***

ЛЕДИ ДЕДЛОК

Холодный дом. Преображенье.
Как ящер, дряхлым становлюсь,
Увядший после пробужденья,
Всё кашлем пагубным давлюсь.
Угроблен день. Я уподоблюсь
Зимой - медведю-шатуну.
И, вспоминая некий образ,
Тихонько Джандрису шепну:
- Мы в Линкошайне. Напоследок
Хочу я женщине сказать:
- О леди Дедлок, леди Дедлок,
Великомученица! Мать!
Мы тоже - горькие скитальцы,
Ночной замучили пейзаж.
О, как сверкают Ваши пальцы!
Как строг, как нежен облик Ваш!
Холодный дом - удел красавиц.
Холодный дом… холодный свет…
Но кто детей своих бросает,
Тому в миру прощенья нет.
Едва померкло
чувство долга,
возмутился прах.
Вас баловали слишком долго,
И вот - вы ввергнуты во мрак.

***

Посвящается Кармен Риэре - русской Испанке

Ты мне скажешь в этот вечер,
Что изюм не так коричнев!
Что мой дом - не так беспечен,
Поцелуй - давно привычен.
Упрекнешь, что мало значишь
Для ленивца и бродяги,
Отвернешься - и заплачешь
В мои белые бумаги.
Ты мне скажешь, что сегодня
Нет того, что было прежде,
Что пора увять бесплодно,
Что пора уйти надежде.
Что ничто не очевидно
И ничто, увы, не ново,
Что грустить о прошлом - стыдно,
Сокрушаться бестолково.
Что же я тебе отвечу?
Обниму, прижму шутливо
И скажу чистосердечно:
- Ты права. И ты - красива.
Улетело наше лето,
Отшумели, отшутили, -
Не расстались. И об этом
Я скажу в высоком штиле:
Дорогая, ваши плечи
Пахнут утренним туманом.
Это значит: наши встречи
Пахнут снегом - и обманом,
Это значит - мы коснулись
Некой тайны... нежной тайны.
Это значит - ветры с улиц
Преднамеренно случайны.
Это значит - мы любили,
Это значит - мы летели,
Это значит - нас забыли
Снегопады и метели!


***

Застонало пианино - там, вдали…
Как вы молодость невинно провели.
Как любили! Вполнакала, в полусне.
Ныли и лукаво о весне.
А сегодня я услышал тронный звук
Серых раковин, вспугнувших сонный слух.
И я понял: где-то в тайной глубине
Море помнит, море знает обо мне.
Где-то дышит зародившийся раскат,
Он лукавит как смутившийся мускат,
Где-то сказочные грозы, острова,
Где-то - пеной порождённые слова.
Этой пеной, сплошь навитой на гребни,
Афродита говорила о любви.
Эта пена, это пенье влажных губ -
Кличи, зовы Посейдона звонких труб,
И горбами древних раковин седых
Неумолчно повторяют пенный стих.

***

Я вышел. Как охотник на медведя!
Кричали птицы с чёрного причала,
И пианино в темноте рыдало,
И тёмный ветер, задыхаясь, бредил.
Был протяжён во тьме полночный рынок,
Где клокотали вздохи и рыданья,
Немые вопли, шорохи и рыки
Прокатывались меж его рядами.
Я вышел - на тебя, ещё не зная,
Откуда ты, где, - как схвачусь с тобою,
Кем явишься? Небесная? Земная?
Я вышел в полночь, жаждущую боя,
Чтоб сапогом в лицо меня гвоздила!
Цепями звёзд, ветвями исхлестала!
Махровой, чёрной, пламенной гвоздикой
Она передо мною вырастала.
И пахло дикой волей!
Пахло, пахло!
И был потерян гул далёких клавиш.
И темнота выпрядывала, пряха,
Дыханье цирка, выбоин и кладбищ.
Да, был мой путь, -
Бессчётность роз и терний,
Наверное, придумал Калиостро,
Чтоб ты явилась мне - крылатой девой
В обличье Сирина и Алконоста.

***

Зазмеилось ручьём пианино,
Фиолетовый плач за окном.
Озарённый лучами кармина,
В трюме дворика возится гном.
В голых стенах натыканы гвозди,
Да такие, что - насквозь пробей.
И висят виноградные грозди
Толстогрудых литых голубей.
Я несу ожерелья морковин,
Я сырыми грибами пропах.
А за окнами - зреет Бетховен…
И органно вздымается Бах.
Я вошел в этот дом; я коснулся
Твоих родинок, мочек и век.
И, как дрожь откровенья, проснулся
И вздохнул, как другой человек.
Это утро - сплетение таинств,
Неземных нерастраченных сил,
И я пью тебя не отрываясь,
Пью тебя!
Пью весны эликсир.

***

Ветер, вздох лесных форсунок,
Символ воли, дух полета!
Собирай в тугой подсумок
Сумрак птичьего помета,
Клочья сена, вспышки пуха,
Ветер, ветер, побируха!
Собирай и то и это,
То, что дальше, то, что рядом,
Чтоб весна встречала лето
Соловьиным водопадом!
На дубах в листве кричащей
Не расслышишь ни словечка.
Как войти садам и чащам
В соловьиное сердечко?
Все войдёт - и то, и это,
Каждый лист целебным ядом,
И в весне проснётся - лето,
И очнется - водопадом.

***

Ты прошла, озарив этот вечер.
Облик милый, родной и простой…
Нет надежды на новую встречу
Задержись на мгновенье… постой…
И опять - под нахлынувшей тенью
Одинокая стынет скамья…
Ты прошла, словно дождик весенний.
Ты прошла, словно юность моя.

***

Ты придешь, нежеланна, незванна.
То, что было, - случится и впредь.
Я приму тебя, Аннушка, Анна,
Чтобы наши сердца отогреть.
Чтобы руки сплести ледяные,
Выходя из столетнего сна,
Чтоб послышались клики земные
И в губах шевельнулась весна.
Запылают песчаник и глина...
Будет город - витальный, мирской.
И вечерней зарей анилина
Обольется пейзаж городской.
Черно-белые Птицы Абсурда,
Издеваясь, вдали пропоют:
Мир окончен. Абсурдна посуда.
Вам приснился домашний уют.
Ваши скверы травой обнищали,
Оголились кварталов тела.
И стоят, никого не прельщая,
Вне уюта, любви и тепла.
И гнилые трущобы очнутся,
И чужо отмахнутся века.
И опять по подъездам начнутся,
И от дыма зачнут облака...
Материк закорячится сонно,
Заиграет, во сне разомлев.
Твоего мелодичного стона
Не услышит никто на Земле.
Но на улицах, близких и странных,
Где украшена шишечкой дверь,
Я бреду, очарованный странник,
Через город великих Потерь.
Я забывчив, плутаю, плутаю
В полутьме, не сливаясь с толпой,
Оттого, что в преддверии таинств
Не могу распрощаться с тобой.
Пусть сгорают в закатах Сезанны
И предсмертие травы сосут.
Не отравит наш дух и сознанье
Окаянное слово абсурд.
И над краем, что смят и поруган,
Будет гром, грянет сладкий раскат,
И разнимутся вещие руки,
Научившись, как надо, ласкать.
Для того, чтобы, душу взлелеяв,
Все, что выжжено, снова понять.
Для того, чтоб усталую землю,
Как больного ребенка, обнять...

***

Лишь там, где прячутся дриады,
Где речка мглится до небес,
Ни дел, ни званий нам не надо -
О них не спрашивает лес.
В смолистой шишечной глуши
Локтями раздвигая купол,
Тайга, навеки запиши
В поминовенье черных дупел!
Прими. Пусти в святую даль,
Где ветви - сны, где листья - лица...
Дай замереть в тебе,
И дай
В тебе как в храме помолиться.