***
- Мамочка,
слышишь:
кричит
ночь,
будто ее по глазам бьют…
Если б
у Бога
была
Дочь,
было бы легче тогда бабью…
- Думаешь,
милая?
Рас-
пад
жизни на две? Так устрой пир:
если б
у Господа
был
Брат,
был бы таким же Его мир?
- Мамочка,
слышишь,
я все-
рьез:
душу не греет мне твой плед…
Если б
у Господа
был
пес,
он бы нашел тот потерянный след…
- Думаешь,
милая?
О-
глох-
нешь от попыток найти ответ:
если б
у Господа
был
Бог,
думал бы Тот, что Его нет?
- Мамочка,
слышишь:
ведь жизнь -
пыль!
Надо успеть хоть тоску излить…
Если б
у Бога
хоть Кто-то
был,
мы не умели бы говорить…
- Думаешь,
милая?
Без
глаз
мир не идет, не глядит без ног.
Если б
у Бога
не было
нас,
Он бы, пожалуй, и не был Бог.
***
Ты помнишь эту молнию над городом?
Смотрели мы с седьмого этажа,
из той квартиры, где, зарывшись в бороду
Всевышнего, мы спали - два мыша
в норе без выхода. И смели требовать
у стен, зажатых в цепонькой горсти,
чтобы щетинки закрывали небо нам,
и мы его не видели почти.
...А первую дождинку, слишком нежную
для авторского зноя этих дней,
вонзившуюся четко, строго между на...
Между народами в большой войне.
Увидели друг друга - галлы с бриттами, -
и любопытство вырвалось из рук:
как не познать нам Саваофа бритого,
а может, скошенного, будто луг?
...А первый гром, который не встревожил и
не бросил в мозг стихийный недосмысл,
где выпадали волосинки Божии
под лапами пассионарных крыс,
и вдруг - последняя... Ох и "кумеден" стал
растерянный, курино-мокрый ты,
когда почувствовал, что больше негде нам
запрятаться от бездной высоты...
Попробуй не дрожать всем телом, если нет
балкона и седьмого этажа,
устойчивого в самом центре треснутой
катящейся тарелки. ...Чуть дрожа
(ты помнишь: это было? или не было?
удерживать ли в сердце? отпустить?),
твои ресницы закрывали небо мне,
и я его не видела почти...
СОНАРНЫЙ МОДЕРАЗМ
Мой модератор, ты плохо меня модерируешь,
как бы иначе я так изгалялась над Господом,
так первобытно-сонарно Его препарируя,
будто все можно мне, будто я черная оспина
на непосредственно солнечном облике Ра. Донежь
буду пытаться рождать вечнобудущих Сергиев
и Серафимов? Ты плохо меня модерадуешь,
вот потому я такое сонарное стервие.
Мой мойдодыритель, сам ты нечист, как немытая
рожа рожающей в муках бомжихи помойныя.
Как же очиститься, где отыскать того мытаря,
что и отмоет и дань соберет на спокойную
жизнь - без желанья писать, а с желанием тра… Та, та
жизнь это, что мне нужна, а тебе и неведомо,
что я сама уже пробуюсь на модератора
для успокойствия ряда (эпитет) поэтов. Мой
сервер для тех, у кого в голове откровения
чаще, чем тысячу раз и "в туда" и "в обратное".
Всем ИМ так ХОчется выразить скромное мнение
о мирозданье и оного Миродераторе.
Будам спасать, распинаться, воскре… и воскрадывать
малую толику, коия нам причитает… Как
плакальщица над могилой утраченных радостей,
гладя на нас темным взглядом (эпитет ей) Таиах…
_____
Чувствую: явно заносит… Но sone не кончается.
Звуков так много, и с мыслями дружно семействуют…
Мой модерашка, я так не хотела отчаяться,
да вот пришлось, потому что иначе - не действует…
***
Дурной тон, говорят мне, прислушайся, тон дурной,
если сердце не держишь за чопорною стеной,
если пишешь не просто узоры красивых да умных слов,
а такое, на чем проступает живая кровь.
Дурной тон эта кровь, эти пятна, фи, тон дурной!
Кто же с пятнами носит? Ах, было? Так мода прошла давно.
Эта мода закончилась в миг елабужского крюка,
с того дня запрещенною стала - и на века.
Тон дурной, морщат носики, кривятся, дурной тон.
Душу поверху тела носить запрещает он.
Если модные бренды лет десять тому назад
позволяли ей чуть проглядывать сквозь глаза
(это было пикантно), то ныне - табу душа,
не для личиков в моду повально внедряется паранджа -
для нее. И от клиник-салонов по резанью тел и морд
объявление: "Душ удаление" вылезло на бигборд.
Да, умеют уже. Пациент их скорее жив, чем мертв.
Вот по городу он идет - роскошен, красив, умен.
Видит женщину - взвесит, измерит, оценит. Вот
только, меня увидев, дернется и - умрет.
Не живут они, если в их радиусе на сто
километров пирует душистая моль в мировом пальто,
беспощадная! Словом единым взгрызает и чревь, и пах,
чувствами - древним воскресшим вирусом - взламывает черепа…
Дурной тон, добры людоньки, прячьтеся, тон дурной!
Ой, спасайся, кто может, несется на нас войной!
- Не умирай!.. я не вынесу… сердце… да что со мной?!
- Дурной тон.
Улыбается Бог - Он спасен, Он еще спасен.
***
Автостопом не езжу я. Но бывает: моё
невезенье спасает случайный угодник.
…Над дорогою ангелы выжимают белье:
видно стирка большая на небе сегодня.
Хлещет ливень, и дворники, как ресницы актрис,
если те удивляются, глупо моргают.
И амурчик пластмассовый на шнурочке повис.
А за окнами - хоррор: клыки раздвигая,
чернонёбного неба прожорливый зев,
как язык, жадно высунул нашу дорогу…
Таем мокрой конфетой на нем, не успев
запретить себе право ушами потрогать
плешь отжившего лета и маленький дом,
что водила купил бы, а я не купила.
А за окнами - триллер: там гоняется гром
за преступницей-молнией.
…Слишком уж милый
ваш амур - для того, кого дома не ждут…
И кто так одинок… И чье сердце так стынет…
А за окнами - сказка: расстилают и бьют
ангелята вальками льняные простЫни…
***
…А когда невозможное станет похожим на зло,
не на радость, не на воплощенье мечты идиота,
все равно проявлю о душевной квартире заботу:
я закрою ее на ключи, непонятно зело
для чего, ведь останется только идея замков,
зам[ыкающих]ков, замыкающих наши оковы,
только знаю: разбить их ни я, ни она не готовы,
хоть она и душа, ей положено, белой, легко
воспарять над землей, ни минуты не ведать земли,
ни минуты не ведать, ни часа, ни дня и ни года…
Но она уже знает: чуть-чуть этот мир разозли -
он ответит тебе невозможностью всякого рода.
Невозможное. Нет. Никогда. Ни за что. Не тебе!
Ты еще помечтай, а на большее и не надейся.
Все желания - будто попытка немого индейца
доказать дяде Сэму, что прерия, горный хребет
и леса - территория предков не Сэмовых, а…
Впрочем, что объяснять: дробовик объясняет доступней.
Невозможное. Руки в крови, измозолены ступни…
Невозможное. Мертворожденное. Спи-отдыхай.
Но когда невозможное станет похожим на зло…
Невозможное зло - вот тогда и откроются души
и глаза заблестят, у таких безнадежных старушек
заблестят, заискрятся, и - вспыхнет родное село,
что стояло века, не меняясь ни на и ни над,
что давно заскорузло под ногтем грязнули-планеты,
вдруг - пожаром! закатом над пропастью! Все наши неты,
никогда, ни за что, невозможности - в солнечный ад!
Ведь когда невозможное… Только оно суть добро.
Невозможно добро без расплаты за каждую каплю,
потому без него и спокойней, и проще, не так ли?
Хорошо без добра, - ты спроси у бездомных сирот…
БОГЕМА
Делают вид, что друг друга не знают…
И поделом!
Два ярких лидера, два самурая
с битым стеклом
вместо катан. Не смертельно - да больно.
Зубы в крови.
Сила - на силу. Воля - на волю.
Где тут любви
быть, если бомбы, торпеды, гранаты -
так, разогрев.
Принцип - на принцип. Кинжалы и яды.
Буйвол и лев.
…Воет дорога… стонут ступени…
Дверь - на запор!
Уши зажав, расшибают колени,
рухнув на пол,
оба, но каждый - на свой, одинокий:
женский… мужской…
Муза - на Музу. Строки - на строки.
…черной рекой…
***
…тебя любить, обнять
и плакать над тобой…
Его стихи - избитое дитя,
Рыдающее в болевом испуге…
А мрачный тип, ругаясь и кряхтя,
Кричит ему: "Заткнись!". И ставит в угол.
Его стихи - немой распятый взгляд
С вопросом: "Как???", застывшим меж зрачками…
А мрачный тип, глотая спирт, как яд,
Перед распятьем машет кулаками.
Его стихи - Песнь Песней, зов души...
В них женщина - Лаура и Джульетта...
А та, что рядом - тело. "Не взыщи!
Сама хотела, дура, спать с поэтом!"
Она хотела… Подарить любовь,
Тому, чьи строки - бездны и теснины…
Она хотела "плакать над тобой",
Увидев, что стихи и он - едино.
И видит. Мрачный тип в себе, глухом,
Не спрячется. Любой заслон разрушит
Она, что знает: до сих пор стихом
Господь ему выламывает душу.
LOVE SAPIENS
Агапе без эроса - экое скучно…
Наверное, это не для человека.
Безбожно-безножно, ненужно-недужно
ты стал мне духовной любовью-калекой,
чтоб каждая мысль, наполняясь тобою,
себе удивлялась - отсутствию чувства,
чтоб дикие травы, мешаясь с прибоем,
точили отраву на ложе Прокруста,
чтоб оный Прокруст отрубал мне не ноги,
а дух от души, да и разум от тела,
чтоб, глядя в глаза твои, ярки и строги,
я больше от них ничего не хотела,
поскольку к зачатию ты не способен
ни лишних детей, ни бездонных страданий, -
и только подходят в рифмической сдобе
воздушные пасхи моих мирозданий;
колючие крошки моих философий,
зачем-то рассыпанные по постели,
мне спать не дают. …Разгоняется кровь и -
с трамплина! свечой! - в тихий омут. Поделим
с тобою мы сферы влиянья на Вечность:
ты пишешь во мне - я зову тебя Музом.
И все. Остальное - не для человечьей
природы. Отделавшись легким искусом,
тяжелым искусством ты будешь наказан
за то, что другой человечек на свете
живет - он отдал бы всё скопом и разом
за то, чтобы сущность мою обесцветить
духовной любовью - холодною меткой
своею, чтоб "музить" мой творческий зуд, - но
он ходит под кличкою Homo Erectus.
Я только тебя называю Разумным.
…Абзац!..
Целый мир отупел в одночасье!
Единственный Разум - на сотни парсеков!
Наверное, это и может быть счастье…
Которое явно не для человека.
***
Ах ты, клубника с кровью, руки убийцы…
Горкою на тарелке, как чьи-то мысли.
Мысли копченые, смуглые, как сирийцы,
мудрые, будто выдал их Джозеф Пристли.
Спросят меня: "Кто такой он?", - на то отвечу:
он появился здесь только заради рифмы -
рифмы солидной, решающей, будто вече,
страшной, как для филолога логарифмы,
сложной, как чувства влюбленной солидной дамы
к юному мальчику, что в сыновья годится…
…Ах, восемнадцать ему, ах, какая драма!..
(Кажется, стих в графоманию стал катиться…)
Ладно, вернемся к клубнике, она похожа,
ах, на куриное сердце еще сырое:
столько же крови от выдранных плодоножек,
хвостики-листики выброшены в ведро, и
следует приступить к поеданью ягод,
бросив сравненья и сталкиванье реалий.
Добрый читатель, ты знаешь, я выпью "йаду",
если ты сам поднесешь мне его в бокале.
…Сердце красавицы, кроме измены, склонно
к творческой страсти, ну, чтобы стихи писались.
Светлый мой мальчик, я пальцем тебя не трону,
если подаришь мне образ, чтоб все у… рылись.
Но почему-то ты даришь мне лишь обрубки
тухлых метафор на тему запретной страсти.
Значит, придется кристальные эти губки
наглой клубникой в немыслимый цвет окрасить.
Ешь. Не обляпайся. Сладкой такой и спелой
больше не встретишь нигде, так что жри, паскуда!..
Добрый читатель, ну что же ты медлишь с делом
всей своей жизни: убийством меня, покуда
не написала такого, что мир подхватит,
но, поперхнувшись, закашляет астматично.
Нежного отрока, храбрый, спаси, читатель,
от бесшабашной силы моей клубничной!..
Храбрый чита… Только что тебе против Федры,
сто Ипполитов успевшей швырнуть копытам,
чтоб накормить ненасытные словонедра,
что раскрываются лишь от любовных пыток…
Господи!.. Да вдохновит меня Аристотель,
Макиавелли, Дидро и Умберто Эко,
а не движения сердца и вопли плоти…
Господи, сделай из женщины человека!
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены