Людмила Шарга
ЛИЛИТ
Как живётся вам с стотысячной,
Вам, познавшему Лилит…
М. Цветаева
С ней, наверное, проще и легче, Адам?
Не противится воле твоей никогда,
И кротка, и покорна вторая,
Видно, помнит изгнанье из рая.
И собой хороша, и хитра, и мудра
Плоть от плоти твоей (говорят - из ребра?).
Тяготит только грех первородный.
Ну, а я, как и прежде - свободна.
Говоришь, что ты выбрал покой и уют,
Только боли сердечные спать не дают.
В дуновении ветра ночного
Слышишь голос мой снова и снова.
То не сердце, несчастный, то память болит -
Никогда ты не сможешь забыть о Лилит!
Это боль об утраченном рае,
И её не излечит вторая.
Ты, познавший сакральную сущность огня,
На безмозглую плоть променявший меня,
Утешаешься жалким подобием,
А ночами взываешь к свободе?
Со второй оставайся, живи без затей
И плоди вместе с нею бескрылых детей,
Первородством торгующих робко,
Чечевичной прельстившись похлёбкой.
Не шепчи бесполезных бессвязных молитв, -
Никогда ты не сможешь забыть о Лилит,
Что дыханию ночи подобна
И как ветер - легка и свободна.
РУКОЙ ПОДАТЬ…
Рукой подать, - а всё ж не прикоснуться,
И Яблочного Спаса жар остыл…
Мы просто не успели оглянуться, -
Засахарился летний мёд на блюдце,
И яблоки - печальны и желты…
Рукой подать, - а всё ж не оказаться
у яблони, светящейся в ночи…
чтоб на траву примятую бросаться,
и паданицы трепетно касаться,
и слушать, как ты рядышком молчишь…
Рукой подать - а всё ж не заблудиться,
Хоть Спаса в октябре простыл и след.
Всё дальше наши взгляды, наши лица…
Но сок под тонкой кожицей струится,
И источает мякоть нежный свет.
Рукой подать, - а всё ж не прикоснуться, -
Нет летних нот в октаве октября…
Но этот голос мне помог вернуться,
Туда, где мёд, как золото, на блюдце…
и ты молчишь…
и яблоки горят…
НЕ ПРИВЫКАЙ…
Не привыкай ко мне. Привычка
слывёт нежнейшей из убийц.
Я стану калькой дней обычных,
обыденности пригубив.
Я стану тайной пыльных комнат,
венчальным обернусь кольцом…
оставь грядущим Незнакомкам
мои глаза… моё лицо…
Не привыкай ко мне. Мы - Боги.
Нам предначертаны века.
Для нас расстелены дороги
не на Земле - на облаках.
Пускай, мои объятья скомкав,
в чужих утешишься. Пускай…
Оставь мне участь Незнакомки…
Не погуби… не привыкай…
ПРОЧТИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ ИЗ…
Чьи стихи ты мне читал под вечер…
О. Ильницкая
В ненастный хмурый вечер, помнится,
Ты мне читал стихи Камоэнса.
Слова легко кружились стаями
И в сумраке вечернем таяли.
И я, мой друг, Бодлером бредила,
С Рембо с ума сходила медленно,
Была Верленом очарована
И лордом Байроном взволнована.
Их дивных строчек оперение
Меня пронзало вдохновением,
Мне с ними не бывало скучно, но,
Прочти мне что-нибудь из Пушкина.
Я так люблю его творения
И "дум высокое стремление",
И сердце рвётся к милой родине,
Где в золоте осеннем Болдино.
А ты не можешь успокоиться,
Терзая бедного Камоэнса,
И я к нему неравнодушна, но,
Прочти мне что-нибудь из Пушкина.
И долго-долго будут помниться
И вечер, и стихи Камоэнса,
Свечей оплывших чад удушливый
И ты, читающий мне Пушкина.
ЛЕНТА М…
Вхожу в сновиденья твои
с пеленой снегопадов.
Меня, ты и если заметишь, -
Не сразу узнаешь;
Сон - бездна, в которую можно лететь…
можно… падать.
Сон - веточка вишни цветущей,
И - рана сквозная.
Но здесь, в сновиденьях твоих
всё опять по-другому.
Пытаюсь вернуться к тебе -
Отговорки излишни.
И, вроде бы, всё как тогда,
Только вот… птичий гомон
Над нежным ростком,
Что пробился из косточки вишни.
Вхожу в сновиденья твои -
Это всё, что осталось.
Кричу, но меня уже нет,
И, конечно, не слышно.
Я к точке исходной вернулась,
где мне показалось,
Что нет снегопадов,
Есть только цветение вишни.
Вхожу в сновиденья твои,
И... опять всё сначала.
И парус, исполненный ветра попутного,
дышит…
И море приносит
к безмолвию старых причалов
нетающий снег -
лепестки облетающих вишен.
УТЕШАЮЩЕМУ В УТЕШЕНИЕ
Когда под звуки неземных мелодий
Листва начнёт прощальный свой полёт,
Нахлынет грусть о том, что всё проходит,
И радость, оттого что всё пройдёт.
И мудрость старика Экклезиаста
Вдруг обретает смысл совсем иной:
Что толку неизбежности бояться,
Когда ничто не ново под луной.
Отыскивая новые сюжеты,
Не упрекай в молчанье небеса,
Что было - то и будет; кто-то, где-то
Об этом до тебя уже писал.
Об этой круговерти многоликой
И о любви, и о добре и зле,
Угадывал как ты ушедших лики,
Когда-то живших на твоей земле.
О, сколько раз в круженье многоцветном
Друзей мешало время и врагов,
И ими переполненная Лета
Из узких выходила берегов.
В обманчиво-беспечном хороводе
Есть свыше предначертанный исход:
Не сожалей о том, что всё проходит,
А утешайся тем, что всё пройдёт.
Ничто не ново. Осень повторится.
Листвой опавшей заметёт крыльцо…
Пиши о Вечном, пусть в ушедших лицах
Не затеряется твоё лицо.
Под утро, первым снегом убелённый,
Твой двор проснётся. Тихо и светло…
И ты, припомнив перстень Соломона,
Мне позвонишь и скажешь: "Всё прошло".
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ. АССОЦИАЦИИ
Из ветхой картонки случайно выпал
обрывок старинного дагерротипа.
И воздух сгустился...
И время встало...
опалово утро и день опалов,
поскрипывают настилы палуб...
а где-то, в уключинах, вёсла-крылья
покрыты опаловой влажной пылью...
оконный портал в полотно Сезанна,
где флигель соседский - фамильный замок,
опаловый Город - Пьеро печальный -
тревожится - лодка вот-вот отчалит...
земное-земному, - но в этой схватке
есть шанс воспарить и освободиться;
уста онемели - на сердце сладко,
опалово утро сквозь ночь струится...
по выбеленным луной гобеленам
бульваров и улиц и скверов - ало
рассвет пробивается нитью ленно...
опалово утро и мир опалов...
Вдыхаю... у ладана запах тонкий...
обрывок бросаю на дно картонки...
ни громко, ни всуе о Ней не пристало...
Она не целует кого попало...
ВИШНЁВЫЙ НОКТЮРН
К душе прикоснулся вишнёвый ноктюрн,
и вспомнилась Юрмала... сосны и дюны
где в час полнолуния белые луны,
стелили на воду свой шлейф haute couture.
По этому шлейфу мы плыли с тобой,
как будто взлетали высоко-высоко,
и, соль добавляя к вишнёвому соку,
Солил поцелуи упрямый прибой.
Вишнёвый ноктюрн потаённой струны
коснулся. Нахлынула грусть ненароком.
Где ночи, вишнёвым пропахшие соком?
Со мной лишь ожоги от белой луны...
И... Юрмала. Там мы остались с тобой,
и влажный песок, как и прежде, олунен.
И привкус вишнёвый твоих поцелуев,
Всё солит и солит упрямец-прибой.
МОЛИТВА АГАСФЕРА
Мне снова тридцать.
Значит, - снова жить
Заложником пришествия второго,
Но, если милосерден, то скажи,
Зачем Твоё проклятье столь сурово?
Мне снова тридцать, -
Значит, я в пути,
Молю о смерти, как о благодати.
Но, если милосерден, то прости,
Покоя без прощенья не видать мне.
Мне снова тридцать…
Грех кричал в крови,
Когда припав к распятью, всё отбросив,
Уверовал в тебя твой раб Иосиф,
И, если милосерден - призови!
Мне вечно тридцать…
Предо мною Путь…
Но кроется ответ на все вопросы
В исходной точке - Виа Долороза,
И я приду туда когда-нибудь.
***
А знаешь, из города юности
сбежать невозможно уже,
причалы, бульвары и улицы
легко уместились в душе.
Ведь это же им продиктованы
шальные ночные стихи,
со "вставших на мостик" мостов они
листом опадали сухим.
Ведь это же Город пророчил мне
судьбу без разлук и утрат,
а дождь расставлял многоточия
в промокших стихах до утра.
Ведь это же он напоил меня
собой, как водою живой.
Я каждую чайку по имени
зову на причалах его.
До горечи круто посолены,
стихи мои солью морской,
не зря набивала мозоли я,
не зря отвергала покой.
Ночь… Город порывами ветра мне
диктует стихи на бегу…
Ты знаешь, без Города этого
я просто уже не смогу.
***
Как на жару не сетуй, -
мы и к жаре привыкли;
мимо проходит лето
буднично и безлико.
Озорничает солнце -
брызжет медовым светом,
выглянула в оконце -
Что там? Проходит лето…
Лето - шальной прохожий,
мимо пройдёт и …нету,
но бронзовеет кожа,
да и душа согрета.
А озорное солнце
плещется в русых прядях,
бьётся лучом в оконце,
бьётся строкой в тетради.
Как на жару не сетуй -
мы к ней привыкнем тоже,
не прозевайте, это -
Лето - шальной прохожий…
Старый одесский дворик
в тени акаций дремлет
десять шагов до моря,
миг до стихотворенья…
ЛЕТНИЙ ГОРОДСКОЙ РОМАНС
Июнь… ещё не скошена трава
на уходящих к побережью склонах,
неопалённой нежностью зелёной
и взор, и душу радует листва.
И заполняют рынки и столы
дары едва проснувшегося лета….
Струится тонко в воздухе нагретом
изысканною горечью полынь.
Уже забыты майские деньки
и ландышевых звонов отголоски.
Разбрызганы на каждом перекрёстке -
синеют капли неба - васильки.
Нисходит благодатная теплынь,
и город полон солнечного света…
Струится тонко в воздухе нагретом
изысканною горечью полынь.
Июнь завьюжил в городе моём,
Кружатся тополиные метели…
Спит маленькое Лето в колыбели,
и долог день, и светел окоём.
И просится в распахнутую синь
душа, и рвётся песней недопетой…
Но как, скажи, расстаться с этим летом?
Так нить тонка… но так горчит полынь…
***
Я вросла в этот город кожей,
Каждой клеточкой, каждым нервом,
Как мы, в сущности, непохожи
И похожи одновременно!
По его мостовым ступая,
И солёный вдыхая воздух,
Я - изгнанник родного края,
Обрела здесь приют надежный.
Обрела здесь родные души,
И, почувствовав ток вибраций
Осознала: всё, что мне нужно -
Бархат моря и хмель акаций.
Дерибасовской мостовую,
Где булыжники временем стёрты,
И бульвара свежесть ночную,
И перпетуум-мобиле порта.
Я люблю этот говор южный
И омытые солнцем лица.
Мне чтоб жить, непременно нужно
Слушать пульс провинций столицы.
И хотя отсюда не близко
До истоков родного края,
Я по духу - не по прописке,
Одесситкой себя считаю.
***
Будь осторожна у зеркала старого,
Где-то в глубинах его переменчивых
Время своё отраженье оставило
В виде усталой стареющей женщины.
Это случается утром, как правило,
Ты вдруг поймешь, что твоё отражение
Вовсе не то, что вчера ещё нравилось
Всем окружающим без исключения.
Это доводит до слёз, до отчаянья,
Тонут глаза твои в тенях усталости.
Время, такая вот штука печальная,
Ни исключений не знает, ни жалости.
Время играет по собственным правилам,
Но для тебя есть одно утешение -
Ты улыбнёшься, и зеркало старое
Сразу изменит к тебе отношение.
НАЧАЛО
Что раковины старых кастаньет
Хранят в себе?
Изгибы рук и тела…
И россыпи триолей тарантеллы,
И звон дождя серебряных монет.
Что молодое терпкое вино
Хранит в себе?
Лозы упругий локон…
До той поры, как стать игристым соком,
В земле дремало косточкой оно.
Что тлеющий под пеплом уголёк
Хранит в себе?
О чём, мерцая, помнит?
О трепете листвы в июльский полдень
Иль об огне, что отдохнуть прилёг.
Моё стихотворение, лети…..
Я вижу, ты с листа вспорхнуть готово.
Я верую - в начале было слово, -
И отпускаю… Доброго пути.
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены