АЛЕКСЕЙ КОТЕЛЬНИКОВ

«НЕ НОСЯТ АНГЕЛЫ ПАЛЬТО»

 

НЕ НОСЯТ АНГЕЛЫ ПАЛЬТО

нет, не носят ангелы пальто,
не болеют, не обходят лужи,
не играют в карты, и в лото.
просто… это ангелам не нужно.

легче слов, прозрачнее слюды,
тихо пролетая над домами,
оставляют ангелы следы -
те, что на земле зовут ветрами.

нет, не боги – ангелы  они,
и готовы под накидкой ночи
в лунном решете просеять дни,
охраняя… временно порочных.

и в краю спрессованных веков
ангелы молчат о близких далях,
о поломке солнечных часов,
связанной всего с одной деталью.

тени чисел трогая едва,
вспоминают ангелы, как в рощах
тучам корчит рожицы листва,
как стихия площади полощет.

как тропа к подоблачной заре
может быть  неповторимо млечной,
а на складе дней - в календаре
нет еще  пустой страницы - «вечность»,

как задачки сыплются в тетрадь,
а в блокнотах прячутся мгновенья,
чтоб однажды выйти и узнать
неземного шара притяженье.

нет, не носят ангелы пальто,
хоть и не забыли запах крепа,
и, замерзнув, кутаются в то,
что когда-то называли небом.


ДО...

Увидав, как взлетает жук,
Позабыв белизну снегов,
Выбегает на влажный луг
Самый младший из всех богов.
«За рассветы спасибо вам,
За поля, за святой исток», -
Говорит он другим богам
И не знает, что тоже - Бог.

Он сегодня еще малыш,
Но уже не по-детски смел.
А в стране черепичных крыш
Ждет его мальчуган-пострел.
Взявшись за руки, снам вослед
По одной из семи дорог
Мчатся рядышком тень и свет,
Смерть и жизнь, человек и Бог.

День не будет на краски скуп.
И под светлой рекой небес
На пути вырастает дуб,
Что потом превратится в крест.
Где еще не разорван круг,
Где еще не известно про…
Затевают друзья игру,
В ней опять победит добро.

И, чтоб снова разбить «врагов»,
Долго делят терновый прут
Самый младший из всех богов
С самым младшим из всех Иуд.


СЕН ЖЕНЕВЬЕВ ДЕ БУА

там  все переплелось: терпенье и война,
мольберты и кино, надрыв гитар и строчки,
любовь и фуэте, набат и тишина…
и, молча, синева сжимается до точки.

на каменном ковре сверкает эпилог,
и нет оград, а век не прячется от были.
и ангел, что узнал секрет ночных дорог,
раскинул на земле измученные крылья.

там ветер перемен ласкает бересту,
но холодно листве от легких дуновений.
струится свет,  и путь к мальтийскому кресту
указывают ель и тень семи ступеней.

идут во сне полки за белою звездой, 
а смерти нет, и жизнь  бежит по веткам-венам,
и вопреки всему под бездною чужой
Москва-река с Невой давно впадают в Сену.


МУРЛЫЧЕТ КОТ…

Мурлычет кот на тёплой батарее,
В закрытое окно стучится ветер,
А мы глядим сквозь стекла на аллею,
Опутанную сумрачною сетью.

Во тьме Луна натянута на пяльцы,
Ворчун-ноябрь заносчив и несносен,
А мы, касаясь маятника пальцем,
Всё так же верим в бесконечность вёсен.

Идут часы над буковым комодом,
В водовороте стрелок тонет время,
А мы с тоской поглаживаем годы,
Листая чёрно-белые мгновенья...

На старых фото – выцветшие пятна...
Исчез босой малыш, бегущий к ниве,
И нам теперь становится понятным,
Что объектив не так уж объективен.

Мурлычет кот на тёплой батарее,
В закрытое окно стучится ветер,
А мы... стареем чуточку быстрее,
Чем подрастают и взрослеют дети.


ЗДЕСЬ

здесь тихо дремлют облака на дне колодца,
и цапля моется в прохладном хрустале…
здесь век за веком слезы раненого солнца 
грибным дождем летят к измученной земле.

к полям опять спешат ветра с опушки леса,
и в сотый раз им шепчет сгорбленная рожь:
«скажите людям: вас не ждут в раю небесном,
ведь рай земной давно «ушел» за медный грош».

но здесь, как прежде, над рекой звенят стрекозы,
парят кресты, в бурьяне прячется зола…

а по крестам стекают солнечные слезы
и застывают, превращаясь в купола.


ТОГДА...

 «…А помнишь, как на островке
росли песочные холмы,
как ливни прятались в реке,
стуча по отраженью тьмы?..
Как появлялись города,
в стране осыпавшихся скал?
Ты помнишь?»
«Помню, ведь тогда
еще никто не умирал».

«А сено? Помнишь, как оно
вдыхало сонную зарю,
и как проросшее зерно
толкало Землю к сентябрю?
Как в поле буйствовал прибой,
Как тени уносились в высь?
Ты помнишь?»
«Да, ведь мы с тобой
тогда еще не родились».


ГЕОМЕТРИЧЕСКОЕ

углы и ребра – это не для нас.
милее тот, что гладок и не груб.
мы гладим шар, уже в который раз
не ведая, что в нем ютится куб.
не видит света глянец плоскостей,
здесь синтез многогранности и тьмы.
и восемь растопыренных локтей
уперлись в лоск сферической тюрьмы.
в ней нет ни пуповины, ни пупа;
мы гладим шар… мы гладим круглый труп.
но, вдруг, однажды треснет скорлупа,
и с жаждой к жизни вылупится куб.
углам и ребрам – слава и почет.
ура! даешь кубический пиар!
но кто бы знал, что крепнет и растет
в утробе куба первозданный шар.


ОККУПАЦИОННОЕ

зачем искать ответы
спорить
всегда разумнее молчать
когда на мирном договоре
стоит размытая печать

прекрасно понимаем сами
не всё расставлено над ё
и страшный бой не за горами
так кто же первым нападёт

опять в атаку в наступленье
пойду сегодня я
а ты
услышишь чудо-предложенье
без точек и без запятых

а дальше
станет лишним платье
в границах рухнувшей страны
и я сожму тебя в объятьях
без объявления войны


НАД…

                                        Марк Захарович Шагал
                                        Плыл по жизни – не шагал.

                                                     Вадим Егоров

Хочешь, взлетим над городом?
Хочешь, взлетим над прожитым?
Да? Значит, с легким шорохом
Шаг - и под нами прошлое.

Видишь, дождями залиты
Крыши, дороги, дворики.
Бродят по свету Гамлеты
Тропами бедных Йориков.
Всюду пруды-оладушки,
Рельсы ползут упрямые
К той, что зовется Аннушкой,
К той, что зовется Анною.
Омут внизу рябиновый
Ждет белоснежной магии.
Станет вода  руинами,
Что-то сошьют Акакию.

Лики.
Виденья.
Облики.
Воздух до боли питерский.
Сны притаились в облаке.
Долго парим над Витебском.
Кто-то, закинув голову,
Годы толкает с паперти,
Чтобы, взлетев над городом,
Нас написать… по памяти.


И ВНОВЬ…

Так было… так будет: за болью – усталость,
За мигом – года, за вопросами – лица.
Привычно. И то, что в веках повторялось,
Конечно, опять и опять повторится.

В невидимой прорези звездной копилки
Исчезнет до завтра всё та же монета,
И, в стынущий город упершись затылком,
Прошепчет кому-то прохожий: «Ну, где ты?»

Над крышами снова поднимется парус
Из вечно-холодного темного шелка,
Вдохнут мостовые летящий стеклярус,
И скажет прохожий: «Осколки… осколки».

А  город, покрытый гусиною кожей,
Повалится навзничь на окна и двери,
И, как Режиссер, одинокий прохожий
Прошепчет: «Не верю… не верю… не верю…»

Так было… Так будет «на долгие лета»:
Посыплется снег - непременно за ворот,
И вновь не ответит на тихое: «Где ты?»
Потерянный в замершем времени город.