***

Вчера был вторник. Часов в одиннадцать утра я вышел из дому и отправился к морю. Как назло, я тут же чуть было не столкнулся носом к носу с мордатой Маринкой Цветаевой, разговаривать с которой не было абсолютно никакого желания. Пришлось изображать срочную надобность перебежать дорогу и поразительную заинтересованность какой-то афишей. И вообще, Маринка, на мой взгляд - обыкновенная толстая психованная засранка - я пробовал с ней встречаться, когда-то. Обезумевшее от жары солнце плавило асфальт под подошвами, пытаясь вдавить меня своею силой в воняющую гудроном землю. До моря идти было недалеко, но успеть истечь потом удавалось всегда и с большим успехом. На море, у третьего пирса, меня ждал (с деньгами на пиво) слюнтяй Бурлюк, постоянно мусоливший висящий у него на шее обломок жёлтых "кислотных" очков в чёрной пластмассовой оправе. Обломок изображал монокль.
"F… y..!" - сказал Бурлюк, едва я к нему подошёл.
"Sick my Duck!" -ответно поприветствовал я его.
И мы пошли на старый причал, с которого непрекращающимся, выкрикивающим слоганы потоком прыгали костлявые наши сверстники, исчезая в пенной (от близости канализации) волне. Купив по "Рогани", мы растянулись на горячих, кое-где подгнивших досках причала. Открывая бутылку о солнце, я спросил:
"Что есть футуризм?" Он ответил:
"Футуризм есть Алексей Кручёных плюс динамизм движения собаки на золотой цепи Лукоморья плюс хой как единица измерения дзен-сюрреалистичности."
"Адекватно", - сказал я. И мы продолжили получать солнечные ожоги первой степени. Когда через полчаса мы вышли из транса, пустые бутылки уже исчезли. Мы поднялись на ноги и нас сразу же сбросил с причала один здоровенный детина по прозвищу ВэВэ. Полное отсутствие какой бы то ни было воспитанности. Залечив духовные раны, нанесённые ВэВэ, отборной дозой стихов на санскрите по поводу мировой гармонии, мы распрощались, честно плюнув друг другу в ладонь перед рукопожатием. Чуть позже, заскочив домой и переодевшись, я побрёл в наш местный полупровинциальный художественный музей. Я решил по дороге зайти к одному знакомому поэту, Дяде Серёже. Он живёт в доме напротив Пушкина (говорят, Пушкин ушёл в запой и теперь пишет верлибром манифесты для дадаистов). Дядя Серёжа был дома. Он открыл дверь с небольшим опозданием (что-то писал) и махнул некогда кудрявой головой по направлению к комнате, значит: "Проходи, не разувайся." Дядя Серёжа поставил чайник на плиту и сунул мне в руки толстую тетрадь, наполовину исписанную ровным, каллиграфическим почерком. Это была рукопись. Я почитал и сказал, что очень понравилось. Мне действительно понравилось. Когда читаешь дяди Серёжины стихи, кажется, что они пахнут Маковеем. Такие же языческие, пряные, тёрпкие. Многим людям не нравится, как пахнут букеты с васильками и чорнобрывцями, которые святят на Маковей, а мне нравится. Я спросил дядю Серёжу:
"Что такое футуризм?" Дядя Серёжа посмотрел в окно, выходящее во двор, и сказал:
"Футуризм - это просто очередная мода. Знаешь ли, молодой человек, стыки веков, перемена времён…" Он налил мне чай в огромную глиняную чашку и кинул в неё ложку ячьего жира. Это такая фишка. Дядя Серёжа опять посмотрел в окно и спросил меня:
"А ты никогда не слышал о таком певце - БГ?"
"Нет", - ответил я и ошпарил язык кипятком.
"Да…" - протянул он. - Серебряный век… Серебряный век-к…"