Елизавета Радванская
(Киев)

 


***

Я хочу тишины.
Но могу ли ее заслужить?..
С предосенним дождем
Возвращается то, что забыто:
Неприкаянность слов,
Перешедших не все рубежи,
И боязнь пустоты,
Пропускающей время сквозь сито.
Я хочу тишины,
Но ей будет так тесно во мне –
Среди хлама навязанных чувств
И ненужных желаний
(это холод, что в душу
Без спроса приходит извне,
Это тяжесть в груди
Из-за едкости воспоминаний).
Я хочу тишины,
Суету побеждающей в нас.
Вот она – у порога стоит,
В белоснежной рубахе…
Но посметь ли впустить ее в дом,
Где темно и сейчас,
Где гнездятся еще
Моя гордость и глупые страхи?..
…То, что брошено прочь было мною
В безумном бреду –
С предосенним дождем
Возвращается – хоть понемногу.
Может, скоро и я
Наконец-то рубеж перейду –
И услышу ее –
Все стоящую там, у порога…


***

Ну как писать стихи, пока болеет город?..
Не нам его лечить?.. Смотри, костры – как язвы…
Виновны мы не в том, что к нам проникли воры,
А в том, что и без них – в душе темно и грязно.

Зло не приходит к тем, в ком для него нет места.
Мы будем ждать конца, не ведая начала?..
…А главный враг, смеясь, остался неизвестным
Для всех, кто слушал, как слепая боль кричала.

И город умирал. Не в первый раз, конечно.
Под гордостью своих. Под толпами чужими.
От тяжести обид у всех болели плечи.
…Лишь те, кто помнил смысл, – прощая, просто жили.


***

Что ж ты ходишь и ходишь по ребрам бессонных улиц
И сжимаешь в руке надежду «а вдруг, а вдруг»,
Ту, что держит в запасе свои холостые пули,
От которых печаль меняется на испуг.
Что ж ты ходишь и ходишь кругами, как чья-то старость,
Или молодость чья-то, хранящаяся в пыли…
А наградой за то, что ты снова черствее стала –
Понимание: не дано – значит, не моли.
Что ж ты ходишь и ходишь, если ты знаешь точно –
Никогда не случится – хоть на весь мир кричи –
То, что сделает сердце хоть чуточку более прочным
И немного счастливым – без выдуманных причин…
Что ж ты ходишь и ходишь? Ждешь ли случайной встречи?..
Ей, увы не бывать – и никто не придет за тобой.
Возвращайся домой.
Время даже бессонницу лечит.
И молчи.
И молчи.
И молчи.
Так проходит боль.


***

Посвящение дедушке

Говорят, говорят, говорят, говорят –
Но я знаю одно: что слова – это яд,
Что ни время, ни гордость не смотрят назад –
На безудержность мыслей и вехи утрат.
Жизнь – огромный клубок, правда, спутана нить:
Если б только любить, если б только любить!..
Если б каждый из дней разделить пополам –
Чтоб не всё – суете… Но мешает туман,
Но мешает туман, и пройти не могу –
Только верю, что есть на другом берегу
Все, что здесь мы искали, цепляясь за грусть:
Мол, уйдем, ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть…
И останутся после – чужие слова,
И любовь, и любовь, ведь она лишь права,
Та, что с детства вела, та, что в Детство вела,
Даже если вокруг все сгорало дотла.


МИР-ПОДРОСТОК

Я пропустила, как рос этот мир-подросток,
Осиротел, но мудрее, увы, не стал.
Пульс у него – от волнения – девяносто,
А он еще не умеет считать до ста.

Не доглядела: связался с дурной компашкой,
Поздно приходит теперь, и начал курить.
Недавно со злости разбил любимую чашку
И бросил мне грубо: «Не вздумай меня пилить».

Я – не пилю… Спросила: «Как жить ты хочешь?»
Ответил: «Побольше денег – и отдохнуть».
Насмешливо зыркнул, жутко, – будто по-волчьи,
И снова ушел – продолжить свой странный путь.

Я – виновата: его удержать должна бы,
Выбить из мира-подростка чужую дурь!..
Но… мне противно. Знаю, что дуры бабы.
Знаю, что больше некому. Подведу,

Хуже – предам. И когда придет за советом –
С пачкой бабла в кармане, но без мозгов,
Выжатый, одинокий, –
Я до рассвета
Буду не спать, и плакать, что он – таков.

Буду себя корить. Он мне был так дорог!
Сверстник мой, – мир, не сумевший взрослее стать!
Пульс у него – от изнеможения – сорок.
А он – еще не умеет считать до ста…


***

Под слоем пыли – хранишь тоску,
Как платья кукольного лоскут
На дне старинного сундука.
Под слоем пыли, под спудом лет,
С тех пор, как в детстве седой рассвет
Тебя заставил грустить слегка:
И ссора с другом, и двойка вдруг,
Ругают, падает все из рук,
И смотришь в небо: туман, туман –
И одиночество – в первый раз –
Тебя под руку заводит в класс,
И краска слезла с оконных рам…
…Стихи приходят. Как снежный ком,
И все вокруг тогда – кувырком,
Не бойся, если ты хочешь жить.
Пиши: и помни, что там, на дне –
Хранится нечто с приставкой «не-» –
Не разбуди его, пусть лежит –
Пока не вынырнул белый свет
Из черной пыли, из груза лет, –
Спасать – в который по счету раз?..
Чужие ломятся снова в дверь,
А ты – хоть верь ему, хоть не верь –
Он есть. Он видит. Он здесь.
Он
Спас.


ДОМ

Я счастлива. Абсолютно. И не назло
Завистникам, пересудам, чужим грехам.
Мне в жизни, как будто в сказке, всегда везло
На детство, добро и странный талант к стихам.

Разрушенный мир в печали не убедит.
Ведь вид за окном – на небо и тополя.
И я – даже если больно – смогу идти,
Туда, где мой дом, где птицы над ним парят –

Мой дом – это город: пять улиц и три двора,
Каштан у балкона и старенький гастроном.
Как каждой лисице ее дорога нора,
Так мне и моя – с распахнутым в жизнь окном.

А я бы – делилась радостью, но увы –
Не слышат меня отвергнутые собой.
Весна опьяняет запахами травы.
И мне ли – лечить под силу чужую боль?

Я видела, знаю: счастье – не где-то там,
А здесь и сегодня – вместе закат встречать,
Пить чай на балконе… Видишь: цветет каштан.
И счастье – цветет. И учит других прощать.


***

Тебе сказали, как завтра взойдет рассвет?
Сначала – огненно, после – немного грустно,
Вползая в память, в которой – так много лет
Свершений – малых, и очень большого – чувства.
Такой рассвет – заранее ждать нельзя,
Ведь он – как чудо, – быть может, и не заметим –
Скользнут по небу не верящие глаза:
«Похоже, будет холодный сегодня ветер».
Тебе сказали, что солнце уже прожгло
Большие дыры на той стороне планеты?
А город наш – так тронуть и не смогло,
Лишь улыбнулось издалека рассветом.
Наверное, потому, что живые – есть,
По-детски хрупкие, слишком, увы, наивны…
В тумане смога сложно их разглядеть,
Они, возможно, только для Бога зримы.
Тебе сказали, что мы – ради них живем,
(Иначе – и нас прожгли бы, с землей мешая…),
И лишь потому взойдет рассвет за окном,
Что те – «живые» – снова нам все прощают?
…Так трудно солнцу крошечным быть пятном
В огромном городе подлости и неверий,
И знать, что так мало тех, кто с ним заодно,
Кто не часами – рассветами – жизни мерил…
Тебе сказали, что значит – уметь любить?
Сначала – огненно, после – немного грустно,
И в каждое «завтра», как будто в чудо, входить,
Не расплескав ни капли большого чувства.


***

Прости меня.
Я помню слишком много:
Испещрена обидами душа –
Таких, как я, осудит время строго,
Таким, как я – в себя – не убежать.
Прости меня:
Как дочку.
Как ребенка,
Играющего в жизнь
Так много лет,
И звавшего на помощь
Слишком громко,
И знавшего
Неправильный ответ…
Прости меня.
Молчать бы научиться,
А не кричать от боли и тоски!..
Не вглядываться бы в чужие лица,
Доверие
Изрезав на куски.
Ты за меня платил
Моим же долгом,
И от самой себя меня берег…
Прости, прошу:
За то, что шла так долго,
Запутавшись
В сплетениях дорог.


***

Когда я стану умирать,
Сядь рядом. Помолчи немного.
Гляди не грустно и не строго,
Боясь хоть раз меня обнять.

Напомни мне, что ты сказал
Тогда на набережной тихой,
Где пахли губы облепихой
И спал стареющий причал…

Напомни мне ту дрожь руки,
Когда, повенчаны пред Богом,
Из церкви вышли на дорогу
У той же киевской реки…

Напомни все. И грусть, и смех,
И комнату с окном на небо,
И запах праздничного хлеба,
И Рождеством умытый снег…

Не плачь, немного подожди.
Твои глаза остались те же,
Но ты теперь смеешься реже…
Скажи мне, что там впереди?..

Что ждет меня? Какая даль?
Какой я грех не отмолила?
Напомни мне, как я любила
Корицы запах и миндаль...

Как я боялась высоты
И как нежнее стать хотела…
И как рвалась душа и тело
Всю жизнь мою – туда, где ты.

Когда я стану умирать,
Будь рядом – ведь на этом свете
Мы лишь испуганные дети,
Которых некому обнять.


***

Теряюсь в цифрах:
Возраст, слава, цели:
Мол, сколько лет;
Почем теперь мой голос
В том обществе, в котором – вес имею;
И чем измерить важность достижений,
Пустых, по сути.
Путь уже так долог,
А совесть – снова, снова на прицеле.

Теряю душу. 
Видишь ли, не помню,
О чем мечтал,
Гуляя с мамой в парке
(Я ей гордился – за ее заслуги –
Улыбку, пирожки, родные руки,
Недорогие чудные подарки…
За то, что рядом. И за мир огромный…).

А кем она была
В безумном мире
Бездушных цифр?
Так часто доводили
Ее до слез, мол: «Что ты дашь ребенку?
Ведь ты – никто! Сменила на пеленки
Успех, карьеру…»
Мама! Твои крылья,
Что берегли нас,
Ангельскими были!

Ты все дала нам, нужное для счастья.
Любовь.
Любовь,
Прошедшую сквозь время.
И память греет нас, когда так больно…
Все гонятся: вперед, вперед…
Довольно!
Так – на бегу – и разрушают семьи,
Их заменив богатством или властью.

А как их сохранить, когда не видел
Отец, как дочь впервые улыбнулась, –
В погоне за «далеким, светлым, новым»?!
Жизнь – не догнать. 
Престиж – всего лишь слово.
Вот – молодость давно уже уснула.
Насытив тело, душу – не насытил.

Все пропустил – земные выбрал цели.
«Сегодня» ты отдал за призрак «завтра»
И вот –
Жена и дети – как чужие
(Гордятся, может, папой – но нужны ли
Ему – не знают. Он им – …(хочешь правду?)…
Любовь –
Любовь и счастье – на прицеле…


***

Бессвязны мысли.
Озноб по телу.
Смеется время.
Рыдает небо.
Когда все серость считают белой,
Я горькой правды
Прошу, как хлеба.
Еще не смею –
Совсем без страха,
Еще не знаю,
Как жить
Без грусти:
Надрывны строки –
Кому во благо?!.
Смеется память:
Уйти – не пустит.
Нельзя быть «между»,
Нельзя вполсилы.
Бессвязны чувства –
Но так ли нужно?..
…А осень, знаешь, до слез красива –
И просят веры,
Как хлеба,
Души.


***

Мой город растерзан, измучен и выжат,
Ему уже нечем дышать.
И люди чужие, что песен не слышат,
Поставлены судьбы решать.

И мне – прямо в сердце – кричат о свободе,
От злобы бесстыдной дрожа,
А город – уходит, уходит, уходит,
Как будто из тела – душа.

Прощается небо – дождем – напоследок.
Потеряна главная нить,
И падает истина, – листьями с веток, –
К весне ей положено сгнить.

На каждом углу – авангардные песни
На выдуманном языке,
И город уже превращается в плесень,
Сползая к огромной реке.

Отобраны храмы, забыты истоки
И прошлое втоптано в грязь.
К пустым идеалам ведут все дороги,
На стенах закрашена вязь.

Чужие герои – убийцы и воры –
Гранитные, молча стоят,
И плачет, и плачет в удушье мой город,
И птицы над ним не летят.

Он больше не пахнет любовью и грустью,
И скошенной майской травой.
А мне бы – на север…
…Но память – не пустит,
Пока этот город – живой.

И долго еще мне бродить вечерами
Да от одиночества выть…
Мой город изранен
Моими врагами.
А мне их – придется простить.


МАСЛЕНИЦА

1

Сжигали столицу вместо зимы –
Масленицу встречали.
Никто не увидел своей вины
В чьей-то чужой печали.
И город состарился за три дня.
И предавала его родня.

2

Мне страшно. Я душу свою упускаю –
Чувствую, как сквозь пальцы…
Улицы в злобном своем оскале
Щурятся.
Ты же – сжалься!

Сжалься над глупой,
Над не-своей,
Верь мне, прошу тебя, очень верь.

3

Бывает так: стекает ложь
Дождем на нас, на всех, на всех,
И ты, конечно, не придешь.
И будет жизнь во всей красе,
И обострение весны:
Все зеленее, чем всегда.
Бывает так: не помню сны,
В которых я пришла сюда.
Слова важнее городов.
Слова – как люди: умирать
Не научились, чтоб следов
Не оставлять.
Не оставлять…

4

Такое время пришло: молчать.
Иначе – болью своей взахлеб.
Не знаешь, чья это там печать –
И кем поставлена – нам на лоб?

Друзьями нашими – так верней.
Родными нашими – так сильней.

5

Веселись, Зима! Ты сегодня выжила.
Не тебя сожгли. Не тебя – в огонь.
Ты бросалась в пляс и бродила крышами,
Подавала всем мерзкую ладонь.
Принесла раздор, гость ты наш неназванный.
К чаю подала ссору и мольбу.
Веселись, Зима, наша совесть грязная,
И танцуй, танцуй на чужом гробу.
Ишь, не в первый раз тебе быть неверною,
И без спросу – в дом, и в подарок – ложь.
От тебя, увы, не закрыться стенами.
Ты и в жизни Той нас, наивных, ждешь.

6

Никто не поможет с ума не сойти.
Дым в окна и выстрелам счету нет.
И если услышишь – шепчу: прости.
И грохот утих, и пришел рассвет.
И снова осталась совсем одна
Душа, потерявшаяся в бегах.
И жизнь допивала меня до дна.
И жутко мне было, и дрожь в руках.
Прошу, не ругай меня, не кляни.
Я знаю, я знаю, моя вина
Во многом.
Во многом.
…Считаю дни:
Я ими, безумными, так пьяна…

7

…А сказочник за мною не пришел.
А я звала.
Звала и умирала.
Но что ему?.. Ему и смерти мало.
Он не боялся за меня душой,
А чувством долга – я и так сыта.
Сыта, больна, отравлена – не знаю.
Мой сказочник! Мне не дожить до мая.
Я тишины прошу, но суета
Не отпускает к ней. Спаси меня.
Мне прав на это не давали прежде…
…Здесь не бывать ни вере, ни надежде…
И город стал старее за три дня.