ОЛЬГА АНДРЕЕВА
ВРЕМЕНА ГОДА
***
Где лежала его треуголка –
местных жителей спрашивать – смех,
ну не знают.
…Летела двуколка, лошадиная взмылилась холка,
в Александровском парке на ёлках
распушился рождественский снег.
Это всё происходит сегодня,
прямо здесь, мы скользим по шкале,
видим только свой шаг,
мир господний
постигая, как след на стекле.
Пишет Крит по спирали от центра,
так удобны из глины круги.
К мавзолеям ползут сколопендры
золочёных песчаных могил.
Вавилонским кубическим шрифтом
нам предскажут сегодняшний март,
непредвиденным фактором риска
станет стиль выживать из ума.
Изумленьем впечатанный в лица
доминантно звучащий вопрос
разрешится – сползает в молитве
шёлк платка её с шёлка волос…
Силой страсти, велением веры
правит миром пассивный залог,
янычара и госпитальера
ослепит золотое гало,
дышит вечностью светлое море,
смерти нет, всё скользит по шкале.
…Только так это вынести можно
и рассудком почти уцелеть.
***
Внизу стекло, вверху вода и сырость –
нормальная ростовская зима.
Мне этот город навсегда, на вырост.
Дон морем кажется – над ним стоит туман,
скрывает левый берег, сходит клином,
стихает ветер –
и вскипает Бах,
И дождь косой сечёт обочин глину,
портреты депутатов на столбах
***
март не тающий нечему таять
после грубой зимы малоснежной
никакая весна не настанет
только ветер примчит неизбежный
снег январский был скудным и строгим
не искрился рождественской сказкой
утро пахнет железной дорогой
креозотом и пролитой смазкой
я пытаюсь проснуться для жизни
но всё глубже в сугроб зарываюсь
из фрустраций весны виртуальной
лучик солнечный утренний брызни
***
Лето – о прошлом, текущем и будущем –
ровным загаром, заветной иллюзией,
русским по белому ясными буквами,
отрегулирует чуткими шлюзами
уровни бездны, глубокого омута,
мнение смертных не стоит доверия,
косноязычно – а как по-другому-то? –
русским по белому, с левого берега.
Ежеминутно рождаются золушки,
я потеряла волшебную палочку,
в лето – ажурное нервное золото,
перекрестившись ремнём безопасности,
сосны манящие вышестоящие,
головы задраны, лямки приспущены,
прямоходящие живородящие
да вездесущие дикорастущие.
***
Очень рано… вползает рассвет –
не уснёшь. Воздух утренний пей –
лучше кофе. К подмокшей листве
свесил копья уставший репей.
Посмотри – ты внутри октября,
во дворце синевы и листвы,
в эрмитаже его янтаря
говорят златогривые львы,
и за сценой звучат голоса –
ты им внемли – хоть речи просты,
но бессмертны. Грунтуют холсты,
возвращаются призраки в сад.
***
Тут лесу разрешили быть,
дышать, шуршать и не мешать,
к тому же – ягоды, грибы,
валежник… Раззудись, душа,
пролейся, свет небесных врат,
и нашу дурь яви нам днесь.
Ещё не вырубили рай.
Ещё не весь.
Надежда есть.
____
Памяти Саши Соболева (1952-2023)
***
Во мне болят твои слова, ещё живые,
и наша в Мишкино трава, и та запруда…
Весна грядёт – и без тебя она впервые,
как справится?
Ты подсобил бы ей – оттуда.
Чернила есть, слёз больше нет, унынье злее,
не контролируют пассионарность строфы.
(Не налюбуюсь на античный профиль.)
Дождь отрезвляет, никакого в нём елея,
но кто же нас
столкнул в воронку катастрофы?
***
И снова прорываться через город –
на край его, туда, где долго, тихо
идти среди могил, сличая цифры,
кварталы – и сворачиваешь часто,
находишь – и, склонившись, что-то шепчешь,
и молишься, и ждёшь –
что ты ответишь.
А ты не отвечаешь…
Снова, снова
идти туда, где нет тебя, любимый.
Тебя там нет.
И это хорошо.
***
Интуиция моя, будь наглее,
бей в набат, кричи, лупи меня плетью,
не позволь гнушаться правдой твоею,
выпей лето до впадения в Лету.
Да о чём я? Поздно, всё уже поздно…
Рвётся воем никогда из-под рёбер.
После драки кулаками не…
Звёзды
пудом соли необжитой
торопят.
***
К тебе прихожу. Мы неправы,
мы так были в этом наивны.
По травам, по высохшим травам,
творящим безмолвные гимны,
которые вместе сминали,
железнодорожные маки, –
топорщатся антиклинали,
взвихряя полёт стихиалий,
и в нём безысходность зашкалит
раденьем рунических магий.
Внутри недостроенных храмов
дышали любовь и надежда,
там воздух – бальзамом на раны,
так пахли дожди в моём детстве.
Ты сделал меня очень сильной,
но воля сейчас так нелепа.
Себе – ничего не просила,
помимо насущного неба…
***
Мобильник замаялся – поиск сети!
Он ищет тебя и не может найти,
он хочет – про свежесть весенней горы,
парящей в лучах, и про то, что обрыв
сияет глазами наивных цветов,
и что-то ещё… понимаешь, не то…
Ты не позвонишь, даже если умру,
забьюсь, как улитка, в свою конуру,
обижусь навеки, уеду в Париж,
точней, чем в аптеке – ты не позвонишь,
и будет красивое слово – июль,
пронизано звоном цикадовых пуль…
Горчичник мимозы увял на окне,
ты светом в окошке светился во мне…
Эскиз пробужденья, тончайший узор,
сегодня – семь футов под киль кораблю,
настолько расширила свой кругозор,
что – вот, никого, ничего не люблю
Тотемы теряют волшебный заряд,
когда их – из леса. Ещё, говорят,
что те, кто ворочает камни – умней
того, кто скользит по реке вдоль камней…
***
Этот звук мы выбрали до донышка,
он умолк – а значит, он не мог
длиться,
как ни бейся сверху донизу
недисциплинированный мозг.
Мы не знали, в этом милость горняя,
нас минует тягостный удел –
чтоб сжигал меня в огромном городе
твой последний богоданный день.
А мои – порожними составами
сквозь меня теперь текут к луне,
длинной изнурительной метафорой
что-то злое объясняя мне…