Конан и Веселые Горнисты

Пролог

"... Дикий рев вырвался из мощной груди варвара. Дважды блеснул тяжелый аквилонский меч, и двое упали на камни ущелья с разрубленными головами. Конан огляделся сквозь кровь и пот, заливавшие ему глаза. Противников становилось все больше, они словно бы множились, вырастая из-под земли. и теснили киммерийца к краю пропасти. Рана на лбу снова закровоточила, черные волосы мигом намокли в крови. Конан понял, что долго не продержится. Он снова издал боевой клич атакующих варваров, и нападавшие шшарахнулись от этого жуткого рычания. Конан прыгнул вперед, бешено работая мечом, сокрушая латы, разбивая головы, отсекая конечности. Отчаяние придало ему сил, и не успело еще смолкнуть эхо его вопля, как он пробил себе дорогу к пещере. Немногие смельчаки, последовавшие было за ним в темный провал грота, пали под ударами меча прежде, чем успели сообразить, что произошло.

Конан вытер лезвие меча о плащ одного из мертвецов, и выпрямился. С головы до ног его сотрясала нервная дрожь. Таинственная пещера, в недрах которой скрывались сказочные сокровища, лежала перед ним. Инстинкт подсказывал варвару, что в темной пугающей глубине таятся не только драгоценности, но и пара-другая крупных неприятностей. Однако не в праилах киммерийца было отступать с полдороги. К тому же у входа его поджидали два десятка хорошо обученных, полных сил воинов.

Конан решительно шагнул в узкую щель прохода. Он осторожно пробирался вперед, выставив на всякийй случай перед собой острие меча. Впереди замаячил зеленоватый свет.

-- А, нергалово отродье,-- сплюнул варвар.-- опять нечисть...

Зеленоватый сумрак впереди склубился в огромную фигуру не то человека, не то гигантской обезьяны. Киммериец мягко прыгнул к демону, на лету замахиваясь мечом..."

Егорка перевел дыхание и закрыл книгу.

-- Дальше!-- потребовали пацаны. Никто не спал, все лежали тихо-тихо, чтобы не нагрянули вожатые, и слушали повесть об очередных приключениях легендарного киммерийца.

-- Все,-- виновато сообщил Егорка.-- батарейка села, ничего не видать. Завтра подзаряжу.

-- Спать давайте,-- сладко вздохнул Лешка.-- Остальное во сне досмотрите...

И тогда Юрик тихонько сказал:

-- Ребята, вы гляньте...-- и показал за окно, туда, где в темноте мерцало озеро.

На фоне блестящей воды четко вырисовывался мощный силуэт.

-- Я тебе точно говорю, Сашка, там была острога вот такая, метра полтора, и это, как его, кострище. И следы повсюду-- он там веток нарубил, спал на них, наверно. Он там всю ночь провел и нарочно все так и оставил. Он сегодня опять придет.

-- Да с чего ты взял?

-- А острога?

-- Далась тебе эта острога... Ну хоть какая она из себя?

-- Какая, какая... Тяжеленная, наконечник железный и острый, прямо как бритва. Он бы ее просто так не оставил. Точно тебе говорю, он сегодня опять придет.

Сашка вздохнул. Ну почему меня там не было? Вот бы самому все рассмотреть обстоятельно, потрогать, разобраться как следует. Наконец-то хоть что-то интересное, необычное, а ты лежи тут, как бревно, и разговаривай шепотом, чтобы Геночка-вожатый, не дай Кром, не услышал, потому что тихий час... Рехнуться можно в этом лагере, вот что. Повезло же Юрику наткнуться на стоянку ночного бродяги!

Сашка повспоминал, как они полночи наблюдали из окна за огромным парнем, просто великаном каким-то, устроившимся на ночевку у самого озера. Парень бил острогой рыбу, потом купался, потом просто сидел у костра. Они чуть не померли от зависти, особенно когда он взялся нырять... А мы тут как в тюрьме, к озеру ни шагу, за территорию лагеря ни ногой, хвост Нергала вам в зубы, ни тебе купаться, ни загорать, ни бегать, я уж молчу про подраться...

-- Сашка,-- Сашка вынырнул из омута невеселых своих дум и прислушался к жаркому шепоту Юрика.-- Он сегодня опять придет. Ну давай сходим посмотрим, а?

-- Тихо ты,-- недовольно пробормотал Сашшка.-- Геночка услышит, мало не покажется. Ладно, фиг с тобой, пойдем. Только попозже надо, когда все задрыхнут, часов после двенадцати. Посмотрим, что там да как. А ты впотьмах ту дырку найдешь?

-- Ой...

Днем-то конечно, любой дурак найдет полуоторванную доску в старом заборе, потайной лаз, проделанный в незапамятные времена узниками лагеря "Веселые Горнисты", волшебную дверцу на волю, к вожделенному озеру, а вот попробуй пробраться туда в темноте, да еще когда поблизости шныряет Геночка, копыто Нергала ему в печень...

С самого начала не хотел Сашка ехать в этот лагерь, ведь знал же, что скука там смертная, прямо как чувствовал. А тут еще и Геночка... Режим, распорядок дня, кружки эти идиотские, лекции. И ни ногой к озеру! До первого июля купаться в открытых водоемах категорически запрещено. Да к первому июля смена закончится! А солнце жарит, как в августе...

Хорошо хоть Юрик приехал, не бросил друга в беде. И занятие вроде бы нашлось-- за вольным соседом наблюдать, ночным купальщиком. Что за человек таинственный, а вдруг преступник или браконьер?В глубине души Сашка, конечно, понимал, что все это глупости, баловство одно. Как же, жди, будут тебе браконьеры да преступники. Небось турист какой-нибудь чокнутый, хиппи лохматый... Вон грива какая, аж отсюда видно было, даром что бинокль у Сашки плохонький, театральный. Вообще фигня все это. Ну купается какой-то парень в озере, ну а нам-то что? Нет, выдумали себе приключение, копыто Нергала... Хотя, с другой стороны, острога боевая в кустах спрятана. Нет, братцы, надо все разузнать обстоятельно. Все равно со скуки загнемся, за три недели-то, это ж двадцать один день, чокнуться можно.

-- Сашка, а ребятам скажем?

Есть у Юрика такая черта-- не успокоится, пока все до последней черточки не продумает. Оно, конечно, правильно, только достает иногда. Но тут он прав.

-- Надо сказать. Лучше всем вместе сорваться, чтобы никому не обидно. А если накроют-- опять-таки вместе отдуваться легче.

Юрик развеселился.

-- Если вдесятером через забор полезем, точно накроют. И этот, на озере,-- он,думаешь, не услышит? Помнишь, как он вчера рыбу ловил? Бах острогой-- и рыбину достает. Я про такое только в книжках читал.

-- А я в кино видел.

-- Во-во. Как полезем вокруг него по кустам-- он нам точно сделает кино. Еще в лагерь нажалуется.

-- А чего такого? Ходить, что ли, нельзя мимо?

-- Вот мимо и ходи.

-- А мы скажем-- из лагеря, искупаться сбежали. Джима, ты спишь?

-- Не-а,-- поднимается с подушки темноволосая растрепанная голова. Спал Джим, дрыхнул, как сурок, а тут такое дело намечается...

-- Слушай, тут такое дело намечается... Эй, кто еще не спит?

А никто уже не спит. Сашка оглядывает всю компанию.

-- В общем, такая идея...

-- Тихо, Геночка идет!-- вскрикивает Димка-Крысенок, у него койка рядом с дверью, ему все видно и слышно.

И сразу тишина. Ровное дыхание, сонное посапывание, никаких тебе подозрительных шепотов. Спит третий отряд-- десять пацанов, зря Геночка волновался, ложная тревога, почудилось, должно быть, копыто Нергала и хвост Ханумана... В лагере тихий час.

Наконец темнеет по-настоящему, даже луна не помеха. Лагерь спит. Сашка уже близок к безумию. Сколько можно ждать! Они по очереди засматривают в бинокль-- ну, где он там? пришел, нет?-- не видно его, и костер не горит.

-- Что делать-то будем?-- шепчет Юрик.-- Видно, не пришел он...

Все напряженно молчат. Окно открыто, ночь шелестит и шуршит там, в темноте, и ужасно хочется вырваться на волю, туда, где поблескивает озеро. И страшно. Отчего-то по коже пробегает озноб. Страшно. И весело.

-- Лезем,-- шепчет Сашка.-- Хорошо, что его там нет. Осмотрим все на месте.-- и первым прыгает с подоконника в теплую щекочущую траву. Теперь короткая перебежка-- и он уже у забора, растворился в темноте, не видать, не слыхать. Юрик, затаив дыхание, считает до десяти и выскальзывает следом.

Если бы кто этой ночью заглянул в спальню третьего отряда-- не узрел бы ничего подозрительного. Спит третий отряд, завернулся в одеяла и спит, даже окно аккуратно прикрыто-- это Джима предусмотрел. Только вот как-то слишком уж тихо в спальне. Никто не ворочается, не вздыхает во сне, видно, набегались за день, умотались... Да еще доска в заборе косо висит, качается, и какие-то тени там возятся... Нет, все тихо. Даже костер на озере не горит.

Странно. Костер не горит, огня нигде не видно, а дымом припахивает. И темно в кустах, хоть глаз выколи. Да и правда выколоть недолго, ветки эти дурацкие торчат во все стороны. Сашка шипит на свой заплутавший в потемках отряд: тише вы, коровы на водопое, чего шебуршитесь, хвост Нергала вам в зубы? Кто-то тихонько отругивается, кто-то ойкает, оступившись, под ногами похрустывают сухие веточки-палочки...

Кусты кончаются неожиданно, и Сашка вдруг вылетает прямиком на прибрежный песок. Озеро-- вот оно, в трех шагах. А рядом на песке кто-то сидит, огромный и бесшумный, Сашка замечает его боковым зрением, шестым чувством, оборачивается и слышит низкий рокочущий голос:

-- Кром! Это еще что за явление, хвост и копыта Нергала?

Луна светит ярко. Все видно, до мельчайших подробностей. На песке сидит громадный парень, черноволосый, скуластый, и даже при свете луны видать, как насмешливо сверкают его синие глаза.

глава 2

-- А... здрасьте... растерянно говорит Сашка, во все глаза разглядывая незнакомца.-- А что вы тут делаете?

Незнакомец ухмыляется. Мокрая кожа его блестит, видно, купался только что. Мускулы у него, отмечает Сашка, ого-го какие, великан просто...

-- Везет вам, купаетесь...-- Сашка завистливо вздохнул и услышал сдавленные вздохи по кустам. Отряд скрывался.

-- А вам кто не дает?-- удивился парень.

-- Так нельзя же до первого июля купаться, вожатый не разрешает, у него правила.

-- А-а, правила, правила уважать надо.-- наставительно произнес парень и с хрустом потянулся. Зрелище вышло захватывающим. В кустах это тоже оценили.

-- Так ведь это ж его правила, а не наши!-- отпарировал Сашка.-- Он знаешь какой зануда! Тут хоть живьем изжарься, а он в воду не пустит.

-- Бедные...-- посочувствовал парень, и тут Сашка услышал свист ветра в ушах, понял, что летит прямиком в озеро, и плюхнулся в воду, вереща от восторга.

Парень, не оборачиваясь, наугад запустил длинную руку в кусты, выудил еще пару-тройку любителей ночных купаний, и отправил в полет следом за Сашкой. Вода закипела, полетели брызги, и Сашка понял, что весь третий отряд уже в воде. Незнакомец, раскачав напоследок Егорку и Дениса, запустил их подальше в озеро и поинтересовался:

-- Кром! Несчастные дети, которым нельзя купаться в жару, закончились, или я кого-то пропустил?

-- Нет!-- завопили ему в ответ из воды.-- В лагере еще есть, но они спят!

-- Правильно!-- одобрил парень.-- Ночью надо спать, а не болтаться Нергал знает где, как вы вот болтаетесь.

-- Так мы искупаться хотели, ну и посмотреть, кто это на озере, понимаешь, просто интересно, мы тебя вчера видели, ну и решили вблизи рассмотреть... А ты кто?

-- Конан.-- прорычал парень и рухнул в озеро. Столб воды выметнуло до небес, как будто озеро встало дыбом. Закон Архимеда, подумал Сашка, не попрешь.

В два гребка парень доплыл до них, нырнул и ухватил кого-то за ноги. Счастливые вопли и хохот были слышны, наверно, за городской стеной, хотя до нее с полкилометра, не меньше...

Потом они сидели вокруг костра, тихо переговариваясь и разглядывая исподтишка огромную фигуру нового знакомца.

-- Конан? А почему ты Конан? Хотя понятно, почему... А откуда ты взялся?

-- Из города.-- Конан неторопливо разгребает угли, в которых запекается свежая рыба.-- Нанялся в городской гарнизон, хотя, как по мне, никто на этот городишко не польстится... Но платят.

-- А ты правда на него похож,-- счастливо улыбается Юрик.-- Прямо как настоящий. Глаза, рост, шрамы и вообще...

-- На кого похож?

-- Ну, на Конана.

-- На какого Конана?

-- Ну, из Киммерии.

-- Я и есть Конан из Киммерии, других вроде нету,-- равнодушно сообщает парень, глядя в огонь. Повисает тишина. Сашка встречается глазами с Юриком, у Юрика что-то такое особенное в глазах.

-- А как город называется?-- осторожно интересуется Юрик, и заглядывает парню в лицо.

-- Кром!-- Конан поднимает голову, оглядывает мальчишек.-- вы что, заболели? Ольвия, конечно, как же еще?

-- Конан...-- робко говорит Егорка, и лицо у него почти просительное.-- Ты шутишь, да?

Парень начинает сердиться. Он поочередно переводит взгляд с одного на другого, и на лице у него написаны всякие грозные посулы. Не могут люди так притворяться, вдруг понимает Сашка. И еще понимает, что вокруг творится какое-то небывалое дело. А Конан, кстати, уверен, что это мы его разыгрываем, и, кажется, сейчас нам так наподдаст...

-- А ну, уматывайте,-- грозно говорит парень.-- Шутники, копыто Нергала вам в зубы. А то я сейчас помогу.
-- Рыба горит,-- вдруг вмешивается Джим.-- Ты извини, Конан, просто трудно поверить, понимаешь, одно дело книжки, а другое жизнь. Я так понял, что это у тебя кличка такая, потому что ты на него похож...

Конан, судя по всему, окончательно взъярился.

-- На кого "на него"?-- заорал он, машинально выгребая из костра обугленную рыбину.-- Откуда вы вообще меня знаете, Нергал вас побери?!

--Ты похож нп Конана-варвара из книжки... Мы про тебя читали.

-- Из какой еще книжки? Рыба вон из-зи вас сгорела...

-- Из книжки про Конана...-- тут опять повисает тишина.

-- Да это же сон...-- громко говорит Сашка.-- Ты нам просто снишься, Конан, и город тоже снится.

-- И вы мне тоже снитесь,-- язвительно вставляет парень.-- Причем все сразу. Это у меня кошмар с перепою. А на самом деле я в казарме лежу. И никакого вашего лагеря поблизости нету. Перепил вчера у Дэны, вот и все.

-- Есть лагерь,-- виновато говорит Егорка.-- А там у меня книжка про тебя. Только, наверно, ты над нами издеваешься. Не бывает такого, чтобы люди из книжек... Ты, наверно, актер какой-нибудь.

-- Ну сходим в город, спросим, кто я?-- предлагает Конан. И вдруг смеется. Они с надеждой смотрят на него. Вот сейчас он скажет: "Ну ладно, пошутили, и будет...".

-- Ну ладно, пошутили, и будет,-- говорит парень.-- Меня зовут Конан, я из Киммерии, а кому это не подходит, может убираться отсюда к Нергалу. Между прочим, я вас тоже в городе ни разу не видел, однако ж не лезу с расспросами. Да берите рыбу, чего смотрите? Глину разбивайте, там внутри мясо запеченное, вполне съедобно...

Будильников Геннадий Пивковбасюк не признавал. Зачем будильник человеку организованному и точному? Он и так проснется, как положенно, по зову долга, и ничто не помешает ему этот долг исполнить. Геннадий проснулся в пять утра и пошел осматривать лагерь.

Правда, это не входило в обязанности старшего вожатого, и вообще ни в чьи обязанности не входило шататься по лагерю ни свет, ни заря, но Геннадий любил брать инициативу на себя. В свои двадцать три года он ощущал себя человеком взрослым и умным, будущим /то есть уже настоящим/ выдающимся педагогом, и испытывал законную гордость при мысли о том, что на нем лежит ответственность за весь этот лагерь и за всех его обитателей.

Лагерь был маленький, человек двадцать детишек, избалованных и непослушных, и за всех за них Геннадий нес ответ. А они изо всех сил старались придумать какую-нибудь шалость, пакость и вообще любым способом проявить свое непослушание...

Но это ненадолго, ничего-- успокоил себя Геннадий.-- Главное-- серьезно и доходчиво объяснять, не проявляя при этом излишней раздражительности и пресекая неуместную фамильярность. И Геннадий объяснял, и в первые же дни получил звание дятла, зануды и долбака.

... У девочек все нормально-- спят. Малыши тоже посапывают вовсю. В спальне третьего отряда Геннадий останавливается. Это что еще такое? Из-под одеяла выглядывает бок потрепанного футбольного мяча. Геннадий напрягся, как охотник, учуявший за спиной тихий шорох, выдающий присутствие неосторожного зверя. Тихо подкрался, ухватил край одеяла. Сдернул... Осечка! Свернутая узлом куртка да мячик-- вот и вся добыча. Геннадий резко обернулся. Что-то подозрительно тихо они спят. Ни один не шелохнется, не вздохнет. Да что же это! Он сорвал одеяло с ближайшей кровати. Результат тот же-- какая-то сумка, свитер. Следующая кровать, еще одна... Никого. Все десять маленьких негодяев куда-то исчезли. Вопрос-- куда? Геннадия осенило, не зря же он считал себя очень умным человеком. Да на озере же они! Целыми днями от него отходят, все глаза проглядели, если бы не вожатые, они бы из воды ни днем, ни ночью не вылезали. Ну подождите, я вам устрою... Геннадий развернулся и поспешил к озеру.

Ну так и есть. Вот они, голубчики. Один, два, три... десять. Все на месте. Позарывались в песок и спят. Возмутительно. Развороченные кусты, догорающий костер... Они еще и костер жгли!-- Геннадий схватился за сердце.-- Рыбу жарили! Из озера, сырую, со всякой пакостью во внутренностях, с бациллами! А если там зараза? Теперь придется объявлять карантин.

И тут Геннадий наконец обнаружил еще кое-кого. У костра сидел здоровенный парень и лениво покручивал палкой в тлеющих углях. Парень был ужасно широкоплечий, длинноволосый и совсем голый. Ну, не совсем,-- подумал оторопевший вожатый.-- но эту тряпку на бедрах одеждой не назовешь. И кто это вообще такой, откуда взялся? Хиппи, наверно, неформал какой-нибудь, наркоман.

-- Я вожатый этого лагеря!-- сурово глядя на парня, возвестил Геннадий.

Тот лениво прищурился.

-- Кто-кто ты?

-- Вожатый этого лагеря.-- веско повторил Геннадий, стараясь выглядеть как можно солиднее.-- И не тыкайте мне, мы с вами на брудершафт не пили! Кто вы такой и что здесь делаете с вверенными мне детьми?

-- Где мы с тобой не пили?-- ужу с большим интересом переспросил парень.

-- Нигде не пили!-- отрезал Геннадий.-- Почему дети спят на песке? Вы обязаны были отправить их в лагерь или вызвать кого-то из педагогического персонала. Почему вы этого не сделали? Почему вы смотрели, как они лезут в воду, и не вмешались? Вы что, не знаете, что до первого июля купаться запрещено? Кто вы такой? Разведение костров подпадает под статью Уголовного кодекса, а посторонним вообще нельзя находиться на территории лагеря без разрешения начальства.

-- А кто у вас тут начальство?

-- В данной ситуации я начальство.

--А-а.

-- Да, я, старший вожатый, Геннадий Пивковбасюк, и я считаю, что вам нельзя здесь оставаться. Ваш внешний вид не соответствует определенным нормам. Дети на вас посмотрят и тоже начнут голыми ходить. Хулиган!

Парень оскорбительно захохотал.

-- Как тебя зовут? Пивковбасюк? Это кто ж тебя так обозвал, Половинка колбасы?

-- Хулиган!-- заорал Геннадий.-- Я сейчас жаловаться на вас пойду! Я на тебя найду управу! А ну покажите ваши документы!

-- Жаловаться? Да кто ж тебя такого слушать станет, Колбасный ты огрызок? Хорошее имя, клянусь Кромом! Если бы не был Конаном, назвался бы Объедком сосиски.

-- Немедленно прекратите меня оскорблять, а то я на вас в суд подам за моральный ущерб! Откуда вы вообще взялись? Где работаете?

-- Да вон через степь, прямо до города, а там за стеной, по левую руку от базара, казармы. Пойди ребятам покажись, пусть повеселятся парни.

-- Я пойду,-- угрожающе пообещал Геннадий.-- только я не к "ребятам" пойду, а к начальству вашему, и расскажу, как вы тут себя ведете. За все ответите!

-- Счастливой дороги!-- напутствовал его парень.

Геннадий гордо развернулся и пошел в сторону города. До крепостной стены было с полкилометра, и всю дорогу старший вожатый придумывал, как воспитательно-показательно расправится с незнакомым наглецом, которого звали, кажется, Конан. Геннадий был очень зол. Так зол, что даже не заметил очевидного факта: еще вчера никакого города здесь не было и в помине.

-- Ага, орал, орал, а подойти побоялся,-- поднял голову Егорка.-- Конан, а он правда на тебя жаловаться пошел. Тебе не нагорит?

-- Сейчас умру от страха.-- пообещал Конан.

-- Ну, а что теперь?
Сашка сидит на песке, сонный и взьерошенный. Остальные тоже вроде как продирают глаза.
-- Конан! Что дальше делать-то?
Сашка вдруг почувствовал, что жизнь прекрасна. Нет, не то: прекрасна и удивительна, и сулит в ближайшем будущем одни только радости и замечательные приключения. Потому что вот он-- здесь, на песке, рядом, можно рукой потрогать, ожившая сказка, прямо из книжки, и на фиг всех, кто скажет, что так не бывает! Сашка крепко зажмурился, потом осторожно приоткрыл один глаз, другой... Только бы не проснуться в надоевшей спальне. Только бы...
Конан, еще не остывший от перепалки с Геночкой, повернул голову. В синих глазах вдруг заплясали чертики. Он шагнул, схватил Сашку в охапку и зашвырнул в озеро. Следом полетели сонные Джима и Димка-Крысенок. Юрик, хохоча, успел увернуться от мощных объятий варвара, зато Егор и Лешка угодили ему прямо в лапы и волей-неволей совершили перелет в воду. Утреннюю тишину разорвали восторженные вопли и визг, полетели во все стороны брызги, закипела морская битва.
-- А ну всем умываться! Чтоб я ни одной заспанной рожи не видел!-- рявкнул киммериец, загоняя пацанов в озеро.
Юрик изловчился и запрыгнул Конану на плечи. Тот мгновенно упал на песок, перекатился через плечо, умудрившись при этом не переломать кости дерзкому мальчишке, и оказался в воде. Сашка с восторгом увидел, что Юрик по-прежнему восседает на мощных плечах киммерийца, вцепившись в черную гриву волос, и заливисто хохочет. Конан, тоже хохоча, влетел в озеро и вдруг нырнул, окунув Юрку с головой. Смех перешел в визг, вода забурлила, когда оба выскочили на поверхность, отплевываясь и хохоча еще громче.
Тут уж никто не смог остаться в стороне. Отряд номер три в полном составе навалился на легендарного варвара, стараясь повалить его в воду, а он, совершенно непобедимый, расшвыривал их, как котят, подбрасывал и окатывал целыми тоннами воды.
Сашка устал. Заболели руки, и он мысленно обозвал себя слабаком. Но в этот момент крепкая лапа ухватила его за плечо, выдернула из воды и коротким толчком отправила на берег. Конан вовремя спохватился, что развлекается не с закаленными пиратами, а с хлипкой городской детворой. Один за другим мальчишки вылетали из воды на берег, напутствуевые славными пинками пониже спины, да грозным рычанием их сказочного капитана.
На берегу они сразу озябли. Все-таки после возни на ветру было холодно. Конан пожал могучими плечами, подхватил какую-то палку и принялся фехтовать так, что в воздухе сразу запело и засвистело бешено крутящееся дерево. Мальчишки немедленно расхватали все близваляющиеся дрючки и попытались подражать киммерийцу. Он невозмутимо поглядел на это дело минуту или две, потом отшвырнул палку и упал на живот. И схватил за щиколотки зазевавшегося Егорку. Егорка тоже шлепнулся пузом об песок, но на Конана ужн навалились Сашка, Денис и Юрик. По берегу покатился визжащий клубок, и опять все повторилось: Конан несколько раз вставал во весь рост, облепленный пацанами, но кто-нибудь непременно подкатывался ему под ноги, и киммериец валился на песок, прямо в барахтающуюся кучу малу.
Мокрые после купания, вывалянные в песке, они катались у самой воды и орали во весь голос, счастливо и самозабвенно, не заботясь, что их могут услышать в лагере. Никакой Геночка им не страшен. Теперь они под защитой этого сумасшедшего парня.
Конан поднялся с колен и вытряс песок из мокрых волос.
-- Хороши, голубчики... Быстро в воду!-- приказал он, оглядев их командирским оком.
Народ, разочарованно протянув что-то вроде "у-у-у", прекратил потеху и отправился смывать песок.
Сашка остановился.
Его по-прежнему не покидало странное чувство, будто все происходит во сне. В ЕГО, Сашкином, сне. Или же чудо с появлением сказочного Конана произошло специально для него, для Сашки.
Сашка заглянул киммерийцу в лицо.
-- Слушай, а ты настоящий? Я просто никак поверить не могу, Амра, что все это по правде...
-- Как ты меня назвал?-- странным голосом спросил Конан, и Сашка вдруг испугался его лица-- резко осунувшегося, побледневшего и совсем чужого. Мальчишки уже плескались в воде, но Сашке показалось, что звуки доносятся откуда-то издалека, а здесь очень тихо и нет никого, кроме них двоих.
Конан увидел, что Сашка испугался, и попытался улыбнуться.
-- Здесь нет Амры, малыш. Амра умер, погиб в устье реки Зархебы. понимаешь? Я больше не Амра, Сашка. Я Конан.
И Сашка понял. Так понял, что ушах зазвенело, и щеки загорелись, как от хорошей пощечины. Он выдавил:-- Прости, Конан, это я дурак...-- и уставился себе под ноги, желая только одного: провалиться куда подальше от стыда, от этого посеревшего лица и жестких синих глаз. Видно, не так все просто с ожившими сказками...
Ладонь Конана сжала его плечо, легонько встряхнула.
-- Все в порядке, Сашка, иди песок смой.
Сашка кивнул, не поднимая глаз, и побрел к воде. Хорошо хоть, ребята ничего не заметили. Ну дурак же, ну дурак...
Сашка почувствовал, как его заливает волна досады. Он злился на самого себя... и на варвара-киммерийца. Ну да, на него тоже. Потому что, как не крути, а он БЫЛ Амрой, Черным Львом, жестоким пиратом, и убивал без жалости и без разбора всех подряд, особенно после смерти Белит. А теперь и слышать не хочет этого имени. А я, дурак, ему напомнил. Ляпнул своим дурацким языком. Он еще решит, что я на него донесу...
Сашка оглянулся. Конан стоял, закинув руки за голову, подставляя лицо солнечным лучам. Глаза его были закрыты.
В мгновение ока Сашка подскочил к киммерийцу.
-- Конан? Ты обиделся? Прости меня, пожалуйста, я не хотел,-- прошептал он, задрав голову.
Целых два удара сердца Конан не шевелился. Потом медленно открыл глаза и глянул вниз.
-- Все в порядке, Сашка,-- уже твердо сказал он и улыбнулся.-- Ну, а что мы теперь будем делать?
-- А что мы теперь будем делать?-- переспросил Сашка, чувствуя, как отступает темная муть и возвращается сумасшедшая утренняя радость.
-- Завтракать!-- потребовал Конан, указывая подбородком на свой ночной улов, но тут Сашка схватился за голову.
-- Ой, мамочки... Нам же на линейку надо! У нас же это... режим в лагере, понимаешь? Распорядок!
-- А-а,-- не удивился привыкший к воинской дисциплине киммериец.-- понятно. Ну, значит, идите на свою линейку. Не помрете с голоду за это время?
Но Сашка уже не слушал, орал остальным что-то про Геночку, директрису и чертово расписание, будь оно трижды неладно.

-- Конан!-- проникновенно сказал Юрик, трогая варвара за руку.-- Пойдем с нами. Без вожатого нельзя никак, нас директриса зароет. А Геночки нету, он на тебя жаловаться ушел. Начнут в лагере докапываться, что да как, куда вожатого дели... Замени его, а?
-- Вы что, спятили?-- изумился Конан, оглядывая в который раз этих безумных детишек.-- Как я его заменю? Вы что думаете, мы с этим вашим Геночкой, который Колбасный Объедок, так похожи, что нас никто и не различит?
Они с Геночкой были так непохожи, что пацаны непроизвольно заржали, а потом Джима обстоятельно объяснил, что директриса ничего не заметит, если только Конан согласится пойти на линейку.
-- Понимаешь, все должно идти как обычно, тогда они и внимания не обратят, что вожатый подмененный. Они же на людей совсем не смотрят, начальники, начальницы всякие... Ну пойдем с нами, ну ты что, боишься?
Было пущено в ход дешевое коварство, и Конан на него не купился.
-- На слабо берете, что ли?-- расхохотался он.-- Я-то могу пойти, только смотрите, чтобы хуже не вышло, они же там перепугаются все... Да хоть одеться дайте, что мне, так без штанов и топать?
-- Да никто не перепугается, пойдем только скорее, а то нам еще кровати застилать, а уже подъем был, а мы еще здесь, а нам уже туда!
Десять мальчишечьих голосов наперебой уговаривают, требуют, упрашивают, низких рык огрызается, отругивается и отбивается, но все это уже на бегу. Третий отряд несется в спальню, убирать постели и одеваться, а следом тащится, не переставая ворчать, огромный киммериец в кожаных штанах и безрукавке, с двуручным мечом за плечами. Он крутил головой и фыркал, пытаясь представить себе, что такое может выйти из всей этой затеи.

Они залезали через окно и тут же бросались к своим койкам. Очень спешили, второпях одевались и одновременно пытались привести в порядок кровати. Хватали одежду, роняли на пол всякие посторонние предметы, переговаривались. И тут в окне возникла черная грива и могучие плечи киммерийца. Он мрачно оглядел спальню, скривился и изрек:
-- Свинарник.
Дружно взвыли, яростно обернулись к окну, но там уже никого не было. А Конан стоял в дверном проеме, едва не упираясь башкой в потолок.
-- Ладно,-- сказал он буднично.-- надо бы здесь прибрать.
И добавил:
-- Напоследок.

Глава 5.

-- Аделаида Борисовна, построились!
-- Хорошо, Зиночка, иду!
Жалкое зрелище представляла собой утренняя линейка в лагере "Веселые Горнисты". Сонные детишки ежились под нежаркими лучами солнышка, сонные воспитатели делали вид, что не бывает ничего на свете важнее этого официального мероприятия. Заученно звучали: "Рапорт сдан", "Рапорт принят", "Первый отряд построен", "Второй отряд...". Конан встряхнулся и огляделся.
Прежде всего-- начальство. Так. Полная дама с короткими, под блондинку крашеными волосами, лет эдак сорока восьми-- директриса Аделаида Борисовна. А ведь детишки правы-- она и впрямь ничего не замечает... А вот и нет, тут я поторопился. -- Аделаида Борисовна скользнула рассеянным взглядом по мощной фигуре киммерийца, слегка удивилась, как это она раньше проглядела такое интересное явление, и милостиво кивнула ему, не выражая и тени беспокойства.
-- Класс, проканало!-- сунулся к Конану Егорка, не менее напряженно ожидавший исхода их предприятия.
-- Тихо ты!-- рявкнул варвар.
Дальше. Старший вожатый... Хм. За неимением других кандидатур остается только он сам-- Конан. А у него в подчинении... Кром! Издеваются, что ли? А у него в подчинении юная девица, ручки-веточки, ножки-палочки, да еще в этих, как его, в очках. Мордочка симпатичная, волосы темные, прямые, выражение лица высокомерное... Конан спохватился. Девицу можно будет рассмотреть и в другой раз. Успеется, тем более, что ничего интересного там, похоже, не наблюдается. До Рыжей Дэны ей, к примеру, далеко.
Так, что у нас еще? Четверо пареньков постарше, лет пятнадцати, такие же бледные несчастные городские дети... Вожатого у них нет. Пять девочек под предводительством тонконогой девицы в очках-- ого-го, вот это девочки! Особенно блондинка на левом фланге!
Конан опять спохватился. Да что это он с утра?.. Перекупался, что ли?
Что там у нас осталось? Восемь человек разнополых малышей, да десяток его пацанов. Все. Еще пожилой дядька с седыми усами, совершенно лысый-- комендант Григорий Петрович. Старенькая тетенька в белом халате-- ну, это понятно, это лекарь. Вот и весь лагерь.
Ну, ничего,-- внезапно решил варвар.-- я вам здесь порядок наведу. Ничего. Все равно соо скуки помираю в этом захолустье, так хоть с ребятишками повозиться... А к зиме подамся в Хауран, как решил. Пусть только забудется, утихнет хоть немного недавняя боль...
Конан очнулся. Линейка близилась к концу, откуда-то потянуло пригоревшей кашей.
А готовят-то здесь паршиво-- почему-то с удовольствием подумал Конан, и почувствовал на себе изучающие взгляды наконец проснувшихся девочек, старших пацанов и обалделых малышей. Младший состав лагеря "Веселые Горнисты" пытался спросонок врубиться, куда третий отряд подевал прежнего вожатого, и откуда взялся новый, да еще ТАКОЙ... Смешнее всего выглядела сейчас девица в очках. У нее даже рот приоткрылся от изумления, и глаза за стеклами очков расширились до невозможности.
Конан широко ухмыльнулся. Вот теперь ему начинала нравиться вся эта история. Его пацаны отвечали остальным дерзкими взглядами и ощущали себя повелителями вселенной. Остальные в смятении перешептывались.
-- Зиночка!-- обратилась между тем Аделаида Борисовна к тонконогой девице.-- После завтрака ко мне на пятиминутку,-- она обернулась к Конану.-- И вы тоже, простите, запамятовала, как зовут... Ну, ступайте завтракать.
Едва смолкли переливы директорского голоса, как Зиночка решительно прорезала толпу мальчишек, окруживших Конана, и подошла к нему вплотную.Губы ее были гневно сжаты, уши горели.
-- Я не знаю, откуда вы тут взялись и кто вы вообще такой,-- гордо начала она. Конан, забавляясь, ждал.-- Но я никому не позволю издеваться над собой!-- выпалила Зиночка, злобно глядя в смеющиеся глаза киммерийца. К ее безграничному удивлению, Конан кивнул и отвернулся к своим пацанам.
-- Сашка, Юрик, стройте всех. Где тут у вас кормят? Джим, займись малышами. Мальчишек-- к нам, девчонок-- к девчонкам...
Зиночка почувствовала себя лишней. Но тут чужак, уверенно распоряжающийся на территории лагеря, вспомнил о ней.
-- Да, сказал он, резко поворачиваясь к девушке.-- Я займусь парнями в этой дыре, а ты забирай всех девчонок. Устраивает?
-- Вообще-то младшая группа должна быть у меня,-- пролепетала растерявшаяся Зиночка.-- Но... хорошо. А что вы собираетесь с ними делать?
Кром! Ему и в голову не приходил такой дурацкий вопрос. Купаться, ездить верхом, драться, рассказывать у костра страшные истории, вырезать деревянные мечи и обучаться хитрым приемам боя... Чем же еще заниматься с детишками?
-- А что с ними надо делать?-- удивился он.
-- Ну... что положено. Оздоровлять. Воспитывать.
Окружившие их пацаны, о которых все забыли, на последних словах дружно заржали.
Конан глянул на них, рявкнул:
-- Какого Нергала вы еще здесь? А ну, стройся!-- и снова повернулся к девушке.-- А зачем их оздоравливать? Они что, больные?
Зиночка шарахнулась от непонятного незнакомца, который не то издевался, не то окончательно спятил.
-- Вот вам Аделаида Борисовна объяснит!-- грозно пообещала она, убегая к своим изнемогающим от любопытства девочкам.

Аделаида Борисовна объяснила. Правда, не сразу. Сперва ей пришлось подождать. Но... важно, не сколько ждешь, а кого ждешь. Нового вожатого она ждала с удовольствием. Наконец-то из этого Педагогического Института присылают на практику не кого попало, а настоящих мужчин, которым можно без опаски доверить детей!
Зиночка же кипела от негодования. Что он себе позволяет, этот супермен? Думает, если мышцы накачал, так уж и хамить можно?
Тут дверь открылась, и ввалился Конан, излучая мощь и благодушие.
-- Вас, кажется, Конан зовут?-- пропела ему навстречу директриса.-- Какое необычное имя... Ну, как у вас дела, справляетесь?
Конан прикинул, что к чему. Его принимают за нового вожатого. Отлично. Ну, а коль скоро он вожатый...
-- Я заходил на кухню,-- пророкотал киммериец.-- И кой-чего там объяснил. Обед будет съедобный.
Теперь на него смотрели не просто восхищенно, а с суеверным умилением.
-- Голубчик...-- прошептала седенькая врачиха Белла Яковлевна.-- Что же вы там сказали?
Киммериец открыл было рот, но осекся. Зиночка хихикнула. Аделаида Борисовна поняла и величественно замахала рукой.
-- Неважно, неважно, Белла Яковлевна, настоящий педагог всегда найдет убедительные слова... милый вы мой, эта кухня-- позорное пятно на всем лагере, и если бы удалось с ней справиться...
Конан ухмыльнулся, уверенный, что со стороны кухни более никаких преступлений не последует.
Далее на пятиминутке обсуждались какие-то шефы, Конан их пропустил мимо ушей. Он уже соскучился, да и жрать хотелось. Еще ему хотелось выпить, но это дело варвар благоразумно решил отложить на вечер, когда вернется в казарму. А пока на озере его ждал ночной улов-- полтора десятка толстых лещиков.
-- Я пошел,-- объявил Конан и встал.-- Нам еще палатки на берегу разбивать.
-- Подождите!!-- вдруг закричала Зиночка.-- Я возражаю! Это безобразие!
"Вот, началось",-- обреченно подумал киммериец.-- "не зря мальчишки переживали, что дело не выгорит. Вот ведьмочка...".
-- Почему это мальчишкам можно жить в палатках на берегу, а мои девочки должны париться в душных помещениях? Мы тоже хотим в палатках!
-- Но, деточка,-- робко возразила врачиха.-- Девочки могут простудиться...
-- Потому что это не бабское дело, и вообще я не позволю девицам вертеть хвостами перед носом у моих парней!-- рявкнул Конан. И сразу понял, что допустил ошибку.
-- Что?!-- взвилась Зиночка.-- Аделаида Борисовна, это дискриминация! Почему вы ему все позволяете, этому любимчику? Женщины, по-вашему, не люди? Мы тоже поставим палатки у озера, под мою ответственность. И не смейте к нам соваться, получите!-- тут Зиночка выскочила из кабинета и грохнула дверью.
-- Тоже мне, амазонка!-- возмутился было Конан, но директриса снова замахала на него руками.
-- Вы уж присмотрите за ними там, голубчик, на вас у меня одна надежда. Если бы вы знали, милый, как трудно работать в женском коллективе...

О том, как трудно работать в женском коллективе, Конан скоро узнал. К нему подлетел взьерошенный Димка-Крысенок и, задыхаясь, доложил:
-- Конан! А они тоже палатки поставили и флаг подняли! А на флаге тетка с луком!
-- Кто флаг поднял? Кто?-- загомонили вокруг.
-- Да девчонки же!-- отчаянно объяснил Димка.
-- А, Кром!-- зарычал Конан.-- Представляю себе эти палатки.
Он нехотя поднялся, отбросив топорик. Надо было проверить, чего там наворотили новоявленные амазонки, и нет ли какой опасности для их драгоценного здоровья. По крайней мере он, как старший, предпочитал все увидеть своими глазами.
-- Ты смотри, Конан, с Зиночкой не поругайся,-- хихикнул за спиной киммерийца белобрысый лохматый Егорка.-- Она Геночкина невеста, такая же вредная, даже еще вреднее!
У Конана было свое мнение на этот счет, но делиться им с нахальными малолетками он не собирался.
-- Я с девицами не ругаюсь,-- назидательно сообщил он Егорке.-- А ты язык не распускай, а то уши заболят.
-- Как это?-- удивился смешливый Егорка, и тут же заверещал, когда Конан аккуратно поднял его за уши и посадил повыше на березу.
-- Вот там и сиди, уши целее будут. Дэн, сгоняй на камбуз, спроси, когда обед. Скажешь, я прислал.
-- Есть, Конан!-- гаркнул Дэн и понесся на кухню. Об утреннем визите киммерийца к поварихе тете Паше в лагере уже успели сложить легенды, и каждому любопытно было узнать, каков будет сегодняшний обед. Готовилось нечто эпохальное.

Так, значит, она Геночкина невеста, другая половинка той же колбасы... Ну ладно, это мы еще посмотрим. В смысле, я вам покажу своевольничать, нергаловы дети...
Тут мысли Конана пресеклись, потому что дорогу ему преградила пышная блондинка лет четырнадцати, в коротенькой маечке и тесных шортиках. В руках блондинка сжимала здоровенную корягу.
-- Стой, кто идет?-- кокетливо поинтересовалась девица, слегка ткнув Конана палкой в грудь.
-- Начальство идет,-- мрачно ответил Конан, отодвигая девицу с дороги. Неожиданно она сунула пальцы в рот и пронзительно свистнула, а потом обратила невинные глаза на рассвирипевшего варвара.
-- Это я наших предупредила, а то мало ли что... Может, там переодеваются. По голове могут огреть случайно.
Конан подивился на нахальную малолетку и зашагал дальше.
Амазонки и впрямь времени не теряли. Палатки-- три штуки-- разместились на полянке довольно рационально, но опытный киммериец прекрасно понимал, что при самом небольшом ветерке все это улетит к Нергалу в зубы. Кроме того, Конану не нравилось удаленное местоположение амазонского поселения.
Посреди поляны торчал шест, на нем трепыхалось оранжевое знамя. Конан пригляделся-- на апельсиновом фоне чернела фигура длинноногой лучницы. "Совсем обалдели",-- проворчал киммериец и гаркнул на весь лагерь:
-- Зина! Где вы тут, Нергал вас побери?
-- Можно не ругаться на каждом шагу?-- злобно вопросила Зиночка, вылезая из палатки с мотком толстой лески в руках.-- Чего тебе надо? Я ведь предупреждала, чтобы к нам не совались?
-- Я же старший вожатый, дурочка,-- проникновенно объяснил Конан.-- Должен проверить, как вы устроились. Может, вы и палатки ставить не умеете?
-- И ты старший вожатый? Что-то много вас, старших вожатых, тут ходит. Одного унесло-- другой явился. Посмотрел-- давай выметайся. А с палатками мы и без вас справимся.
Тут крайняя палатка, как бы услышав ее слова, закачалась, накренилась и рухнула, погребая под собой разов завизжавших девчонок.
-- Может, все-таки помочь?-- поинтересовался Конан, доведя Зиночку до исступления.
-- Сами справимся! Убирайся отсюда, а то!..
Конан отступил, глянул на Зиночку синими очами и почти пропел, выражая всем своим видом крайнюю степень восхищения:
-- Царица амазонок!-- после чего очень ловко увернулся от летящего мотка лески, отскочил за деревья и понесся восвояси, донельзя довольный собой.

...Тот обед в лагере "Веселые Горнисты" всем запомнился надолго. Не то, чтобы последующие были хуже, вовсе нет, но этот, первый, вошел в историю как царский пир во славу легендарного киммерийца. Никто никогда не узнал, что за беседа состоялась в то утро между Конаном-варваром и поварихой тетей Пашей, но, похоже, в лице киммерийца тетя Паша обрела, наконец, достойного повелителя. Как бы это поточнее сказать... Все ее дальнейшие усилия были направлены исключительно на благоговейное почитание этой кары небесной во образе могучего парня. Ни один человек ни до, ни после Конана, будь то начальник, разгневанный родитель, или доведенный до отчаяния сослуживец, не мог призвать к порядку грозную тетю Пашу, а тетя Паша вовсю использовала служебное положение на благо своих поросят... Ее коронным блюдом спокон веку была пригоревшая каша неведомого происхождения. Впрочем, запоминались и супы из топора, заправленные помойной тряпкой, и компоты из подгнивших огурцов. Угрозы, укоры и увещевания начальства тетю Пашу не трогали. Ее вообще ничего не трогало до того самого дня, когда бывший пират, яростно рыча, переступил порог ее кухни.
И вот-- царский обед. Тетя Паша во что бы то ни стало жаждала поразить киммерийца своим кулинарным гением. И превзошла самое себя.
Какая это была уха!Янтарная, душистая, солоноватая... Ее ели, ели, ели-- по две тарелки, а если влезет, так и по три, лишь бы места хватило. Народ лопал за обе щеки, и совершал при этом страшную ошибку-- тем меньше оставалось в желудке свободного места для второго, а на второе была селедка под шубой, с белым соусом. Такого дива еще никому не доводилось пробовать, это был личный рецепт тети Паши. И обитатели лагеря "Веселые Горнисты" воздали должное истинному шедевру. Они ели, ели, ели, эти городские неженки, маменькины сынки и дочки, никогда не доедающие того, что лежит в тарелках, жрали, как орда изголодавшихся наемников, дорвавшихся до трактира, лопали, пока не слопали все подчистую. Тогда тетя Паша подала квас. Ее приветствовал восторженный рев двух десятков глоток. Не орал только киммериец. Он широко ухмылялся, уставив нахальные синие глазищи на носки своих пыльных сапог.
Сердце тети Паши растаяло от умиления. Она громко сказала: "Кушайте на здоровье!" и вышла под гром аплодисментов.
Конан беззвучно хохотал,уткнувшись лицом в стол и вытирая слезы.

Тихо. В лагере полное умиротворение. Три десятка желудков переваривают обед. Конан развалился в тенечке и точит меч. Привычка. Рядом верные оруженосцы, как-то так само получилось-- Сашка и Юрик. Тишь да благодать. Отдыхаем, братцы.
Впрочем, кое-какие проблемы имеются. Во-первых, амазонки. Как бы их убедить переселиться поближе к цивилизованному миру? А то мало ли что... Иди знай, что тут бродит по ночам. Запросто может подкрасться и схряпать дурочку-другую, прежде чем остальные проснутся. А Конана рядом не будет, увольнительная закончится вечером, и надо будет заступать на дежурство, у него пост на городской стене. А, копыта и хвост Нергала, раньше надо было думать, как это я не сообразил... Во-вторых, распределить пацанов по палаткам и развести ночные вахты. Ну, тут попроще.
Конан отложил меч и огляделся.
Четверо старших, десяток пацанов и пятеро малышей. Ну-ну. Задачка в самый раз для десятника регулярной армии.
Юрик и Сашка, неразлучные друзья, приткнулись к Конану с двух сторон, рассматривают тяжелый меч аквилонской работы и беззаботно болтают. Егорка улегся с книжкойй у самой воды, окружающий мир для него не существует. Димка-Крысенок набегался за утро, теперь спит в тени палатки. Отважный Денис по кличке Дэн Родмэн дразнит Димку-Большого и Лешку. Димка-Большой добродушно слушает дэнов бред, а вспыльчивый боьшеглазый Лешка, кажется, сейчас примет меры... Джим возится с малышами. Конан спохватился, что не знает их имен. Вот этот, кажется, Коська-- тощенький, наголо остриженый, с побитыми коленками и затравленными глазами. А это Славик, такой уютный, явно домашний пухлый малышонок. А эти двое, разбойного вида, все время ссорятся между собой, у одного уже нос расцарапан, у другого майка порвана. Джим чего-то им втолковывает, они огрызаются. Самого маленького не видать. Ан нет, вот и он-- сидит у старших пацанов, возле длинноволосого Вальки с гитарой. Ну, еще бы. Там и Костик, и Мишка из третьего отряда, и Волк из первого... Валька-- человек особенный.
А где еще двое? А, нергаловы дети...какого их носит? Филина нету, и Голубца /вот интересно, это кличка у него такая, или фамилия?/. Куда ж эти птички подались в послеобеденное время? Впрочем, морды у них вроде нормальные, будем надеятся, ни в какую переделку они влипать не собираются...
На поляну сквозь кусты проламывается Голубец-- высокий, тщедушный подросток, обычно медлительный и высокомерный, а сейчас, похоже, до смерти перепуганный. Он только успевает открыть рот, а Конан уже стоит на ногах, сжимая рукоять меча.
-- Там... нв Фильку... местные напали!-- тяжело дыша, выкрикивает Голубец, и машет рукой в сторону жиденького леска за озером.
Один удар сердца-- и на полянке нету никакого Конана, только воздух распороло, да меч аквилонской работы тоненько звенит в руках у ошеломленного Сашки.
-- Ну, я им не завидую,-- весело говорит Волк.-- Это они, конечно, наскребли на свою голову. Голубец, сколько их там?
-- Пятеро,-- еле дышит Голубец.
-- Поубивает.-- резюмирует Волк.
Сашка вскидывает голову, опомнившись.
-- Бежим!-- кричит он Юрику, и сумасшедшая толпа пацанов срывается с места. Они мчатся следом за киммерийцем, не успев даже задуматься о том, нужна ли ему их помощь. Просто не могут усидеть на месте. Просто они должны быть рядом с Конаном.
А Конан уже там, принесся на звуки бесславной потасовки, когда пятеро на одного, и с рычанием валится, как снег на голову, в самую гущу драки.

Когда тебя вышвыривают в лагерь еще в мае, да сроком на два месяца, на это должны быть веские причины. Например, ты мешаешь дома. То есть, конечно, всякое бывает, но вот ты как раз лишний.
Он вздохнул. Он вспомнил, как пять лет назад уже бывал сослан в лагерь. Тогда мама лежала в роддоме. Тогда родилась Иринка. Как он извелся! Не маленький был, понимал. Все боялся за маму, за малышку. В голову не приходило, что он может стать лишним. Потом за ним приехал дядя Андрей, поехали к маме...
Зато сейчас все по-другому. Сейчас они выясняют отношения, мама и дядя Андрей, все выяснить не могут. Даже Иринка им не нужна-- сослали в лагерь, хоть она и пятилетняя кроха... Ладно.
Он выпрямился, сжал зубы. Ничего. Не пропадет Иринка, у нее брат есть, раз уж с родителями не повезло. Я сам о ней позабочусь. Прорвемся. Вернусь из лагеря-- на работу устроюсь, куда-нибудь на компьютер, или в фотолабораторию... Ничего.
В лагере шум, гам, тарарам, Конан из книжки наводит свои порядки. Да на здоровье, только меня не трогайте, дайте побыть одному. Щенячьи радости. Нужны вы этому мужику, как зайцу стоп-сигнал. Развлекается он, или планы у него темные-- все равно ему верить нельзя, им вообще никому доверять не стоит. Весь лагерь как помешался, повлюблялись в культуриста, каждое его слово ловят, в рот заглядывают. Да наплевать, мне-то что, лишь бы смена скорее закончилась...
Иду, иду-- и слышу за кустами какое-то невнятное бормотание, не прислушиваюсь, не мое дело, но тут сквозь бубнящие голоса-- знакомый сипловатый фальцет, отчаяные вскрики типа: "А чего... А что, нельзя?..", и снова монотонное: "Ну ты, блин... ща поймешь...". Выхожу-- пятеро придурков взяли в кольцо Голубца. Спрашиваю: "Вы чего к нему привязались?"-- и жду. Вообще-то страшно, но мне как-то все равно. Они матерятся, все пытаются понять, один я или нет, и пока не трогают. Тут Голубец вырывается и убегает. А я бью одного по харе, другого... Ну, дальше неинтересно. Только бы до смерти не забили, идиоты.
И тогда кто-то страшно рычит: "А, Нергалово отродье!", и сверху на них валится Конан.

-- Филин, ты живой?-- Конан легонько встряхнул за плечо поверженного мальчишку.-- Ты давай попробуй встать, или лучше я тебя отнесу?
Оттолкнуть протянутую руку, встать на дрожащих и подгибающихся ногах... Усмехнуться разбитым ртом:
-- Как ты их... прямо смерч...-- и пойти самому, превозмогая дикую боль в покореженных ребрах.
Конан полюбовался напоследок делом своих рук. Да, эти пятеро нескоро очухаются. Только вот вопрос-- откуда они? Что здесь делают? Инстинкт подсказывал киммерийцу, что бросать дело на полпути опасно. Лучше сразу разобраться до конца. Но... Филин? Его-то уж точно надо доставить к лекарю, и поскорее.
Треск, вой, грохот-- Конан страдальчески сморщился, и секунду спустя оказался в самом сердце тайфуна. Тайфуном были его пацаны. Они что-то грозно орали и размахивали палками. В целом это напоминало атаку какого-то воинственного, но совершенно дикого южного племени.
Впрочем, дикари, не дикари, а он тут сейчас за старшего.
Конан отыскал глазами Сашку, недовольно хмыкнул и отобрал у оруженосца свой меч. Сашка облегченно вздохнул и выпрямился.
-- Ну что, Конан?.. Ого-го... Как ты их! Они живые?
-- Живые, живые,-- отмахнулся киммериец, наконец принявший решение.-- Берите пояса, веревки в лагере, вяжите их и стерегите. Я сейчас вернусь. Надо побеседовать с этими нергальими потрохами. Филин! Ты где? Пошли.
Конан решительно выволок мальчишку из поля зрения отряда, вскинул на руки и понес в медпункт.
-- Я... сам пойду...-- бормотал Филька, слабо отбиваясь.-- Пусти, я тебе не Деви Жазмина...
Конан фыркнул, но шага не замедлил.
-- Ты кого-нибудь из этих ублюдков знаешь?
-- Не-а, первый раз вижу. Они вообще-то к Голубцу приманались, я просто мимо проходил... Ну и вот...
-- Ясно.

Он сдал мальчишку с рук на руки врачихе Белле Яковлевне, и не ушел, пока не убедился, что печень и почки не отбиты, сотрясения мозга нет, и рука не сломана, а только сильно ушиблена. Два ребра, похоже, повреждены...
-- Голубчик, надо милицию вызывать. Каждый год одно и тоже! То мальчишку изобьют, то к девочкам пристают. Когда это кончится...-- Белла Яковлевна беспомощно вздохнула и развела руками.-- Где на них управу найти?
-- Уже нашли.-- мрачно сообщил Конан.-- Никого не вызывайте, я разберусь.