САГА

В ноябре природа меняет тональность, либо
Темп; лист падает медленнее, тенью вращая;
Над коньками и шпилями движутся глыбы,
Взор наблюдателя за горизонт смещая.
Воздухом вздута грудь и зоб нараспашку;
Птицам бы петь, но голубь грачу не тенор;
И штукатурка домов похожа на промокашку,
Если вообще глядеть на осенние стены
В подтеках вечернего света, кривого неона,
Стекающего на асфальт нефтяным миражем.
Собрал на гербарий, не уходя с балкона -
Калькой переложи древесные эти пропажи.
С месяц, как дух плененный пирует, ожил,
И ни к кому неохота в друзья ли, в гости…
Крестиком вышивают ноябрьские струи,
И в тумане платаны бледны, как кости.
Запахи кофе, напрасных духов и меха,
Отдающего лайкой на легком морозе.
В море маяк как прореха и глазу помеха…
Ноябрь - это сумерки, горький коньяк и розы.
Скоро твоя энтропия, зима, обстанет
Чувство времени серым грунтом, скупыми штрихами
Схожей с античной маской округи, листами
Некогда звездного неба, сухими верхами
Дерев, и придет пора протяжных песен
Дымоходов с их европейским "ля" в октаве.
Мир распахнется, бывши недавно тесен,
Мы начнем умирать, но до марта оставим
Сложное это занятье… В сумерки хмуры
Идешь вдоль мысли о будущем, как вдоль забора.
По предзимним подъездам щурятся муры,
Хвосты изгибая для ласки и для разговора.

2005

***

ДРЁМА

Стоит тебе задремать, как во влаге под веком
Проступает средневековая охра и умбра;
Колкие колбы, реторты, шары в полутёмной аптеке,
Отсвет свечи на стекле, хоть фитиль предприимчиво убран

Чьей-то рукой в перчатке (перепорхнула
Тень от стола на стену, на "п" похожа);
Бархат бордовый вторит контурам стула,
И в прихожей белеет лицом прохожий.

Стоит лишь задремать, как, меж струй извиваясь
Разветвлённым дымком, как ветки в тумане, -
Приходят столетья, не называясь,
Мешая движенью, как ключ привратный в кармане.

Вдали протестует мельница, бродят по дамбе
Гуси, похожи на лилии (взгляд издалече),
Слышится матовый шелест виолы да гамба,
Бродит овечья розница, всюду привал человечий.

Сеют осенние сны то покой, то смуту.
Так, в затяжном прыжке - разлёт, но тревога.
Кто-то во сне шепнул слово кому-то,
Тот не расслышал, а переспросил про Бога.

Он за заморозками прячет в тумане
Не силуэт и не лик, затаив дыханье…
Рядит зимовье стая гусей на лимане,
Не видима вечером, еле слышима ранью.

2005

***

КАРИАТИДА

Лето в городе словно глупеет. На мягких панелях
Замеченный кот - в египетской что ли истоме,
Рискует не менее ходока по болотам; какой-то малюк на качелях -
Единственный вентилятор; железо нагрето и стонет.
Слышится постинсультный делириум гида,
Зовущего саженцы сквера пройтись до угла к киоску
И там превратиться в пепел; фонтана вялая гидра
До тошноты бледна; и дома отекают подобно воску.
Тринадцатой простынёй обмотавшись, белками вращая,
Кариатида не в силах скрыть исторический герпес
Штукатурок, венозных трещин ручьи; и листва похожа на щавель,
И под ней раскалившийся бычится джип, как божественный Апис.
Женщины не надевают шпилек, глядя на мелкое сито
Гудрона, а из исподнего - лишь лоскуток на резинке,
Подбритый ворс едва прикрывающий; даже у Дюка висит,
Даже когда у дам на ходу вздуваются половинки.
Бомжи или псы доели блох, допили последнюю лужу.
Музей восковых фигур за углом (загляни!) - филиал театрального морга,
Хоть дуют эолы кондишнов… Вылетевшая наружу,
Психея застыла столпом соляным у бывшего военторга.
Давно безразлично, который час и столько в кармане денег.
Лето вконец отупело, и даже реклама баварских сосисок -
В перечне - одновременно интим-молодцов, быстрее деву разденет,
Чем вчерась ещё бодрый дружок, возлежавший на всхолмиях сисек.
Одна только Кариатида, лишившись пары, подруги,
Взятой в посмертный корсет лесов, портик свой подпирает…
Когда я прохожу, белок ея, как шарнир упругий,
Поворачивается, провожая в тень, как в преддверье рая.

2005

***

РОЖДЕСТВО (1)

Люди, не делайте резких движений: зима.
На поворотах скользят пешеход или кот;
После пяти - и планеты; и сходят с ума
Тени деревьев на льду; и вообще - Новый год.
Горько в гортани от слёз и от слова "миндаль",
Что по тарелке рассыпан; висит снегопад,
И небеса, словно в крапинку муфта; и в даль
Смотришь, как в стену с обоями, этому рад.
Леди, в природе теперь летаргия: она,
В этом сезоне, всё больше нейтральных тонов;
Сдержанной гамме почтенье во все времена;
Впрочем, к лицу - вам и мне по душе - кимоно
Тёмно-бордовое, в сумерках и у окна -
Вы в нём похожи на тот восклицательный знак,
Что выпадает из речи; чем больше сукна,
Тем гуще в складках его тишина, это так.
Сходим-ка к морю, сегодня не холодно; снег
На воду лёг, с промокашкой в подпалинах схож
Там, где теченье, глубины; и чаек разбег
В небе замедлен; и танкер идёт, точно нож
В масле, свежуя вечернюю гладь вдалеке…
Об эту пору, что странно, я чувствую, что
Точно уж не зимой, может осенью… И налегке
Выйдет душа к незнакомцам, сбросив пальто.
Так - у явившихся летом под ливни и снег,
И под гневливые сумерки всякой поры…
Тени на снежном песке обнялись: человек
Плюс человек, кодак щёлкнул и - в тартарары.
Леди, за вычетом дней, когда мы не живём,
А отмечаемся в зеркале или во снах,
Нажито, в общем, немало того, что на слом
Движется без сожаления и оправданья… В умах
Менее праздных, чем мой, от подобного - жжёт
То ли раскаяньем, то ли желаньем начать
Жить по-иному, взыскуя от горних щедрот…
Только ежели здесь еле теплит свеча
Свой язычок, согревая ладони едва,
И отражаясь на линзах очков и в зрачке, -
Там не зажжётся вообще… Леди, эти слова
(Вашу ладонь удержав чуть дольше в руке,
Чем ожидал), произнёс я с того из сего.
И хорошо, что для вас это - как вдалеке
Танкера крынка на глади, снег, Рождество.

2005

***

ДРАМА

К полуночи так набравшись, что даже слёзы
Захмелели и остекленели, что даже рубаха
Приняла бесподобную позу раненого,
Так набравшись, что даже атеросклерозы
Ушли в астральные странствия, и для взмаха -
Их проводить - сил не осталась, тогда заранее

Улегшись на пол и включив Рахманинова -
Выплакать сгустки стекла, что давят на яблоки -
На грудь уложив кота (морочить и гладить),
Он принялся вдруг себя вспоминать недавнего:
Влюблённого и при деньгах, сажавшего на руки
Два мягких окружья, напитывая оладьями

Со сметаной гибкое тельце в платье джерси,
Под которым лоскут на резинке, запах духов, полоска,
Как грядка невыполотая, гусиная кожа…
И от этого - тяжелее память и депрессивней
Опьяненье; в глазах смеркается, и становится плоским
Рельефный кот, на сложенный свитер похожий:

Лапы - как рукава, голова - горловина…
Он поднялся и, отхлебнув из хрусталя,
Повращал глазами, как Петр Великий - страстно…
Из старинных часов филин сказал "половину
Второго"; и он, пропев "ля-ля - тополя",
Наступил на тюбик, и выползла краска,

Жёлтая, и по комнате заструилась змеёй;
Чтоб её раздавить, он шагнул гулливером,
Поскользнулся, упал и погрёб себя под антикварной
Дрянью: рамами, самоваром; и до утра про неё
Позабыл, как и обо всём, что не стоит веры
В Прекрасное; сны сменялись попарно;

Ужасался кот, и прижимал к лопаткам
Уши, пугаясь бормота, храпа, свиста,
И заодно - по привычке - картин творца:
Там цвета и оттенки играли в прятки,
Крестьяне были похожи на евангелистов,
И кто-то с раскрытым ртом, как апофеоз лица.

2006

***

Загород в феврале, как шведский стол к разбору
Шапок: там или сям недопито и недоедено,
А вот и не притронулись - болотце на фоне бора,
Как чернослив во взбитых сливках; и дача дядина,
Что никаких не был правил, а просто помер,
Благодаря забывшей себя медицине,
В своём Подмосковье теперь - порядковый номер,
Покоящийся в промёрзлом своём меридиане.

Южные зимы у взморья - всегда постирушка и баня
Одновременно; и соль морская похожа на щёлочь,
И он уедает берег, как кариес дёсны; бонны,
Волоча за собой тюки детей, щупают мелочь
Указательным в перчатке, ширя карманы,
Шаря в поисках сесть и выкурить люльку;
На горизонте траулер бездыханный,
С обмороженным флагом цвета личика ляли,

Что снуёт колченого округ сугроба,
Похожа на сдувшийся крест или на веник
С двумя рукоятками; всё это, братцы, февраль до гроба,
До помраченья дали в глазах, до ванек-не-встанек.
Чую, по ветру судя, - не за горами
Вафельный март, на жидовскую тяжбу похожий -
Чтобы не вам и не нам, но нам чтоб в раме,
А вам - чтоб выронить деньги на площади в лужу.

Возможно, лет через двадцать, когда и климат
Быть таковым перестанет, плодя лунатиков
И слизняков, я вспомню, если вообще что-либо
Смогу, - эту пору, тебя, и себя - на пике таланта.

2006

***

В ДЕКАБРЕ

Снег сперва накрошил, затем присолил,
Что-то сказала собака, предчувствуя вьюгу;
Лужи сделались кляксами зимних чернил,
И норд, точно бронхи, выстудил эту округу
Респектабельных бастионов и равелинов,
Где, за стенами, словно в бокалах вино,
Зардели, вспотевши, дамы в шелках павлиньих,
Которым - что вьюга, что Южный Буг - всё равно.
Нечувствительность простейших к приметам смерти, -
Как всепогодность булыжника, ржи всеядность…
Если вы вышли в сад, взглядом обмерьте
Нежить округи, её и с фонарём непроглядность.
Правее, левее - насколько хватает взора -
Альбиносные глазки сигнализаций, объективы
Ночных наблюдений: вашего и чужого позора;
И ещё слыхать охранников инвективы,
И зорких трезоров брёх; и китайским рисом,
Который никто не сварит, сыплет на кровли,
И луч, из-за жалюзи выскакивая биссектрисой,
Делит сумерки надвое; и без торговли
С возможной выгодой, не говоря - взаимной,
Декабрь перебирается в даты календаря,
Во сны и в прогнозы синоптиков, в странноприимный
Пригород, своей незаметности благодаря.
В моём углу - от лампы отблеск на ложке,
Медовый и бурый, как от камина на меди.
Даль покрывается снегом, выравниваясь понемножку,
Трагедия уличной твари превращена в комедию,
С рытьём в мусорном секонд-хэнде, следами
Собачьих менаж-а-труа, кошачьих дрязг…
Сами собой не согреты, над продувными садами
Ангелы пролетают. И слышится крыльев лязг.

2006

***

ПЕСНЯ

Е.Ж., с любовью

Чтоб глаз не устал от заката, переведи
Взгляд на цветное стекло графина, вазы,
Если в доме иконы - лампады; сокрой в груди
Вдох раздраженья и выдох делай не сразу.

Привыкай к угасанью луча, к исчезновенью
Ясных тонов, особенно над водой
Залива в закатной пыли, к затянувшемуся мгновенью
Чайки на глади, какую ни после, ни до

Не видал, но сможешь всё же узнать по крику
И оперенью - приметам этих пенатов…
Белеет над морем маяк - новый Иван Великий -
Ось вращенья и ориентир для всяких пернатых.

Во дни коротких зимних закатов душа
Становится глубоководной, её фосфор и ток
Озаряют сумрак жилья, за шагом шаг
Перебеливая декабрь, как снег не смог.

И фасады светлы, что меловой карьер,
И - от страха осыпаться - трещинами сходясь
К арке, как к переносью - морщины; их экстерьер
И моё отраженье в окне - наглядная связь

Небытия с бытием; побаиваясь окаменеть,
Стать "эгзеги монументум"*, чем-то нетленным,
Вроде домашней мумии, я исследую нети,
Где и исчезну со временем, как метеорит во Вселенной.

И та, что при жизни носила имя Елена,
Покуда астральным мытарством не явлена дата,
Подходит к окну (прижав к батарее колено)
И шепчет в чашечку коже: - Я знала когда-то

Его, - и глядит на медленный снег декабря,
Начавшийся после заката распад небесный.
И допивает чашечку, благотворя
Кошке, поющей собаке зимнюю песню.

* - воздвиг памятник (лат.)

2006

***

ГОЛУБИ

"Так много вместе прожили, что вновь…"
И. Бродский

О, южная тлетворная зима!
Снежок - что атома распад - напрасен.
Всем правит энтропиюшка сама;
В скворечнике птенцы, как деньги в кассе -
Шуршат; крадётся кошка наугад
Сквозь городской и мне не нужный сад.

Зима, дурная бледностью, как ты -
Своими измышленьями о лучшей
Юдоли; измышления просты,
Как оболгать два пальца; будет случай -
Я объясню, как раньше объяснял,
Что сон без сна, как пух без одеял.

Так много вместе прожили, что вновь
Из тупиков выходим по спирали;
В похлёбке не доварена морковь;
Грустит бельё, что мы вчера стирали;
И наш совместный к жизни аппетит
Не утолят ни дебет, ни кредит.

Мысль о своём почти на грани слова…
И туч распутных в небе естество -
По мне - скучней соития чужого
И, заодно, привычней своего.

Зима… Куда свалить бы, а?
Повсюду гадят голуби - монголы
Числом; а вспомни: ведь зима была
Твоим любимым временем, хоть голы
Торчали дерева, куда ни глянь,
И поутру не высветлялась рань.

Выходит, нет раздолья очесам.
Декабрь в проводах и светофорах,
Как в светляках и паутине; сам,
Что по усам текло об эту пору,
Утерши, заготавливаю впрок
Терпенье, шнапс и плавленый сырок.

2005

***

ЗАПИСКА

Дети, на вашем пути многотрудном будет
День, когда вы свернёте шею, вернёте
Долги, забеременеете от индуса, найдёте на блюде
В столовой справку о выселении; в интернете
Зароетесь в поисках пары, на чью халяву
Будете жить два месяца, после чего
Спрячетесь у друзей, бежав от расправы,
Оставив на память брелок от ключей и её (его)
Фотографию на берегу (на яхте), топлесс,
И тягостные размышленья; зато потом
У вас разовьётся полезный для жизни комплекс -
Ненавидеть любую "шару" с закрытым ртом.
Это или почти такое со всеми случалось,
А дальше - узнаете сами… Что до меня -
Предпочитаю благодарить за всякую малость
И не менять на переплаве коня.

***

СТАРЫЙ МОЛ

Странствия наши закончились… На берегу
И в воде у причала - вечный покой
Разъятых железных тел; и аж до не могу
Накренилась труба, и мачта не машет рукой,
Вывихнутая в суставе: ломать - не строить;
Картина напоминает обломки Трои.

Пригожий осенний полдень; пахнет гнильцой
Водорослей, плавает кед, над ним реют осы,
Чертя синусоиды; медузы с круглым лицом
Прикидываются холодцом, оттеняя просинь
Над фарватером; некто удит бычка,
Свесив пятки и нос с замшелого борта;
Далее - раскадровка, буреет железа тоска,
И доносятся лязг и гомон из порта.

Железа этого как-то жаль: видны
Фрагменты кают, закоулки для вахтенной связи,
Вверху - пятерня штурвала; со стороны
Прежние надписи мнятся арабской вязью.

И никакой романтики, некий странный уют
Всей этой машинерии, душу отдавшей
(Если в это поверить) воде; снизу рыбы клюют,
Словно кто-то в рынду звонит, в пучинах пропавши.

2006

***

ВАРИАНТ

Кошмар для детей начинался после восьми.
В верхних комнатах дачи - тени и шорох:
Ветка ли трётся о ставень, мышь ли наглеет?..
У взрослых, внизу, посиделки, и там - меж людьми -
Всегдашний, под водочку, перебирается ворох
Имён, происшествий, и про комету Галлея,
Способную мир ушибить ужасным хвостом;
Дети сидят, подвывая, меж кошкой и лунной
Дорожкой на половицах; их мысли о том,
Откуда берутся кошки, страхи и слюни? -
Маски трагедии с - полумесяцем - ртом;
И ветка то клюнет в стекло, то брызгами плюнет -
Когда начинался ливень; и Ноев шквал
Размахивал фруктами сада, роняя вазу,
И кошка, что электроскат, искрила, трещала в углу;
Они с головой зарывались во тьму одеял,
И там начинали дышать и смотреть, но не сразу,
И гул становился ровней, как будто взвинтили юлу.

Прошло очень много лет, и дачи той нет,
И кошка ещё тогда убрела вочужаси,
Украв на прощанье мясо для отбивных.
Я вырос и начал стареть; у меня на стене
Вишу я тогдашний, подвижный, и лик мой прекрасен
В сравнении… нечего сравнивать; и остальных
Дачников вымело время, пустуют углы
Памяти: так, за комодами, за картинами -
Насыщенный тон обоев, микросхема ли паука…
Вариант автопортрета, хранящегося среди глыб
Времени - тогда и теперь: тогда - меж куртинами
Тенью, теперь - тушь, перо, рука.

2006