Еще коричневые трепанные джинсы и белая майка, на майке круги и подпись- мирный атом в каждый дом. А лет ей ну двадцать пять, если я не ошибаюсь. Я дернула за хвост зеркало кошачьего рода:
--Какая же она бабушка?
--Я ее всегда называю бабушкой, - твердо и уверенно ответило зеркало.
--Бабуля! Я вернулся!--заверещал кот, сорвался с моей шеи и вспорхнул, не касаясь земляных ступенек, в маленькую-маленькую хижинку. Дверей не было, и была видна маленькая комнатка со столом, на котором, свесив ноги, сидела бабушка и что-то вязала. Еще была раскладушка.
Бабушка всплеснула руками.
--Брысь! Запутаешь же все! Неужели почтенный Псевдиктопс все-таки нашел способ от тебя избавиться? Как же у него это получилось? Да брысь же! Отвали из корзины.
--Я сам ушел. И я спас, вот ее. Коварный и хищный гном похитил невинное дитя во время прогулки, а я спас.
Кот поудобнее свернулся в корзине и замурлыкал-заурчал.
--Заходи, - кивнула мне бабушка и указала спицей на раскладушку. Потом вздохнула и стала вытаскивать из-под кота куски уже чего-то связанного.
--Я, между прочим, свитер вязала, черный. Мне бы очень пошел. А теперь все в твоей шерсти. Я же просила не лезть в корзину. - Бабушка отчаянным рывком вытащила еще один кусок.
--Сегодня царица фей, опять это самое, прибудут, со всей свитой. Я так хотела быть в черном, а ты все испортил. Возьми яблоко, о жертва гномьего коварства, в корзине, вон.
--А почему в черном?-- зеркало на секунду прекратило истошно мурлыкать.
--Они будут вечером, и я хочу рассказать что-нибудь пострашнее - бабушка попыталась рукой стряхнуть полосы белой шерсти.
--Гнать их в шею. Еще и не одна, а со всей бандой припрется, - буркнул кот.
--Она что, когда-нибудь одна приходила?-- так же буркнула бабушка- Со свитером чего теперь делать?
--А куда огрызок от яблока деть? А свитер можно лейкопластырем попробовать, может получится, - предложила я.
--Лейкопластырем? А чего, должно получиться. Давай.
Я покопалась в карманах - лейкопластырь все же был.
--Огрызки вон в ту сумку кидай, на стенке, на гвоздике висит, видишь?
--Ага.
--Единороги, когда новую корзину яблок принесут, все огрызки заберут с собой.
--А зачем они им? --я взяла второе яблоко.
--Яблони сажать будут, - бабушка наложила на свитер кусок лейкопластыря и отодрала.
--Нормально. Вся шерсть приклеилась.
--А как единороги сажают яблони?
--Делов-то! Носятся на полном скаку, и все, чего в сумке есть, оказывается на земле.
--А можно мне на царицу фей посмотреть?
--А чего нельзя?-- удивилась бабушка.
--А чего на нее смотреть?--удивился из корзины кот-Тут еще один кусок вязаный болтается, нужен?
Стало вечереть. Со стороны оврага и сверху зазвенело треском стрекозиных крыльев, как будто очень много крыльев.
--О, пожаловали- проворчал кот. --Оставайся там, я у тебя на коленях буду слушать, - это мне.
--Ну я же хочу выйти посмотреть!
--Да чего на них смотреть! Тоже мне. Ну ладно, ладно, выгляни на минутку, я подожду, хотя не должен.
Кот потянулся. Бабушка оправляла на себе свитер.
--Может, побрякушку какую надеть, на себя красивую? Слышь, ты не можешь зеркалом на минутку?
--Да ты представляешь, сколько я этим зеркалом был? Тебе меня что, совсем и не жалко?-- взвыло зеркало. --А я к тебе летел, домой, как на крыльях. А тебе просто нужно зеркало, - мрачно закончил кот и свернулся клубком.
--Ну ладно, ну чего ты, - бабушка, извиняясь, почесала шоколадно-кремовую шкуру.
--Ну понимаешь, мне действительно иногда нужно зеркало, ну хотя бы иногда. Ну на пару минуток, а?
--В другой раз. Обязательно. Всенепременно, - твердо заверила шкура.
Треск крыльев окружил домишко со всех сторон. Бабушка ойкнула, быстро вскочила обратно на стол и застыла, скрестив ноги. Я отскочила от двери и помягче прыгнула на раскладушку. Попыталась замереть, как бабушка, но меня разобрал совершенно дурацкий смех-- пришлось даже рот рукой зажать, и смирно свернуться калачиком. Кот-зеркало не без помощи когтей вскарабкался на мое плечо. Муркнул и изобразил точно такой же калачик.
А на пороге домика возникла легкая полупрозрачная фигурка. Потом фигурка уплотнилась, но не настолько, чтобы потерять свою легкость. За тонкими стенками стих треск стрекозьих крыльев. И холодные, острые, и прекрасные глазки, разумеется, в первую очередь остановились на мне.
--Ах, какая прелесть! У тебя человечий детеныш. -- Дорогая, это твое? -- фея обратилась к бабушке.
--И да и нет, прекраснейшая.-- важно, бесстрастно, и как можно дальше выпятив подбородок, отвечала бабушка.
--Чье ты, дитя?
Лапнуть чего-нибудь эдакого, конечно, хотелось. Бабушка незаметно показала мне кулак, и я, не вставая, так же важно и значительно вымолвила:

--Одинокий лист клена, подхваченный странным осенним ветром.
Кот хрюкнул--муркнул, бабушка закашлялась и подняла глаза к потолку, а фея провела тонким пальчиком по моей щеке.
--У тебя красивое и печальное имя. И мне оно понятно. Хочешь ко мне?
Бабушка опять погрозила кулаком.
--О, если бы мне знать, что будет со мной через три минуты, -- проныла я, не глядя в те же глазки.
--Удивительный ребенок... Ну посмотрим, посмотрим, что случится через три минуты.--королева хлопнула ресницами и взмахнула ладошкой.
--Входите. Бабушка сейчас начнет свой рассказ. Кир!
В комнатку впорхнула стайка таких же легких фигурок, феи быстро устраивались по углам и подоконникам.
А потом вошел он. Очень высокий и весь в черном, с гривой вьющихся, каштановых волос по плечам и грустными огромными глазами. И в руках у него было маленькое и изящное креслице.
Он вежливо поклонился бабушке и поставил креслице на пол, королева кивнула и томно опустилась на сиденье. Подперла голову рукой, щелкнула пальцами этой неземной красоте рядом с собою. Красота неземная, а точнее земная, села рядышком, просто на пол. Королева улыбнулась, растрепала рукой роскошные патлы и кивнула бабушке.
Бабушка посидела молча еще минуту и глухим угрожающим голосом начала:
--Это было давным-давно, в одной далекой и прекрасной стране, жила-была там...
Сказать, что история была так уж и интересной, так я бы и не сказала. Напоминало сказки тысячи и одной ночи, а может, это они и были? Сюжет, честно, был очень запутан, и я быстро забыла, с чего все началось, и кто и кому не так ответил, на что они крайне обиделись, и куда-то ушли, а оставшиеся начали творить совсем нехорошие дела, ну а тем временем... А тем временем кто-то шел мимо и думает, а не сделать ли и мне чего-нибудь нехорошего... И сделал.
Но эльфам и феям, кажется, было серьезно интересно. Некоторые вон даже переживают за особо полюбившихся героев, и в особо отчаянные моменты сжимают в кулачки маленькие ладошки.
Бабушка закончила рассказывать, когда вокруг домика была уже полная темнота. Только внутри был слабый полумрак-полусвет от мерцающих эльфийских одежд.
--Это была очень интересная и захватывающая история-- королева опять опустила руку на голову красоты неземной-земной -- Кир, тебе понравилось?
--Да, ваше величество. Это очень интересная история. --и улыбнулся. А голос у него низкий и чуть-чуть, самую малость, хриплый. А улыбка грустная и вежливая.
--Нам пора идти!
Эльфы повскакивали со своих мест, по стенкам побежали разноцветные зайчики, как будто посередине комнатки разожгли костер с бенгальскими огнями.
Королева встала, кивнула бабушке и вышла. Кир подхватил креслице и вышел следом. Стайками, что-то тихо-тихо напевая, упорхнули феи.
Я подождала, осторожно высунула нос за дверь. Никого.
Вернулась. Села на раскладушку, поджала ноги и уткнулась подбородком в колени. Бабушка молчала. Темно.
--А он кто?-- я наконец решилась спросить.
--А... Так.-- нехотя протянула бабушка.--Красивый?
--Красивый.-- согласилась я.--Он что, тоже эльф?
--Нет, конечно же. Человек он. Как я, и ты.
--А чего он тут?
--Нравится. Он давно здесь. Очень. Свет надо зажечь. -- Бабушка спрыгнула со со стола, пошуровала чем-то, чиркнула спичкой. На столе теперь была керосинка. Домик был маленький, света в общем-то оказалось и достаточно. Бабушка сунула спички в карман джинсов и тоже выглянула наружу. Поглядела, пожала плечами, вернулась и села на пол. Кот проснулся, и теперь, не подавая признаков мурлыканья, уставился на лампу на столе.
--А разве можно здесь вот так взять и остаться?
--А чего нельзя?-- бабушка еще раз пожала плечами.-- Он же остался... А ты бы могла здесь остаться?
--Не знаю... Вряд ли. Да и вообще..
--А он смог.-- грустно закончила бабушка.
Тепло горит керосинка. По шершавым стенкам льется маслянистый свет. И вот на пороге знакомым мерцающим пятнышком появляешься ты. Ты посмотрела на меня, сделала вид ,будто не замечаешь бабушку и спросила:
--Ты сколько времени, в курсе? Я тебя везде ищу.
--Мне пора домой...-- я глянула на бабушку, она смотрела в пол, а потом подняла голову и легко кивнула. При ребристом керосиновом свете мне показалось, что по ее щекам покатились слезы, но, наверное, мне показалось. Я встала, погладила кота, беспомощно поглядела на тебя, ты бодро выдержала мой взгляд.
--Ну, я пойду...
--Пока. Заходи.-- бабушка улыбнулась, я улыбнулась в ответ. Мы вышли.
--Давай руку. Уже совсем поздно. Что это у тебя на пальце?
--А гном тут один надел, а снять не получается.-- я почти бежала за тобой, по ногам неслышно бились травы.
--Ладно, дома рассмотрим, чего тебе тут надарили.-- Ты взлетела, тоже неслышно, неслышно, по ногам лизнул холодок. Вот и темным посреди темноты чердачное окно. Внутри ничего не видать-- дорогу искали уже наощупь.
--Ого, да уже девять! Слушай, я побегу, а? А завтра после школы сразу у тебя. Ладно?
--Ну ладно, ладно. Действительно, поздновато будет. Носило же тебя... Я же говорила. Зайди завтра. Слышишь?
--Да я зайду. Спасибо,-- я целую тебя и убегаю домой. На самом деле поздно, и я ушла из дому еще в полдень.

Первый урок я все-таки просплю. Уважительных причин у меня несколько-- во-первых, это физика, во-вторых, я и физика понятия уж слишком несовместимые, ну а в-третьих, Натальдимовна с этой самой второй причиной смиряться никак не желает, а зря. Особой неприязни она ко мне не испытывает, но и радости особой от меня тоже не видит.
Ну а потом у нас биология. Вот к биологии я и подгребу потихоньку. Хорошо, что школа рядом, всего два квартала пройти.
Стараясь идти не спеша, степенно так - знаний, мол, иду набраться, иду к кабинету биологии. Иду, правда, черным ходом, не парадным же, прямо на завуча выруливать, да еще и степенно. Не школа, а прерии, сплошные волчьи ямы кругом.
Но чуткое ухо все ж уловило хруст предательской ветки. Здесь кто-то есть! Резко оборачиваюсь-- сидит, сидит на ступеньках Маринка. Положила огромный красный рюкзак на колени, и делает вид, что ее не видно. С Маринкой мы уже кучу лет сидим за одной партой.
--Ты чего тут?
--А ты чего?
--А у меня технические и уважительные причины.
--У меня, думаешь, их нету? К биологии сейчас лучше не соваться. Лучше тут пересидеть, там у шестого класса контрольная, с торжественным присутствием на ней директрисы. Короче-- не влезай, убьет.
--Да... Не повезло парням... И чего ей не сидится?
Я присаживаюсь на ступеньки.
--Сколько до конца еще?
--Да минут десять будет. Ой, а чего это у тебя на пальце?
--Да так. Хотела померить, а оно не снимается.
--Ну-ка покажи. --Маринка вертит мою руку во все стороны.
--Да... Солидно, солидно. Прям как настоящее. Еще и герб. Таким гербом кому по раме заехать, делов будет... На любителя, конечно, предмет. У меня ж лупа есть маленькая. Сейчас достану.
Мы разглядываем герб через лупу. Герб совсем отчаянный-- папа барышень попышнее пронзают внушительных размеров двуручниками очень многоголового дракона. Потом перевязь, ну поперек щита такая полосочка, и далекие горные пики, а сверху кто-то летит, вроде птица. Вокруг всего этого веночек, а сверху корона и тряпочка.
Звенит звонок.
--Да, кольцо-- вещь. А точно не снимается?
Я делаю еще одну попытку.
--Не-а.
--Ну, повезло тебе. Ты хоть не отсвечивай особенно.
Сейчас народ повалит из классов, можно будет смешаться с толпой и проникнуть к биологии.
Биологию я люблю, на полном серьезе люблю. Я от этой большой любви уже половину задач по генетике на полгода вперед решила, до остальных руки пока не дотянулись. Маринка же к биологии относится очень и очень прохладно.
Опаньки, самостоятельная! Ну нравятся биологине самостоятельные работы. Ладно, прорвемся. Позиция у нас удобная. Прямо перед нами сидят две солидные спины, с которыми у меня соглашение-- я им биологию, а они мне ту самую физику. Сначала я решаю все, что у меня, потом то, потом осторожно передаю свою тетрадь вперед и беру Маринкину. Маринка, чтобы не привлекать особого внимания, склонилась ивушкой над листиком и рисует чертиков. Старается.
Нормально. Задачи облезлые, я знаю и поинтереснее. Хотя на той контрольной по физике впередисидящие спины меня убеждали, что ерунда полная и вообще, значит, на самом деле все относительно.
Вроде мы даже самые первые отстрелялись. Можно расслабиться. Пытаюсь снять по новой кольцо. Приросло оно, что ли?
-Интересный стиль...-- к нам поворачивается один из впередисидящих. Облокотился локтями о наш стол, вытянул ноги, и расслабился довольно решительно.
--Оно ж настоящее, не видишь, что ли!
--Разумеется.
--Оно золотое!-- угрожающим шёпотом.
--Угу. И с брильянтами. Пилите, Шура, пилите.
--Макар, иди в пень, и не привлекай к нам внимания. Отсвечиваешь.-- шипит Маринка. Макар пожимает плечами и просит:
--Дай посмотреть.
--Да не снимается же!
Поворачивается другая спина. Ничего не говорит, на кольцо глядит, переводит взгляд за окно. В окне интереснее. Скажите пожалуйста-- чего он там не видел? Опять смотрит на кольцо. Наконец важно выносит приговор-- оно из латуни!
--Ничего не латуни! Что ж выходит-- почтенный Псевдо... как его там, на меня фальшивое кольцо напялил!
--Можно проверить. - с видим знатока объявляет Макар-- нужно его бросить на металлическую поверхность. Если золото-- должен быть характерный дзвяк.
--Так не снимается же!
--Ну разумеется, не снимается. - кивает эксперт.-- вот видишь.
--А я говорю, настоящее.
После школы я пошла домой. Хотя желание идти сразу к тебе было и велико. Дома был Севка. Лежит на диване и чего-то, разумеется, подсчитывает.
--Я сейчас поем и уйду, понял?
--Посуду мыть.
Я предложила:
-- Давай пополам?
--А еще надо мусор выносить.
--Мусор выносить не буду.
Нечего этих братьев распускать. Мусор вынести-- три шага сделать. Братьев воспитывать надо-- твердой и решительной рукой.
--Я вчера выносил.
--А я вчера всю посуду отмыла. После ужина.
И хоть бы пошевельнулся. Уткнулся в калькулятор, и нет у меня одинокой брата, интересно, что он там подсчитывает? А впрочем, он всегда найдет, что подсчитать. Мусор выносить я все равно не буду.
Две минуты перед зеркалом пытаюсь причесаться-- ну и не сильно надо-то было, могу и вообще не причесываться.
Я побежала к тебе
--Конечно, не снимается. И не должно оно сниматься. Оно же обручальное. Кто его одевал, тот и снимать должен.
Я поперхнулась чаем.
--Так он же не снимет! И никогда!
Ты оставалась воплощением покоя и хладнокровия.-- Я ведь говорила, нечего туда лезть.
--Нет, ну почему? Там же интересно, и здорово. Только что теперь с кольцом делать? Всю жизнь его теперь носить? Так оно ж страшное. Да я и повода никакого не давала, чтобы он мне его одевал. Честно!
--Я тебе уже сказала. Он одел, он и снимет. Может, правда, быть еще одна возможность, но тебе она не грозит. Все.
--Значит, мне туда надо опять идти?
--А ты его найдешь? И что ты ему, кстати, говорить будешь?-- ты с интересом меня оглядела.
--Там придумаю, видно будет.-- буркнула я.
--Но без моей помощи тебе туда не попасть...-- ты улыбнулась и поднесла к губам чашку.
--И ты мне не поможешь?--у меня перехватило дыханье..
--Я подумаю...--ты еще раз улыбнулась, а потом расхохоталась. Положила мне на голову свою ладонь, растрепала волосы и легко стукнула пальцем по носу.
--Конечно, я помогу тебе. Пообещай, что вернешься хоть с кольцом, хоть без него. Обещаешь?
--Да.-- вздохнула я.
Мы снова поднялись на чердак, ты распахнула окошко. Там был тот же ясный-ясный день, с огромными белыми облаками. Я шагнула.
Я поджала ноги, опустилась на колени в траву. Секунду спустя ты разжала руки.
--А почему ты не становишься на землю, ты ведь и когда к бабушке за мной прилетала, ты земли не касалась. Почему?
--Потому что мне здесь нечего делать. Ты обещала вернуться.-- ты усмехнулась, и так быстро унеслась вверх, что мне показалось, будто ты сразу исчезла.
Я несколько минут просто сидела в траве. Я тихонько касалась пальцами мягких стеблей, осторожно наклоняла к себе лиловые головки клевера и красные маки, секунду- другую держала их у губ и носа, и отпускала. Потом нехотя встала и медленно пошла.
Где мне искать нареченного моего, я понятия не имела, так, может, он меня сам найдет?
Я шла куда глаза глядят. Впереди светлым пятнышком показалась небольшая полянка, я пошла к ней.
А посреди поляны, все так же весь в черном, спал он.
Я подошла и села рядом на корточки. Точеный подбородок уставился на облака, раскинутые руки примяли траву.
--Кир.-- сказала я шепотом. Шепотом, что бы не проснулся ни в коем случае, мне же просто хотелось произнести его имя.
--Кир.-- еще тише, чем в первый. Он открыл глаза, посмотрел на облака и перевел взгляд на меня.
--А, ты.
--Здравствуй, Кир. Кир, а в маках спать нехорошо. Можно ведь не проснуться.
--А... Мне можно. Мне все можно.-- и опять уставился в облака.
--Кир, знаешь, а мне нужно тут одно существо найти. Представляешь, оно мне кольцо одело, а кольцо не снимается. Смешно, правда?-- я пожала плечами, - где теперь его искать, не знаю, а кольцо не снимается.
--Я тоже не знаю.--Кир лениво перевернулся на живот положил висок на сдвинутые локти, без особого интереса меня порассматривал минуту, другую, потом чуть повелительно сказал:--Сядь ближе.
Я осторожно придвинулась на сантиметр.
--Ты хочешь здесь остаться?
--Нет, зачем?-- я удивилась,-- а ты здесь давно?
--Не знаю.--Кир пожал плечами. --наверное, давно.
--А тебе здесь нравится?
Он усмехнулся.
-- Не нравилось-- ушел бы.
--Вранье. Наглое и абсолютное вранье.--из маков высунулась деловитая сиамская морда, а голубые мордины глаза хищно блеснули.-- Что ему нравится, а что нет, давным-давно решила королева фей. И вообще, чего ты на него уставилась? Думаешь, у него что-то есть, кроме точеного носика и этой гривы? Это же полено!
--А, антиквариат пожаловал, кис-кис!-- Кир зевнул, сорвал травинку подлиннее и стал поигрывать ею перед кошачьим носом.
--Да ладно вам, ну чего вы в самом деле...-- слабо вякнула я.
Кот зашипел и постепенно весь выплыл из травы. Надо ж, каким он может быть пушистым! Кир в ответ расхохотался, вскочил на ноги и стал пятиться, старательно изображая панический ужас.
--Кис-кис-кис!-- Удалясь шага на четыре крикнул:--Эй, дитя ветра, луны и еще чего там, встретимся на закате у пяти берез!
Вслед раздалось оглушительное и местами торжествующее шипенье.
Кир ушел, кот демонстративно начал умываться, будто ничего и не было, но место, где лежал Кир, старательно обошел. Прошло несколько минут, и наконец-- тоном тетушки, на попеченье которой оставлена племянница из неблагополучной семьи,--Какова наглость, а?
--А чего ты о нем так?
--Как чего? А как с ним еще? Пусть знает свое место. Тоже мне.
--А пять берез-- это где?-- задала я своевременный и тактичный вопрос. Зеркало кошачьего рода прекратило умываться, на меня глянуло, подумало, и ласково так, между прочим спросило:
---А вот зачем тебе, а?
--Да так, интересно. А вдруг он ждать будет, нехорошо получится, некрасиво.
--Да что ты? Нехорошо, говоришь... Я вот к примеру знаю, что у этих берез исключительно свиданья назначаются. А не скажу. А кстати, если он пошутил? Знаешь, какое у него чувство юмора своеобразное?
--Ну тогда подойду, посмотрю и уйду, сразу же.--уверенно ответила я.
--Не скажу.--так же уверенно ответил кот.
--А я у кого-нибудь другого спрошу.
--Спрашивай.-- кот кивнул на степь,-- спрашивай сколько влезет.
--А я сейчас Кира догоню!--я вскочила на ноги.
--Ха. Вперед. Давай, давай, я тут посижу, посмотрю, если не возражаешь.
Я огляделась-- никого.
--Ну, чего не догоняешь? Уйдет же.
--Вот возьму и догоню, и найду.-- я в конце концов обиделась. Правда, было бы на что обижаться. Но я обиделась. Впереди мелькнула какая-то тень, и я уверенно помчалась к ней.
Странно, нет никого.
Но я же видела... показалось, может быть? Да нет, точно же видела! Полянку с котом я уже вряд ли найду, а если бы и можно было, все равно как-то уже не так, и попробуй вернись. А в стороне все равно мелькнула чья-то тень. И еще я услышала тихий звон колокольчика.
Сделала несколько шагов -- никого.
Тихо. Трава ходит под ветром волнами, пахнет все той же полынью, и откуда-то мятой.
Моего плеча, а потом шеи кто-то тихонько касается чем-то бархатным. Это очень нежное и ласковое касание, я не пугаюсь, хотя могла бы. Медленно оборачиваюсь, и оказываюсь нос к носу к мордочке маленького серебристого единорожка, это очень маленький единорожек, ростом он чуть пониже меня, у него огромные доверчивые черные глаза и пышные гривка и короткий хвостик. А на шее колокольчик.
--Это ты звенел?-- кивает головой. Я глажу пушистую челку. Единорожек фыркает и делает вид, что улыбается. Я, впрочем, тоже улыбаюсь.
--Ты еще очень юный единорог?--кивает.
--А я, кажется, заблудилась.-- фыркает и кивает.
--В смысле тут никто не заблуждается? А... А ты не говоришь, потому что маленький еще?--кивает.
--Жалко, а вырастешь наверно не скоро, да?-- не кивает, а берет мою руку бархатными губами и подталкивает в сторону.
--Гулять пошли? Ну пойдем, пойдем... Мне нужно кота найти. А то нехорошо получилось. Хотя ему меня найти, конечно, проще. Пошли. Куда-нибудь пошли... А ты Кира знаешь? Знаешь. А бабушку? Которая рассказывает сказки? Тоже. Ты вообще всех знаешь? Это хорошо. Потому что я, кажется, никого не знаю.
Я запустила руку в пушистую белую гривку. По траве мягко шлепали копытца.
--А ты где пять берез знаешь? А покажешь? А то мне кот показывать не захотел. А кота ты тоже знаешь? Это хорошо. А мне у вас нравится. Только я же не могу у вас оставаться, на самом деле не могу, у меня там дом, ну и все. А почему Кир может здесь оставаться? Так сильно нравится? А может, он заколдованный? Нет. И он, что навсегда здесь останется? В смысле? Не навсегда, но очень надолго, это до когда же получается? Не знаешь? Знаешь? А до когда?
Единорог остановился, замер и закрыл глаза. Я вздохнула.
--Все равно не понимаю, а если и понимаю, то, кажется, очень неправильно. Знаешь, мне очень нужно на закате попасть к пяти березам. И у меня тут еще одно дело есть... Видишь кольцо? Не снимается. Мне его тут один надел, жениться все хотел, а за него замуж не хочу. Правда, жуть какая? Ты как думаешь, я от него избавлюсь? Да... Интересно, как. Хорошо бы, а то как-то неловко.
Трава неожиданно кончилась, мы вышли к уже знакомому мне оврагу.
--А ты со мной не пойдешь? Тебе туда нельзя? Можно? А чего тогда? Дела? Надо же.
Я спрыгнула в овраг. Подняла голову, единорожек хлопал ресницами, я помахала рукой.
--А как я пять берез найду? Ты за мной зайдешь и покажешь? Спасибо, заходи. А ты меня найдешь? Точно? А как? Ну ладно, ладно... До вечера, Серебристый.
Вот и дом бабушки. Я подошла к дому и тихонько постучала пальцем по косяку. Вошла. Никого.
Все точно так же, как и раньше. Торба на стене рядом с раскладушкой, корзина с яблоками, на столе керосинка. А, нет-- я заметила, что стены кое-где разрисованы. Наверное, я раньше не замечала. Рисунки небольшие, не очень заметные. Я присела на раскладушку и стала рассматривать те, что ближе.
Оранжевый апельсин рассыпается дольками по голубой-синей траве. Бархатный пошкурок светится белым.
Куски меандра. Я провожу пальцем по правильным загибам. Подумала-- проползла греческая охровая змея.
Следующий. Это рыба. Очень красивый седой карп, а глаза у него закрыты.
В углу под самым потолком блеснуло бронзовым боком, пришлось скинуть кеды-- залезть с ногами на раскладушку. С бронзовым боком была лампа. Плоская, похожая на раздавленную чашку с носиком. Чуть дальше от лампы-- скомканный в узел багровый платок с павловскими розами. А под столом оказался белый город с минаретами и пустыней. А еще дальше, почти на полу,-- два краба.
Я пошарила рукой в торбе на стене. Яблок не было. Жалко, вкусные были. Где же бабушка? Пришлось свернуться клубком и лежать. Перед глазами встал нарисованный в пустыне город.
Белые стены. Кое-где видны пальмы, я прищурила глаза-- пальмы легко покачнулись. По белым стенам пробежали тени-- то ветер погнал облака на небе в мою сторону. От одного минарета отделилась маленькая точка и медленно поплыла к другому. Я сильнее прищурила глаза, почти закрыла,-- и точкой оказался очень изрядно потрепанный темно-синий ковер, все равно летающий. На ковре неподвижно сидела маленькая фигурка с копной черных волос, а может косичек? Точно, косичек!
--Бабушка!-- сильно далеко. Ковер важно доплыл до своей цели, фигурка поднялась на ноги, я узнала бабушку. А бабушку уже ждали. Из высокого окна выглянул кто-то высокий в черном. Я почти закрыла глаза, и увидела грустную вежливую улыбку.
--Кир!-- все равно далеко. Бабушка в ответ не улыбнулась, легко запрыгнула в окно. Ковер поплыл обратно.
И ничего. Тени от облаков пробегают по белым башням и голубым куполам, и покачиваются пальмы. Где-то тихо позванивают колокольчики, я знаю, помню, это у верблюдов в караване.
Я открываю глаза, колокольчики звенят: один из-под стола, а другой за окошком. Я потягиваюсь и просыпаюсь, сажусь, в окно сунулся знакомый серебристый рог. Еще слышны сопенье и топанье. Потом топает вдоль стены и звенит в дверях.
В комнате уже темно. Значит, дело к закату. И у меня свидание, на которое надо идти. И чего я там делать буду? Там придумаю? А если нет?
Колокольчик звенит. Пора.
Когда вечером идешь по степи и рядом топает маленький единорог, это -- очень крутая романтика. Идешь, идешь, идешь...
Пять берез вырастают неожиданно, только что не было, и вот они. Колокольчик звякает в последний раз, я обнимаю теплую шею, вздыхаю и потихоньку плетусь к березам одна. Топот копыт за спиной становится тише, тише и тише.
Пять белых пушистых свечек с крапинками, под той что посередине сидит, положив подбородок на колени, Кир. Говорит:
--Здравствуй.
--Здравствуй, Кир.-- и молчу. Потом подхожу ближе и осторожно сажусь рядом.
--Долго искала?
--Нет. Меня единорог привел.
--А...
Солнце медленно садится. Я спрашиваю, чтобы не молчать и хоть что-нибудь говорить.
--А почему нельзя к морю?
--Не знаю. Мне туда не нужно, да и не особенно хочется. Эльфам тоже без надобности. Пошли гулять.-- Кир встает и подает мне руку.
--Я знаю, что если кому-то нужно, то дойти до моря очень легко и быстро. Нужно только, чтоб было нужно.
--А откуда ты знаешь?
--У королевы эльфов был еще один паж. Кроме меня. Он ушел.-- и мы молчим по новой. Наконец Кир спрашивает:
--А как тебя вообще-то зовут?
--Галька.
--Галька. Значит, ты Галиен?
--Нет, это же не мужское... Я просто Галька.-- молчим.
--Кир, а ты тоже когда-нибудь уйдешь?
--Я? Зачем? Да и как мне отсюда уйти. Да и в самом деле... Тебе сколько там лет?
--Мне? Лет? Да столько и есть. Как это сколько? Четырнадцать.
--И ты сможешь отсюда уйти?
--А как я смогу здесь остаться?
--Ах, вот как?
--А как ты стал пажом?
--А не помню. Не знаю, пришел сюда и все. Я помню, что там мне не нравилось. И я ушел сюда.
И дальше идем. И дальше молчим. Темнеет.
--А что, здесь тебе не столько же лет, сколько там?-- Кир молчит, очень нехотя:
--Нет.
--А сколько? - кажется, не нужно было это спрашивать.
--Много. Уже.
--Так вот ты где!-- гневно раздается за моей спиной. Я быстро поворачиваюсь. Кир медленно, и я замечаю, что твой голос очень похож на голос королевы эльфов. Но это ты. Твои ноги , обутые в мягкие домашние тапочки, спрятаны в траве, и отсюда не видно, что земли они не касаются. Я знаю, что это так.
--Ты сняла кольцо?
Я смущенно пожимаю плечами, вздыхаю.
--Я так и думала, так и думала. Пойдем, пора.
Ты смотришь на Кира, он молчит, потом слегка кланяется, делает вид, будто бы улыбается. Ты переводишь взгляд на меня.
--Поторопись, пожалуйста.
Я вздыхаю.
--Пока.
--Ты вернешься?-- удивляется Кир.
--Но я же не сняла кольца.
--А...
Поворачивается, не спеша, медленно уходит. А ты подходишь, подлетаешь ко мне. и берешь меня за руку.
И вот ты и я опять пробираемся по темному чердаку, спускаемся по лестнице, еще не так уж и поздно, как оказалось. Мы идем к тебе пить чай.
Мы у тебя. На тебе незаметно меняется одежда, на тебе длинный текучий халат из мягкого шелка, расшитый лилиями и драконами.
Я сажусь на плоскую подушку на полу.
--Ну. Ты сняла кольцо?-- ты проносишься мимо, ты кусок оливкового шелка, ты маятником быстро ходишь из угла в угол. Я пожимаю плечами.
--Ну не получилось...
--Зато встретиться с этим получилось?
--Получается, получилось....--вынужденно и вяло соглашаюсь я.
--Прекрасно.-- язвишь ты. У тебя голос как у двух котов на крыше, эту же крышу не поделивших.
--Прекрасно...--бормочешь ты, останавливаясь.--Зачем ты это делаешь?
--Что?
--Ты что, хочешь там остаться? Ну, а что же ты там будешь делать?
--Но мне интересно. И все.
--Я никогда больше не открою это окно.-- чеканишь ты. Я молчу, потом гляжу на свою руку:
--А это?
--Можешь оставить на память.
Это, конечно же, глупости, но в моих ушах звенит неизвестная мне печальная и торжественная музыка. Да, на позицию девушка провожала бойца, дела.
--А зачем ты это делаешь?
--Что это?
--Да так, ничего...--бормочу я.-- ну, что я сделала неправильно, ну?
Ты сворачиваешься клубком на маленьком диванчике и смотришь в угол. По твоему лицу начинают тихо катиться слезы. Ты сжимаешь и разжимаешь в кулаки тонкие пальцы.
--Все неправильно. Все. Ты что, этого не видишь?
--Нет. Не вижу.-- тихо отвечаю я.
--Какая же ты еще маленькая.-- говоришь ты сама себе.
--Я, наверное, пойду?..
--Нет. Куда ты так пойдешь?
Мы долго молчим, но потом я все же встаю, подхожу к тебе, сажусь напротив, беру твою ладонь, осторожно кладу ее себе на лоб. Ты молчишь.
--Послушай, если, что-то не так, то это не значит, что я хочу это делать, ладно? Извини меня?
Ты плачешь.
--Все нормально.
--Я, наверно, хочу увести его оттуда.
--Это невозможно. И глупо. Глупо, я же говорю. Ему там хорошо и прекрасно, и пока ему там хорошо и прекрасно, он и будет этакой красивой картинкой из старой, редкой книжки.
--Так попытка...
--Он ничего не помнит о людях, о жизни, ничего.
--Ну чего ты...
--Это бессмысленно. Дай ему спокойно жить и слушать бабушкины сказки.
--Я не могу...--шепчу я --не могу.
--И я не могу..--опускаешь голову ты.
Больше мы об этом не говорим. Мы пьем чай, болтаем, рассказываем какие-то глупости про общих знакомых. Ты поддакиваешь, я поддакиваю. Общение сыплется, как из дырявого мешка просо. Ухожу я от тебя совсем поздно.
Утро. Сегодня суббота, школы нет. Утро раннее. Я натягиваю на руку счастливую зеленую бисерную нитку. Выхожу из дома и очень быстро иду. Твоя форточка открыта, ты, скорее всего, спишь. Я тихо-тихо поднимаюсь на чердак, пробираюсь к окну, оно закрыто. Я сжимаю правую руку в кулак и кольцом-красотой неописуемой толкаю створки. Я угадала. Там все те же холмы и день. Выхода у меня нет. Я прыгаю.
А падать не так уж и больно. Примерно как со второго этажа. Я, правда, никогда со второго этажа не прыгала, но, по-моему, должно быть так. Поднимаюсь, полынные стебли плещутся по ногам, как бы извиняясь за боль. Я иду, сначала медленно, медленно, потом быстрее. Мне надо торопиться. Мне навстречу доносится топот маленьких копыт, я уже почти бегу. Маленький единорог вписывается лбом мне в живот. Я сажусь на корточки и протягиваю единорожику правую руку с кольцом. Смотрю вопросительно. Он насмешливо фыркает, как будто говорит - это, что ли? Раз плюнуть!-- Поддевает кольцо маленьким рогом, оно легко слетает с пальца и теряется где-то в траве, мне кажется, что с шипением исчезает в земле. А на серебристом лбу загорается маленькая многолучистая звездочка бронзового цвета. Я целую звездочку и поднимаюсь. Единорожек опять фыркает, он вроде даже чуть подрос, толкает меня дальше. Я киваю и иду.
Все быстрее и быстрее. Хочется оглянуться и посмотреть на него еще раз, но у меня очень мало времени.
Наконец я добегаю до той же поляны с маками. Спиной ко мне, как всегда, весь в черном, сидит Кир.
--Кир, пошли отсюда.
Кир пожимает плечами, молчит, потом не оборачиваясь:
--Зачем?
--Кир, не надо здесь быть, идем.
--Да, вот как? Ну, пойдем.
Кир нехотя встает, подходит ко мне. Мне слегка страшно, но я протягиваю руку, правую, уже без кольца. Может, сказать, как я сюда добралась? Но думаю, что не стоит. Кир поеживается, как будто ему холодно. Смотрит на ладонь без кольца, берет. Мы идем.
--Холодно.
--Ничего. Пройдет.-- говорю я бодро, действительно, чуть вздрагивает ветер.
--Ты так думаешь?-- с иронией.
И ветер становится резче.
--Это не пройдет. Будет только холоднее.
Я держу Кира крепче за руку:
--Ты знаешь, что так должно быть.
--Я устал.
И Кир садится на колени в траву, точнее-- падает. Я, не отпуская его руки, неловко сажусь рядом. Он не решается освободить руку, может, боится? Не знаю. Ветер стих.
--Я был здесь очень долго. Очень. А как там?
--Как? Обычно.
--И этого ничего нет? Нет. Зачем так?
--Кир, идем.
--Чего ты за меня решаешь?
--Кир, идем.-- я встаю. Он тоже встает.
--Ну, идем.
Опять ветер. Уже холодный, по-настоящему холодный. На мне только ведь майка и джинсы. Я иду впереди и тащу Кира за собой. Холодно.
--Давай останемся? -- я молчу.--Давай останемся. Королева будет рада.
Я молчу. Холодно. Ветер пахнет йодом и солью, он уже такой, что от него больно ушам. Ладонь Кира как ледышка.
--Не надо. Ты не понимаешь, нет? Ты ведь не знаешь, сколько мне там лет, и вообще, кто я там. Что ты там со мной делать будешь?
Под ногами мелкий щебень и камешки. И еще слышно, как грохочут волны о берег. Я поднимаю голову, небо серое, черное. Да сейчас гроза начнется неимоверная. Кир перехватывает мой взгляд.
--Да остановись же ты!
Я крепче сжимаю руку. Мы подходим к каменистому крутому спуску, там внизу море. Темное, темное. Спуститься тяжело, конечно, но можно. Осторожно и медленно начинаю спускаться. Ноги скользят, я почти падаю, но другого спуска у нас же нет, где его сейчас искать?
На лицо падают первые капли дождя. А я неосторожно взмахиваю правой рукой, и разжимаю пальцы.
Кир останавливается, подносит к глазам ладонь, разглядывает. Тихо, облегченно вздыхает. Мы смотрим друг на друга.
--Ненормальная. Ты что, не видишь, шторм начинается?-- поворачивается спиной и уходит. Назад. Туда, к холмам.
Я бы сказала, что шторм здесь всегда только начинается. Да он это и без меня знает. Наверно, когда я все же спущусь к воде, я немного поплачу. Я продолжаю спускаться.
Чем ниже и ближе, тем сильнее оно ревет. Ветер.
Я у воды. Сыплются холодные горько-соленые капли. Складываю ладони горсткой, они сразу наполняются водой, опускаю туда лицо, я и не плачу вовсе. Сижу. Смотрю.
Теперь оборачиваюсь, нет больше крутого каменного спуска, а есть кусок городского парка, который я очень хорошо знаю. И шторма тоже нет. И туч, свинцовых, черных тоже нет.
Медленно поднимаюсь по лестницам и бреду в город. Раннее-раннее утро как будто бы и не кончалось, а впрочем, может быть, уже прошла куча дней.
Я подхожу к твоему дому.
Разумеется, ты все знаешь, не можешь не знать. Ты уже проснулась и знаешь, что я стою перед домом. Ты одела свой шелковый зелено-оливковый-питоновый халат и ходишь по комнате. Из угла в угол. Я знаю, когда ты одна, драконы, лилии и тюльпаны на твоем халате начинают потихоньку двигаться. Драконы шипят, а цветы распускаются, темнеют, съёживаются и падают. А потом из швов и желтых бликов вырастают новые дрожащие побеги и драконы на секунду засыпают, наверное, изображая ночь.
Я захожу в подъезд. Пробираюсь мимо твоей двери к чердачному окну.
Заколочено. Я провожу пальцем по деревянным доскам, многодневные, ничем не тревожимые слои пыли. Сколько же меня не было-то? И неужели действительно не было? Потом я сижу на ступеньках и думаю сама уж не знаю что. Ну думаю, и все. Поднимаюсь и иду к твоей двери. Длинно, нудно звоню.
Открывает заспанный, наспех одетый парень, спрашивает -- чего надо? Я отвечаю. Он морщится и отвечает, что переехал неделю назад и ничего не знает. И вообще половина седьмого утра. И суббота. А откуда он знает, куда переехала? Хлопает дверью.
Домой. Дома тихо, все спят. Сажусь на кровать, на столе горы тетрадей непреодолимые так и стоят. Сколько же времени меня не было?
В дверях сонное лицо -- братец.
--Куда это ты намылилась, да еще и так рано-то?
Я вздыхаю. Нагибаюсь, медленно расшнуровываю ботинки. Один, второй.
--Уже никуда. Там кофе остался?
--Не знаю, может, и остался.
--А, ну ладно, я сейчас сама посмотрю. С добрым утром.
Счастливый конец для кого-нибудь.
Я неожиданно, неосторожно взмахиваю рукой. Правой рукой, и отпускаю руку Кира.
Вот такие дела. Ноги едут вниз по мокрой глине. Дождь начался. Кир смотрит на меня удивленными прекрасными глазами, подносит к лицу ладонь, разглядывает.
--Кир, пойдем. Правда. Пора.
--Ненормальная, шторм же.
Кир пожимает плечами и отворачивается, чтобы уйти. И останавливается. Останавливвается, потому что на краю спуска стоит бабушка, которая рассказывает сказки, и в упор на него смотрит. Бабушка делает шаг. Кир отступает и опять стоит рядом со мной, и его ноги тоже скользят по мокрой глине.
Бабушка делает еще один шаг. Наши ноги скользят, сильно скользят, деваться нам некуда, и оглянуться назад страшно. Страшно оказаться к бабушке незащищенной спиной и мокрым затылком.
Мокро и холодно. Майка тяжелая и прилипшая к телу как намертво. Кир делает неосторожный шаг назад и чуть не летит кувырком, но успевает схватиться за мой локоть. Сам.
Бабушка снова шагает. Лезет, не глядя, в карман джинсов, что-то достает. Я приглядываюсь-- цветные мелки.
Молча, глядя на Кира, швыряет в ноги один мелок. Маленький, белый. Он тоненький, хрупкий, отсюда видно, рассыпается прозрачным белым облаком. А это не облако, это тот белый город с минаретами, куполами, и высокими воротами. Секунду-- и по песку плывет белая лужица.
Потом красный. Катятся апельсины, с которых на ходу сползает кожура, распадаются на дольки, а кожура встает и отряхивается смешным рыжим цыпленком. Секунду-- потекла оранжевая лужица. Синий, это бьют золотыми хвостами зеркальные карпы. Целая груда. Много.
Зеленая-- две змеи, потом они -- ящерицы. Одна как специально задерживается, чтобы посмотреть на меня черным глазом.
Желтый, к ногам подкатывается бронзовая, побитая, масляная лампа. Секунду.
А мы уже у самой воды. И волны хлопают меня по затылку холодными брызгами.
Бабушка протягивает руки ладонями вверх, дождь смывает с пальцев цветную пыль. Теперь она смотрит на меня. Улыбнулась. И медленно и устало пошла назад.
И тут меня как будто бы кто-то шарахнул по голове мешком со льдом. Я больно упала на колени. Ткнулся в плечо лоб Кира. Напоследок окатило двумя или больше ведрами воды с тем же льдом, и моментально успокоилось.
Я открываю глаза. Кусок городского парка, который я очень хорошо знаю.
Утро. В мой локоть вцепился столь хорошо знакомый мне Макар, с соседней парты, решающий мне физику, а я ему биологию. Глаза открыл-- живой. Оглядывается еще, таращится. Мокрый как лягушка, я, впрочем, тоже.
--Ну что, пошли, что ли?
--Ну пошли...
Не сговариваясь, мы идем к твоему дому. Поднимаемся по лестнице. Макар молчит, таращится по сторонам, периодически делает вид, что смущен.
Ход на чердак заколочен. Я провожу пальцем по доскам-- пыль с того века еще, должно быть. Спускаемся. Спускаемся. Твоя дверь, стоим. Меня прошибает мысль, что сейчас часов шесть-семь, даже если такие дела, ну неприлично как- то. Смотрю вопросительно на Макара, он на меня.
--Рано все-таки.
--Давай потом. Пошли ко мне пока.
--Пошли.
Прокрадываемся домой, в мою комнату, захватив на кухне кофе с какой-то едой.. Я ставлю чайник.
Макар цапнул книжку и с интересом оглядывает разгром на столе. Я сую ему в руки еду, и частично переношу разгром со стола в стол. На грохот в дверях появляется сонное лицо. Братец.
--Куда это вы намылились?
--Уже никуда. Не видишь-- завтракаем.
--Очень хорошо. Кофе оставишь. А откуда он взялся?
--Он мне термодинамику объясняет. Ты не поймешь.
--А... ну, я пошел.
--Заходи, если что.
--Сильно надо.
Он освоился окончательно, строит бутерброды в восемь этажей. Мог бы и мне построить.
--А майонеза нет?
Не знаю, смотреть надо. И зачем это надо-- майонез на бутерброд? Чистой воды излишество. На, вот он твой майонез.
--Спасибо.-- не отрываясь от книжки.
Я забираюсь в угол кровати с ногами, смотрю, как это чучело цапает еще одну книжку и засыпаю.