Письмо Первое

А представь - мы жили бы в одном мире. Ты не бойся, просто представь. Длинные-длинные улицы, любимая моя площадь с трамваями (кажется, она есть в Вене), каналы, мостики, скверы… Кошки на обочинах философски бездомны, будто Диоген в своей бочке. Рыбаки курят трубки, лоточники обязательно улыбаются. Мы пили бы с тобой чай в кофейнях и кофе в чайных. Глотали бы, зажмурившись, текилу в блинной (лимон, скорее!), ели бы блины в рюмочной. Мы бы читали стихи в музеях и смотрели картины в библиотеках. Я любила бы мужчин по вторникам и плакала бы о них по воскресеньям, а ты рассказывал бы мне о своих женщинах. У нас были бы дети, конечно. У тебя - дочка, у меня - сын. Но они никогда не поженились бы, потому что мы бы их ревновали. А когда ты стал бы старым, я стала бы вязать длинные-длинные полосатые шарфы. Чтобы ты обматывал их вокруг шеи четырежды. И еще длинные-длинные полосатые гольфы, чтобы они сползали тебе на коленки, и чтобы ты все время их терял, а я вязала бы тебе новые, и у тебя все время были бы разные гольфы, один красный другой зеленый. Ты бы не хотел их носить (мужчины не носят гольфы!), и я обижалась бы, разумеется. А ты усаживал бы меня - старую - на коленки и гладил по голове. Мы собирали бы с тобой желтые листья и ставили бы их в бутылки из-под кетчупа. Листали бы путеводители по Парижу и Праге, устраивали бы Прагу на Тверской, а Париж на Крестовском… Какие улицы есть в твоем городе? На них были бы Ливерпуль и, наверное, Лондон…

Это все случилось бы, мой хороший, если бы мы жили в одном мире… если бы мы вдруг случайно встретились в одном мире...

Это ничего, что я редко говорю тебе, что я люблю тебя?

*

Письмо Второе

Соскучилась я, соскучилась, хороший мой.

У меня внутри идет дождь. Пустил корни, растет себе через ребра. Вырастет - рассажу его по горшкам, по ящикам, будет виться вроде плюща, а я - в середине.
Сочиняю стихи. Сказки рассказываю. Вина пью. В неделе невозможно мало времени.
Знаешь, что-то вдруг сломалось, пока я была в Москве. Приезжаю в Питер - а он сломанный. Кажется, как раз в том месте, в котором я к нему приросла. Теперь в здесь все время идет дождь. И внутри меня тоже.
А я ношу легкие юбки, которые мокнут подолами в лужах, говорю себе - это лето такое, лето сломанное, високосное, а не я и не Питер.
Просто мне слякотно с дождем внутри. Мне все больше хочется воображать себя лиргероинями. Мне хочется просыпаться одной. Вот Он приедет - а мне лишь нужно прятаться в нем от дождя. Закрыться ракушкой и прятаться. Внутри дождь, потом я, потом ракушка, потом Он. Мантра. Никому не скажу. Никто не заметит.
А как я буду с ним разговаривать? - ведь через ракушку слов не слышно, только видно как губы шевелятся?

Знаешь, милый, пожалуй, я никогда так остро, как сейчас, не хотела умереть. Не совершить самоубийство. Просто позволить дождю наконец прорасти сквозь ребра. Не быть.

Наверное, ты не захочешь больше играть в игры.

*

Письмо Третье

Когда мы с тобой познакомились, я была замужем за Дьяволом. Ты бы не удивился, если бы знал его. Мы слушали блюзы, он курил тонкие сигары и был безукоризненно вежлив со всеми пролетающими голубями. Носил рубашки в тонкую полоску и шелковые галстуки. И шляпу. Все дьяволы носят шляпы.
Потом я попросила Дьявола уйти. Я раскрыла окна и впустила в дом солнечных зайчиков. Цветы перестали вянуть, а пыль рисовать узоры на подлокотниках. А звуки твоей гитары оставались нотами на стенах.
Потом я долго жила одна. Ждала тебя по вечерам. Тихонько плакала на полу около кресла. Писала на салфетках и боялась подойти к телефону. Варила глинтвейн.
Вчера вечером Дьявол пришел, чтобы развестись официально, и остался на ночь. Он все еще носит рубашки в полоску…