Из книги "Одесские Этюды"

***

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ УТРО

Зимы дождливой истина гола.
Но жизни новой жаждет каждый сук.
Ликующе звонят колокола,
и влажный воздух держит каждый звук.
Журчит вода из водосточных труб.
И чудится везде такая ширь!
Ну что же, пробуй сущее на зуб,
не прозевай его, не растранжирь.
Не пропусти! - возносит ноту Бах,
присутствует неслышно в мире - Бог.
Ведь что-то происходит в небесах,
хоть вряд ли ты увидеть это смог.
Как будто пред тобой была стена,
был в этой жизни пасынок - не сын,
но - нет стены и смерть побеждена.
Как всё переменилось в миг один!
Хотя пейзаж и сумрачен, и наг,
а всё ж беда - как будто не беда,
исчезла тяжесть и уходит страх...
Звонят колокола. Журчит вода.

***

Бог - это просто тишина дыханья.
Прислушайся - неслышно дышит Он,
но мир колеблется подобно ткани,
подобно занавеске у окон.
Пока охватывает вещи трепет,
они - живые, дышат в такт с Творцом.
Его дыханье эти формы лепит.
Материя становится лицом.
Немых камней неловкие улыбки,
глаза деревьев, что глядят, кося...
В них исчезающий, стыдливый, зыбкий
намёк на то, чего сказать нельзя.
Но внятны нам не эти лица - спины,
вещей, всё ощутимое рукой.
Шершавая поверхность - не глубины,
не тишина дыхания, покой.
Не оттого ли пролетают мимо
слова, ушей коснувшись лишь едва?
А то, что мы высказываем - мнимо,
совсем не то, чем эта жизнь жива.

***

ПУШКИН В ОДЕССЕ

…И захмелеть. И заблудиться
в очах и завитках волос.
Где лепестки увядших роз?
Ужель бессмертна лишь страница?
Всё живо в вечности. Всё длится.
Любимая сто лет назад -
летит над Летою, как птица,
и так же тёмен томный взгляд.
Слова любви испепелят
немую белизну бумаги.
Огонь волнуется в отваге.
…А рифмы - к нам перелетят.

***

ТЁЩИН МОСТ

Этот мир, что мне щедро дарован,
мокрый весь после ливня - приму.
Я с древесными кронами вровень,
и заглядываю во тьму,
в глубину, где листва, где сплетенье
веток. В самую глубь естества,
где со светом братаются тени,
где немеют все наши слова.
Только взглядом пойму, только взглядом,
что блаженствую, зеленью сыт.
Но не стану я дереву братом.
Я уйду, а оно - постоит.
Я вернусь - а оно не узнает,
тот ли это прохожий, не тот...
Лишь небесную книгу читает,
а моей - никогда не прочтёт.

***

Как хороша дождливая погода,
когда глядишь на город из окна.
Ещё жива осенняя природа.
Спокойный свет. И тишина - влажна.
Как будто мы во глубину нырнули
(неглубоко! ещё не в темноту!).
И мысли надоевшие уснули,
забыли и заботу, и беду.
И в осени - почти что невесомы,
в одесской тёплой осени - плывём.
Природа - дом. Мы на мгновенье - дома,
мы бытием полны, как водоём -
своей тишайшей влагою. Мы вместе
с деревьями, печальными чуть-чуть.
Им ведомы о зимнем небе вести,
а я в маршрутке продолжаю путь.

***

Осенние ветры нежданны.
Трясутся от страха каштаны,
на землю роняют плоды.
Хрустят под ногами скорлупки.
Как жизни мгновения хрупки!
Как недалеко до беды!
Но не соглашаясь с дождями,
вождями, ТВ-новостями,
мы всё же участвуем в драме,
свершаем и свой переход
из лета - в осеннюю пору.
И радоваться ли простору,
что вдруг открывается взору -
сквозь ветви узрев небосвод?
Чему ты нас учишь, природа -
что осень есть истина года?
Листва улетает, шурша.
И грустно душе отчего-то.
И горло сжимает свобода,
пространством пустынным страша.

***

Ветка с сухою листвой, отразившись в зелёном стекле,
зазеленела. О, эти волшебные стёкла!
Воображенье, и ты таково. Всё на земле
преображаешь, покуда мы ходим вокруг да около.
Покуда мы ловим от нас ускользающую суть,
её ты являешь: вот жизнь в цвету, на пределе.
Сущее живо, пока совершает путь -
в воображении ль нашем, на самом ли деле...
Покуда преображается, временем взято в плен,
листья роняя свои, страдая и умирая,
чтобы рождаться вновь, побеждая тлен,
чтобы шуметь и цвести, доходя до края
и волной переплескивая через край...
Ах, тогда даже старость, даже зима - не пораженье!
О, бытие многоликое, радуй, играй,
не убывай, проходя, играй хоть в воображенье.
Этот камень, пожалуй, не меньше нашего жив
И замёрзшее дерево - по-настоящему живо,
А человек, что живым притворяется - лжив,
и в бессилии миру помочь улыбается криво.
Что случилось с ним? Треснуло воображенья стекло -
и он видит лишь факты, упрямо тряся головою?
...Нет, покуда мы живы - нам даже и в холод тепло,
машет ветка сухая своею зелёной листвою.

***

Вот улица Уютная. Вот Ясная.
Отрадная. Названья каковы!
Идёшь себе - а настроенье праздное.
Заботы выбросить из головы.
Как хорошо, что не о чём заботиться,
что зимний день - легко на плечи лёг.
Пока идёшь - глядишь, и распогодится,
клок облака снесёт куда-то вбок.
Дыши своей свободою прохладной,
забудь о грустном и бровей не хмурь.
Вот видишь: неба бледная лазурь
над Ясной, над Уютной, над Отрадной...

***

Снег пошёл, коснулся щёк.
Дождь тяжёл. Снежок легок.
Вместе с ним и тишина,
что с небес занесена...
Тишина, что без забот
тихо падает с высот.
В мире шумном и болтливом -
очень просто стать счастливым:
лишь замедли жизни бег
и закутай душу в снег.
Мы у сумрачного неба
просим снега, а не хлеба,
просим, словно откровенья,
очень тихого мгновенья.
Чтобы нежная прохлада
лба коснулась, как рука.
Больше ничего не надо.
Снег идёт - и жизнь легка.
Средь забот привычных, бедствий -
он напомнит нам о детстве
и исчезнет без следа.
Нам бы снега! Нам бы стужи!
...На асфальте только - лужи,
только грязная вода...

***

Не ешь, не спи, художник,
а заодно - не пей.
Расти, как подорожник,
летай, как воробей.
Стихи в уютной клетке
не пишутся, увы.
Вспорхни, как птица с ветки.
Твои пути - кривы.
Вот день прошёл - и нету.
Да ты и сам - фьюить!
Ищите у поэта
оборванную нить.
В строку стихотворенья
он вставил этот день.
Тут и ветвей движенье,
и облако, и тень...
Вся жизнь - картиной в раме.
Зарифмовал. Сказал.
И узелок на память
тихонько завязал.
И снова где-то рыщет.
Его голодный взгляд
для чувства ищет пищу,
и малой крохе рад.
Как холодно зимою!
Как голодно ему!
Дорогой бы прямою -
да в сытую тюрьму!
Но в перья клюв зароет,
чтоб зиму переждать.
Ночь - облаком прикроет,
а утро - благодать!