Она - шедевр моей жизни, моя лебединая песня, мой идеал и смысл всех исканий и творческих мук. Если бы я не боялся впасть в банальность, то обязательно сравнил бы её с маяком, свет которого отраден для морехода в штиль, а в бурю становится единственным шансом на спасение. Тысячи дней и ночей я освобождал её образ из густой мглы окружающего меня хаоса, подобно Пигмалиону, чей резец движенье за движеньем превращал холодную поверхность камня в черты боготворимой им Галатеи. Умереть за неё на кресте я почёл бы за милость. Тогда, извиваясь под палящим солнцем на деревянной перекладине, ежесекундно терзаемый сводящей с ума болью от насквозь пробивших тело гвоздей, я смеялся бы прокушенными, перепачканными в крови губами над столпившейся вокруг чернью, которой никогда не суждено понять моего безмерного счастья. Ради её любви я готов фиглярствовать на глазах у праздной толпы, радостно приветствующей своего нового юродивого, вновь и вновь предавать друзей, которым обязан жизнью, и шептать полные нежности слова на ухо той, чьи ласки вызывают во мне лишь глухое раздражение. Сможете ли вы понять, что ощущаю я, когда посреди ночи, намертво сжавшей мой мозг в своих стальных тисках, она приходит ко мне и одним плавным движением размыкает оковы, даря измученной пароксизмами удушья груди щедрый глоток свежего воздуха. Нам не нужно ни смотреть друг другу в глаза, ни говорить, ведь в прикосновении её нежно обнимающих меня сзади рук, я могу почувствовать и дуновение весеннего ветра, туго бьющего в лицо, когда я спускаюсь с холма, окружённый друзьями, потерянными теперь навсегда, и ласковость ладони, которая никогда больше не снимет усталость с моих полуприкрытых век, и удары бесчисленных капель дождя, под которым я самозабвенно танцую, забыв обо всём на свете… Так завидуйте же мне, вы, кому неведом шедевр моей жизни, вы, кто не слышал моей лебединой песни, вы, кого ни разу не посещала моя единственная возлюбленная, имя которой Тоска.