ЕЛЕНА СЕВРЮГИНА

НЕБЕЗНАДЁЖНОСТЬ ПАДЕЖЕЙ
(Олег Фельдман, НИРАНОНИПОЗДНО. Стихи. – Проект издательства «Книга Сефер». – 150 с.)

Книга Олега Фельдмана привлекает композиционной выстроенностью и цельностью замысла. Здесь нет ни одного случайного текста, но есть авторская мысль, развернутая во времени. Главный объект мысли – слово и его роль в современном мире. Звучит почти как тема диссертации – тем не менее это поэзия, как с точки зрения оригинальности формы подачи, так и в плане авторского мастерства.

Слово понимается Фельдманом широко. Это и форма самовыражения, и путь самоидентификации личности, и процесс речеговорения в контексте творчества. Более всего остального поэта волнуют факт утраты словом свежести и новизны и проблема банальности его значений, что не может не сказываться на творчестве в том числе. И чего можно ждать от поэзии, если уже «ребёнок учит Мандельштама»?

Дождались, Осип Эмильевич
Все конструкции здесь
И как мама мыла раму
И как Ева динамо Адаму
И где Углич там и кулич
А кому клич тому и паралич
И мудрит надо всем своё сыч

Это своеобразная точка отсчета в системе авторских раздумий о речи, которая «ещё не родилась», «уже не умерла», но «ещё уже не слово». Слово – это лишь строительный кирпичик общего художественного здания. Но чтобы это здание имело прочную и симметричную конструкцию, одних банальностей мало. Поэту же особенно нужен свой, глубоко личный, а не чужой, заимствованный у классиков или даже современников, стиль самовыражения. Пользуясь неоригинальным арсеналом средств, автор едва ли сможет расписаться в книге вечности и оставить какую-либо память о себе:

Почему не дописаны здесь
Красота высота пустота
Почему не размечен их гнёт
В тишине тишиною примятый
И на ёлке висят не твои
А чужие слои кто поймёт…

Так откуда же берётся пустословие – равно отсутствие нужного слова и нужного смысла? Почему «с каждым словом слово становится ну таким общим и как правило горшим а слов становится всё меньше и меньше …»? Одна из главных причин указана Фельдманом довольно чётко. Эпоха передовых технологий, господство интернета десакрализуют слово, превращает его в условный, нередко бессмысленный знак. Поэтическая речь книги нередко становится стилизацией интернет-общения: блоги, чаты, соцсети и т.д.

И немота всех переходит в чат
В голоса знаки
Значки подачки…

Невольно вспоминаются театр абсурда и Эжен Ионеско с его знаковой пьесой «Лысая певица». Основная идея пьесы сводится к тщетности попыток осмыслить процесс коммуникации в современном обществе. Язык постепенно превращается в бессмысленный набор фраз и клише, которые не несут никакого смысла и не способствуют истинному общению между персонажами. Вот, например, одна из фраз главной героини, миссис Смит, звучащая в самом начале: «Вот и девять часов. Мы ели суп, рыбу, картошку с салом и английский салат. Дети пили английскую воду. Мы сегодня хорошо поужинали. А всё потому, что мы живём в окрестностях Лондона и наша фамилия Смит».

Подобный же языковой автоматизм, начётничество и бессмысленное повторение одних и тех же фраз мы встречаем в книге Фельдмана – и это, безусловно, намеренный приём. Речь лирического героя иногда напоминает уроки грамматики в начальных классах – когда ребёнок начинает с самых азов изучать словесность, складывая буквы в слоги, а слоги в слова:

Охает твой оскал.
Тянет твой вол вал
Смыслов и нужных слов,
Выловленных основ.
Либо не лов тут,
Либо ловец плут.

Оскал, вол, вал, тут, плут… Не так ли выглядит страница какого-нибудь букваря? Но если бы дело было только в этом! Это не просто азбука, а скорее азбука наоборот. Она в основе своей не созидательна, а разрушительна, поскольку всё более заменяет осмысленную речь бессвязным бормотанием, тупым механическим зазубриванием элементарных смыслов. Речь здесь, помимо всего прочего, идёт и о преемственности поколений – увы, в плохом смысле этого слова. Относительно недавно я наткнулась в интернете на интересную мысль о том, что современное человечество, по сравнению с прошлыми поколениями, существенно деградировало. Оно разучилось думать, читать осмысленно и, в конечном итоге, общаться. В эпоху передовых технологий это как будто бы не обязательно, но данная мысль не более чем иллюзия. Всё это чревато процессом «расчеловечивания» социума, превращения реальной жизни в тотальное интернет-пространство – бесконечные гаджеты, блоги, интерфейсы и соцсети. «Поди потерял с самой реальностью связь не мобильную – просто простую связь», – сетует автор. И мы понимаем всю трагическую обоснованность этого сетования – особенно в условиях нынешних реалий, когда эстетика созидания сменяется явным разрушением, как будто передающимся по наследству:

Не мы ли мыли эту раму?
Ах, да, там были наши мамы.
Теперь остались пиктограммы.
Как рамы мыть.
А роют ямы.

Как и в пьесе Эжена Ионеско (последователем которого, возможно, является автор этой книги), в «НИРАНОНИПОЗДНО» нередко встречаются диалоги, не ведущие ни к чему конструктивному. И тем страшнее эта неконструктивность, что выражается она не в суждениях на общие, бытовые темы, а в разговорах о высоком – например, о классических произведениях русской литературы. Так, в разделе «Чехарда сует» подобную ситуацию видим в стихотворении «Медленное чтение». Абсурдность диалога двух «читателей», обсуждающих текст стихотворения Тютчева «Умом Россию не понять», завершается утверждением полной безнадёжности попыток адекватно истолковать его смысл в условиях переоценки ценностей и смены нравственных ориентиров:

– А лучше всё переизмерить
– И мерки снять и мерки снять
– А чем не аршином же общим
– Чужим аршином мерки снять
и результатам не поверить
– Фигня какая-то получается
– А я о чём же

Этой так называемой «фигни» становится всё больше от раздела к разделу. Названия четырёх последних («На пепелище наших игрищ», «Упражнения с булавой», «Завершая дела», «Завершая завершай») как будто демонстрируют тревожную динамику в области речеговорения – постепенное угасание языковой активности и сведение всего к нулю. Словесное бездействие, приводящее к отсутствию масштабных творческих планов, сильно волнует автора, поскольку приводит к размышлениям о его собственном месте в культурной истории человечества, о необходимости поиска слова – того самого, единственно верного. Но даже на мели корабль не перестаёт мечтать о большом плавании:

Проплывают мимо большие лодки.
У них дела: сети, селёдки…
У них такие масштабы!
Нам бы часть хотя бы.
Нам не рыбь – рыбёшку!
Нам не чирик – трёшку.

Однако автор, вопреки всему, продолжает верить в «небезнадёжность падежей». В то, что очеловечить (вочеловечить) языковое пространство и вернуть в него сакральный смысл всё ещё возможно. По сути, именно к этому он призывает читателя в своей книге:

Но: Обоснуйте город
И морщины улиц,
Чтоб он полон был,
Чтоб туда метнулись,
Чтоб в него воткнулись
Как в память лица
– Семена людей,
Посох, дрозд, волчица…