Наблюдаю, как шевелится паутина под
высоком потолком.
Тонкий сквознячок овевает моё разгорячённое
тело, наводя на мысли о весне. Я вижу как былинка спорхнула с ожелтевшей от
времени стены и уневлась наверх, к вытяжному окошку, подхваченная дуновением
ветерка, что пробился сквозь щель под дверью туалета. Мягкий свет двадцатипятиватной
лампочки напоминает о проблемах нашей великой родины, освещая металлические
застёжки спущенных к полу джинсов. Сколько близкаго и знакомого в этих простых
вещах, что живут рядом с нами, став почти незаметными соседями, которые стали
частью нашей души. Чу! - Это закопошился в ведре использованной бумаги таракан
- давний житель этих мест. Пошуршал-пошуршал - и затих. Пошуршал-пошуршал
- и затих. Авот, гляди-ка, вылез на край ведра и застыл, горделивый, усатый,
рыжий. А потом взял - и прягнул на голубой кафель стены и пополз, пополз вверх
по стене, туда, к потолку, откуда свисают, теряясь в воздушной дымке, ниточки
пыльной паутины. Легкой дороги тебе, друг. Ах, а этот голубой кафель, что
облицовывает часть стен нужника, наполняя внутреннее пространство помещения
нежным свечением, столь напоминающим неописуемое излучение прекраснейших изразцов
Голубых Ворот Вавилонских. Как удивительна красота этих светло-синих прямоугольников,
в глубину которых я сколько раз необъяснимо долго вглядывался, словно пытаясь
найти в них ответы на неизвестные мне самому вопросы. Сколько поэзии связано
с этим туалетом, как хочется, чтобы он оставался неизменным. Но, правда, и
гадить тоже где-то нужно.