АЛЁНА ЩЕРБАКОВА. ВОСХОД НА КРАЮ КОЛЕСА

часть II. ПОЦЕЛУЙ СРЕДИ РУИН (9 кругов света)

ДЕКАДАНС

Тревожный Вертинский – и обморок тоненьких лилий,
Утопия, следом затяжка Бердслея на утро,
Пустые костюмы густевшая тень опалила,    
Белила трепещущих стен топит серая пудра,
Размытые клавиши улиц запали – снаружи,
Внутри – только профиль гербария, комнат драконы
Пьют обморок пепла, тоской погружаясь в окружность
Из мухинских, или саке из японских.
Но в той музыкальной шкатулке, где собраны были     
За чаем и дансингом, в строчке, где
«Ваши пальцы пахнут ладаном…» –
Стеариновый привкус зимы или
Зрители – суфлёры и постояльцы

***

Митя, здесь ходит бумажный снег,
Пальцы ореха бьются о сумерки –
Тени обгрызли пейзаж до корней,
Если январь не загонит коней
Утренних – город впадает в безумие.

Митя, как медленно движется день
Вдоль побережья от баржи, и низко
Острыми стаями чертит метель   
В угол дырявой ракеты котельной,
И в записных сокращаются списки.

Знаешь, в такую бездушную стынь
Письма до почты доходят едва ли,
И у причалов, разинувших рты,
Сводит суставы, и до хрипоты
Лунный наждак примеряет развалы
Улиц – в них позже застыли мосты,
Ставшие ветру пустой наковальней

ПОЦЕЛУЙ В РУИНАХ

Руины смотрят нам в глаза –
И падаем не вниз, а вверх,
Всеглазый Аргус ночи взял
Следы, измятые от ветра –
И воздух вытеснил стекло 
Виденья, задавая ритм
Другому, что врезал в разлом
Морей  и молвил: «раствори!»
Или, сорвавшись с плеч, беги,
Тенями на ветру крушась...

Ты здесь привлёк мои шаги
И губы именем разжал

ЗАВОЕВАТЕЛЮ

Ты меня, как монгольскую степь,
Проходил – ястребиным кличем
Отзывалась жёлтая тень
На твоё разноличье.

Так песков дрожала зурна,
Резкий профиль запомнить тщился
Тот рассвет, ослепительно наг,   
Выступал на лощины.

Там, где скоков гнал Тамерлан,
Не смирив открытого пыла,
Бег кочевника – что стрела
Золотой пыли.

Ты меня, человечью дочь,
Похищавший зрачком змеиным,
Огнедышащий хмель городов
Проливал на лощины.

Только глаз огневая плеть
Прикрывала вблизи, кометой –
Нам в постель горизонта влететь,
Заметая следы ответов

ЖАЖДА

Большие камни теней как ворота в город,
Где был сокрушён Голиаф, где закат раствором
Загустевает, течёт в разверстое горло
Гор и колодцев, на миражи расколотых.                  
Здесь выживает засуха или сырость,
Жажда сменяет жажду –
То некрасиво, то великолепно,
Кругами сходит бессильно,
Камни теней встают на дыбы, но осыплются,
Крепости валки – если тебя касаюсь,
Лунный кадык входит в облака ворот по самый
Глоток – и тростник выгибается, как Вирсавия
При виде Давида. Дождём осыпается сад,  
Пустыня сжимается в точку и – падает в море

АРТЕМИДА В САДУ УБЕГАЮЩИХ СТАТУЙ

Когда охота истекла
Жарой избыта,
Так утомлённая спала
В объятьях мирта –
В лесах, пропитанных ветвей
Холодной кровью,
Под лаком крон, что розовей
Небесных кровель.
К не шелохнувшимся цветам
В тумане медном,
Упругой паволокой став,
Спускалась нега
В ущелье мягкое ресниц
И губ припухлость,
Тепло, шептавшее – усни –
Касалось слуха.
Не мог ни лавр её, ни лев
Вдруг потревожить,
И пальцы, льнущие к траве, -
От снов, возможно, -
Дышали ровно и легко,
И по вискам, -
Густые волны облаков, -
Пряди стекали.
Спала одна, без летних нимф
Забот звенящих,
И луч к щеке её приник
И бился чаще
Плодом налитым у щеки,
Чем бьётся сердце, 
Усердный воздух опрокинул
Росу в соседний
Лиловый лист – она спала
В тени оливы,
Чьей кромки медленный атлас
Сочил отливом.  

Но тот, кто вел к ручью свой шаг,
Не пряча лица,
Кто сон с предчувствием смешал,
Застывший близко,
Ошеломлён был: как она
Прекрасна в гневе, 
Уже покой её отняв
У этих медных
Растений, гнущихся в щелях
Косого света,
И был готов отдать свой страх
За миг бессмертья.
Могла бы в зверя обратить
Его за дерзость,
Но что же, только слух застыл,
Вдруг загляделась:
В нём распознала кровь богов –
Стрела ослабла
В цветке ладони, и легко
Пропела: «здравствуй»

АНТИНОМИИ

1.

Встречный, стеклянные сумерки тронь –
Звук тем объёмней, чем к морю шаг ближе,
Видишь, взлетают наклоны ворот,
В тон рассыпая пилоны и ниши
Тремоло, долго держа на весу,
Вслед интонируя ломкие тени
Тех переходов, что нас не спасут,
Но не забудут, как древний сосуд,
Также звучащий от рук не отдельно

2.

С памятью о медленном касанье
Смысла, выпрямляющего голос
Способом предательским, как сзади
Подошедший к шее тем внезапным
Эхом невозможного Другого,
Вещи обретают тремор кольта,

3.

Когда поезд до Керчи звезда несла,
Или сбивчивый лязг глумлив
Заносил акценты, сверяя лад
В каждой доле, не утолил
Бег, чьи позже из дали гудок извлёк
Очертанья, как пулю врач –
Подводил ко рту всем то дым то лёд,
А в ответ ничего не брал

4.

Отзывчивость знает тебя.
А ты одиночеству нужен.
Но если души лабиринт –
То с медленной ночью внутри,
Светящийся нитью наружу,
И велено не соблазнять
Душе – минотавра в пути,
Но лакомый промельк огня,
Что внешнюю бездну постиг –
Он бездне второй западня

ПАДШИЕ АНГЕЛЫ

Он был из тех героев Вонг Кар Вая,
Что даже вещи вслух не называют
И спят с обоймой памяти в углу,
Не говорят «до скорого» прощаясь,
У смысла начеку – не ждут пощады,
У промысла везения – не лгут.
Он не играл ни в карты, ни в рулетку,
Но что-то смертоносное, как след
Неотвратимой бледности его,
Сквозило в очертаньи скул и в чёлке
Чернильной, в том, как он ключами щёлкал  
У зажиганья – против часовой.
Он, говорили, был объявлен в розыск.
Но был дождя невидимого роздых,
Когда он появлялся у дверей.
Ей всё одно с ним – что блудницей рыжей
Жечь вавилоны, что в аул не ближний
Удрав, в чадру окутавшись, взрослеть.
Случайный брак его, легальный паспорт 
И острый привкус триллера в запасе 
Для отрочества женского ума,
И неприличный пафос девяностых –
Разборки, дискотечный виски, «по сто»
На чай официанту, компромат
В ночных гостях – ожог дыхания в лифте…
И угловатая повадка флирта
Её и бесшабашности черта
С томленьями не чеховского толка. 
Но театра не стрелявшая двустволка
Отозвалась внезапностью, когда 
Он был в развязке схвачен под арест
И, в настоящем не взорвавшись смыслом,
Бездествие её вошло в прорез
Души нелепым выстрелом статиста. 

…Они сошлись спустя пятнадцать зим
В утробе корабля, когда за ними
По следу шёл конвой из тёмной боли.
Он не узнал её, но что-то вдруг
В прицеле глаз уже сомкнуло круг,
Не названное, впрочем, не любое

ОНА ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ПИКНИК

Она отправляется на Пикник –
Роняет вещи.
И хоть бы одна, хоть одна из них
Была б покрепче –
Всё бьётся, выпрыгнув из руки,
Когда торопит
Пространство, резво дёрнув за кисть,
Как посторонний.

Она собирается на Пикник –
Не отвечает
На трель звонка – хоть бы кто из них
Весь не кончался.
Минута до выхода, ноет дверь,
И нестерпимо –
В сплетении солнечном канитель
Огня без дыма.

Она принимается быть – одни,
Приподнимаясь,
Ключи в кармане шевелят нить,
Как пониманье.
Ночь пробирается не дыша
Под утра плащ –
Предчувствие больше действия, шаг –
Острей и слаще.

Она отправляется напрямик –
На пальце – бездна
В оправе серебряных пантомим,
Вот также песня
Является медленно и темно –
В зрачках, под кожей...
Она бы убила её давно,
Когда б без дрожи,
Когда б не качался, лучом храним,
Раним насильно,
Весь мир, соскочив с острия пирамид –
Бессрочный символ