Ника Батхен

ОВЕЧЬЯ ПЕСНЯ

Даль - Галилея, Гори, Тепе-Оба
Горы на горизонте. Вода горчит.
Каждая капля, стекая с камней, звучит.
Маленькими шагами шьется в траве тропа.
Белым ягнятам хуже - вдали видней
Белые кольца, ласковое руно.
Спи беспокойно - волки придут с луной,
Если пастух не успеет зажечь огней.
Резво бегут на пламя глупые малыши -
Заполночь чьей-то шкурке пятнать траву.
Желтые первоцветы блестят во рву -
Крепости больше нету. Дитя, дыши!
Путь твой промчится по склонам и ручейкам,
В горной стране тумана - белых - не увидать.
Если бы мы с тобою могли летать,
Сыпали б манну вниз с облаков, волкам.
Прочь, мой хороший - вороны начеку,
Грозные тучи ходят на Карадаг.
Ветер толкает в спины чужих бродяг.
Время решает - выжить ягненку или щенку...
Небо горит над нами - такая даль.
Люди спешат по тропам, пустые в хлам.
Трещины делят косточки пополам -
Только за этим в апреле цветет миндаль.

МАРТОЧКА

Хай, холмы! На мове попробуй move it
Белых мух гладь неровностей не волнует
Их сдувает ниже, к морскому пляжу
А в холмах только ветер пляшет.
Бродят козы, гадят в пути коровы.
Молоко в подойник нальёшь – неровно.
Старенькой кровати подставишь ножки,
Глядь – а мух заменили мошки,
Золотые, в желтых лучах толкутся.
За садами спит виноградник куцый.
Обрезал лозу да обрезал руку,
Кровь напоит корни – и так по кругу.
Кров из красной глины, кровать, коровы,
Ров и крепостной силуэт короны.
Император спит на исходе марта,
Под ногами щит, в изголовье мята.
Прохудилась синяя черепица,
Каплет дождь. Я ладонь протяну – напиться.
Было место встречи, а стало мiсто.
Хмурый пристав за ночь опишет пристань -
Не пристать. Лечу. А вокруг – холмисто.

ПОДОРОЖНИК

Исток. Родник. И небо в роднике -
Такая близь.
Коснись его губами.
Молись, что вник - ты книга между книг.
Шершавыми верблюжьими горбами
Ползут холмы в автобусном окне.
Трясет бродяг, зато земля спокойна.
От койне уцелело лишь арго
И рыжее руно кудрей эфебов
Напоминает - греки далеко
И Одиссею, лотоса отведав,
Не хочется глядеть за окоём,
Он продавец в лачуге "На подъёме"
Где гвозди, жесть, где тазики с бельём
Старухи носят споро. Время в дреме.
Итака? Так... поселок у воды,
Курортный рай для дикарей и кошек,
Лепешки-сыр-вино, аллаверды
И в полночь над палаткой звездный ковшик.
Твердили - карбонарий, лотофоб...
И не таких покоила Таврида.
Утру платком царицы потный лоб.
Обида не обет, дружок, ты ври да
Помни - где-то острова,
К которым мы не плавали ни разу.
Горит огнем волшебная трава,
Но сквозняком с холмов остудит разум.
Проехал грека, мы пойдем пешком,
Взамен имен возьмем чужие ники,
Прикинемся - торговкой, пастушком...
Пускай старик за нас допишет книги.

ИЗМОРОЗЬ

Не было печали - пришла зима,
Подарила шубы взамен серег,
Распихала платья, да в закрома,
Попросила хлеба - а кто сберег?
Век живем, как птицы - Господь, одень!
Малых, неприкаянных накорми!
Делу лень до вечера. Длится день,
Домовые прячутся за дверьми.
Дурачок на печке, сверчок молчит.
Ставишь богу свечку, и черту ставь.
Выйду на крылечко, снежок мельчить.
Выйду босиком, да по следу ржавь.
На лице свинец, по бровям сурьма,
И на шее белые янтари.
Затвори руду, госпожа зима,
Кровь мою горячую утоли.
Упокой до света, а там, глядишь
Оттепель несмелая, белый пух.
По ветвям, по крышам Господня тишь...
И её - на части - кнутом - петух!

ПРИБЛИЖЕНИЕ К РОЖДЕСТВУ

Хруст ноября. Листья шуршать устали.
Мягкий покой им принесут снега.
Кони бредут - миля пути, верста ли.
Кровью блеснет в ухе вождя серьга.
Как объяснить, что на земле творится?
Как услыхать тихий небесный хор?
Ждут в сундуке мирра, янтарь, корица.
Глядя на юг, щурится Мельхиор.
В праве пустынь каждый шакал - законник.
Доли воды - сильному и вдове.
Ветер пустынь бьет по лицу - запомни,
Душу свою только огню доверь.
Там где Мизрах, воины и поэты,
Там где Магриб - женщины и базар.
Смирну, сандал, шахматы и монеты
Прячет в суму яростный Балтазар.
Сказки лесов помнят одни лианы,
Мудрость лесов знают одни слоны.
Палкой в песке чертит меридианы
Старый моряк - тот, что сошел с луны.
Сколько ни спорь, дождь обернется лужей,
Даже царю надо снимать венец.
Едет Каспар, дремлет под шаг верблюжий.
В ветхой шкатулке ладан и леденец.
...Будет хамсин, звезды песком закрыло,
Шаг от ворот - и не видать ни зги.
Воткнут в бархан медный значок двукрылый.
Голос внутри криком кричит «беги».
Соком полны Хайфа и Самария,
Дети играют - как приказать «убей»?
Взор опустив, доит козу Мария.
Сыплет на двор
Зерна
Для голубей...

***

Перелетные женщины - пленницы октябрей.
В день, когда из Сибири стартуют стаи,
Женщины прячут ключи под коврики у дверей
И улетают в сторону Лимы или Паттайи,
Некоторых мне случалось встречать в Крыму,
Двух или трех недавно снимали в Риме -
Прыгают по платанам, клюют хурму,
Даже снежинки тают на ярком гриме.
Им не сидится в клетках пустых квартир,
Им не живется вместе - места свободны.
В сердце у каждой - маленький темный тир,
Выбил мишени - больно, промазал - потно.
Их привлекает набережность морей,
Гулкая гладь проспектов, дворов и арок,
Финский бетон развалин, густой кипрей,
Пестрая неизбежность почтовых марок.
Им хорошо на крышах чужих дворцов,
Крылья мешают жить, но мешают падать.
Женщины ненавидят своих отцов,
И подбирают гальку в волнах на память.
И не умеют плакать... И ты не плачь.
Буквы от слез не сдвинутся ни на йоту.
Куклу на полку, книжку в пакет и в плащ -
Время готовиться к новому перелету

КОКТЕБЕЛЬНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Коктебелит - были, байки,
Сладкий крымский сон.
Сняли шлепанцы и майки,
Кончился сезон.
Опустевшие прилавки
Ветер тормошит,
Бликом солнечной булавки
Старый мол прошит.
Бродят кошки, просят рыбы,
Мяса, молока.
Трут о каменные глыбы
Тощие бока.
Кошкам свой кусок положен -
Схватят и в подвал.
Говорят, старик Волошин
Их нарисовал.
Спят в пыли от крыш до спален
Домики, дворцы.
Продает шальной татарин
Сласти-леденцы.
Ни фрегатов ни баркасов...
Наберу в ладонь
Горсть зеленых мокрых трассов,
Желтый халцедон.
Увезу с собой в кармашке
И среди зимы
Вспомню: белые барашки,
Отмель, море. Мы.

ГРАФИЧЕСКОЕ МЕНЬШНСТВО

Я пишу тебе по прошествии стольких лет,
Что дороги, реки и нравы сменили ход.
В Риме новый кесарь - танцор, атлет,
В легионах полба взамен галет,
Смоковница, Тея, приносит плод.
Для любых бесплодных речей, забав
Время тратить время. Пойдем в сады -
Там у храма, Лидия, старый раб.
Он кует таблички лишенным прав,
Ловко плавит цепи, плетет цветы.
У железной розы шипы острей
У железной воли стальной оскал,
Говорил «любите» один еврей -
Жил бродягой, умер царем царей.
Помнишь, Флора, как жадно тебя ласкал?
Ремешки сандалий срывал, дрожа,
Брызгал неразбавленным на живот?
Говорят, у кесаря есть душа.
И у пса в триклинии есть душа,
У ланисты, Кассия, есть душа!
Только старый киник пустым живет.
Из глухой провинции двух морей
Я пишу молитву тебе, Таис!
Здесь болтают в банях, клянут Борей,
Не боятся крыс и календарей,
На волнах качаются вверх и вниз.
Рыбаки и рыбки, рабы, арба.
Ни следа от яростных колесниц,
Все тебе, Лигейя, - сенат, толпа,
Лакомства у Лукулла, ладонь у лба
И дурные вести со всех границ.
Я просил вернуться. Просил. Квирит!
Я же знаю - голод, чума, война.
...Ты смеешься, милая, - боже, на!
И песком стираются имена.
Варвары проходят. А Рим горит.

РАКОВИНА

По лицам стариков читай неторопливо
По линиям мостов гадай о декабре...
Горбами кораблей раскроен плац залива
И бабочка сидит на мертвой кобуре.
Танцуя на костях, прощайся с каблуками,
Шарманкой закрути старательный вальсок.
Под пальцами песок, заглаженный веками,
А катер так далек, а берег так высок.
Бездонье синевы - простор для монгольфьера,
Парады площадей забыли о войне,
Жемчужное зерно, как маленькая вера,
Укрыто в перламутр и спрятано на дне.
Вот так лежит душа, ненужная соринка -
В пятне придонной мглы невидимо горит.
Скорлупка на браслет, тугая плоть для рынка.
Кто створки распахнет и скажет margarit...?

ПО ПРАВУ КРЫЛЬЕВ

На птичьем острове не сезон
Скорлупки перья и всякий хлам
Никто не тычется в горизонт,
Никто не носится по делам.
Играют рыбки, блестя фольгой,
Волну качают туда-сюда.
На птичий остров пришел покой,
Наутро с неба польет вода
И смоет гнезда, следы, штрихи,
Песок белесый с землей сравняв.
Как будто мало в морях трухи,
Как будто снами закрыло явь.
Пернатым просто. Туман - лети,
Дождит, морозит, швырнет в траву,
Маяк поманит - собой плати
За право вспарывать синеву!
У птичьей смерти мешок камней
И пара ножниц... Забудь пока -
Лети, где выше и холодней,
Наплюй на глупые облака.
Зачем пернатым земной закон?
По праву крыльев судьбу поправ,
Рисуешь двери, выходишь вон.
Царевна Лебедь, готовь рукав!
Махнешь направо - собьешь ножи,
Царевич Финист влетит в окно
И станет сказкой чужая жизнь,
Как стало соком твое вино.
...На птичий остров посадки нет.
Базары смыли, сожгли, смели.
Полынный запад, парад планет -
Но нет роднее
Для птиц
Земли.

ГОРОДУ И МОРЮ

На кладбище военных кораблей
Не встретишь ни крестов ни фотографий.
Мутнеет ржавый герб в стальном аграфе,
Пятнает волны пролитый елей.
Скрипят борта, накатывает стон,
В бездымье трубы клонятся устало.
Лишь адмирал всё рвется с пьедестала -
Отстаивать невзятый бастион.
Причалы в шрамах и не разберешь,
Дробили камень бомбы или ядра.
Потух пожар, вода мутна от яда.
Продав луны сияющую брошь,
Не вымолишь пощады у братвы,
Не выкупишь билет в Константинополь.
Горит огнем неопалимый тополь
И греки черепахой прут «на вы».
Подарены троянские коньки.
Безногий кок бранит парней на кокни.
Коль жизнь в яйце - возьми его и кокни -
Мы квиты, брат. Печати на квитки,
Кивок и за борт. Флаги не спускать!
Седым птенцам отеческого флота
Досталась неприятная работа -
Кормить макрель и ракушки искать.
Морские девки жалобно поют
И плачут над парнями помоложе.
Линкору тесно каменное ложе,
Триреме опостылел сей приют.
Угрюмый князь клянет свою ладью,
Тугие хороводы водят вдовы.
Сыграю на гармошке «Шенандоа»
Пущу по морю скутер - и адью!
У _той_ реки хоть плачь, хоть спич реки,
Хоть спички жги, пропаливая пятна...
Наутро в Зурбаган вернется яхта.
Как сладко спят живые моряки!

ЧУЖАЯ БАЛЛАДА

…линии силы
векторы снов
что б ни случилось
это любовь…
Д. Твердый

Август густой и сонный, Москва вразлет.
Хочется снять ботинки, скакать по лужам.
Бармен мешает виски и свежий лед.
Каждый чувак на свете кому-то нужен.
Каждый дурак знал, где сидел фазан,
Каждая баба в мире была девчонкой.
Вот она, едет «собакой» в свою Рязань,
С розовой курткой, пудрой, неровной челкой.
…Все, что с тобой случится – это любовь.
Сестры стирают простыни и халат,
Мать и отец не ходят в твою палату.
Лето в аду, сердце стучит не в лад,
Ты ненавидишь пляшущих и патлатых.
А за окном в парке орет музон,
Бродят старухи, листья летят кругами.
К черту коньки, лыжи, крыло, сезон –
Лишь бы пройти сотню шагов ногами!
…Все, что с тобой случится – это любовь.
Не отражаться в зеркале – ерунда,
Хуже проснуться в теле письма, ремаркой.
К тем, кто не носит бренды, спешит беда,
Всякий триумф нужно отметить аркой.
Марку на кон. Веришь – верти ответ.
Слышишь меня? Перебивай морзянкой.
В каждой из нас спрятан пустой конверт,
В каждом живет мальчик, худой и зябкий.
…Все, что с тобой случится – это любовь.
Что тебе снится, может опять покой?
Юрод и Ирод – равные величины.
Хари Москвы смыло Угрюм-рекой.
Лики Москвы – женщины и мужчины -
Смальта в панно. Город идет на «мы».
Мы под дождем, на островке Арбата.
Время читать на языке немых,
Время прощаться и уходить – обратно.
…Все, что с тобой случится – это любовь.

БЕЗ МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА

Играй себе, строитель -
Бумага, снег, песок.
Мой дом растет - смотрите -
Не низок, не высок.
Без окон и банкеток,
Без лестниц и перил.
Вороний царь из веток
Его мне сотворил.
«Не время», каркал, «Рано»,
А я ему - пора!
Мой дом - цветок каштана
С одесского двора.
Цыганки носят шали,
Браслетами крутя.
Мой дом - воздушный шарик,
А я его дитя.
Корзина монгольфьера
Уютна и тесна.
Мой дом - земная сфера,
Не знающая сна.
Глухие ночи - долу!
Среди тюремных стен
Танцует фарандолу
Маэстро Гильотен.
Война дворцам и дачам,
Коттеджам, флигелям,
Мол, все переиначим,
Поделим по нулям!
Строители достанут
Лопатки и мелки,
Фасады зданий станут
Прозрачны и легки...
На знамени прореха,
На шарике петля.
Мой дом - ребро ореха,
Скорлупка миндаля.

МИМО КРЫМА

Мимохожесть. Мимо стен,
Мимо моря, величаво,
Мимо старого причала,
Мимо пьяненьких гостей,
Крепостного рубежа,
Потаенного кургана,
Жеребенка-урагана,
Суетливого ежа.
Вдоль тернового куста,
Виноградного плетенья.
По-татарски плачут тени,
У колодца тень густа.
Уколоться до крови,
Взять водицы родниковой,
И умыться, бестолковой,
И одежки подновить,
И наполнить дополна
Тугобокие кувшины,
Мимо дел спешат машины,
Мимо туч ползет луна,
В море плещется кефаль,
Тяжелее стали сети.
Мимоход всего на свете,
На гитаре нота фальшь.
...Лишь смотритель маяка
Жжет фонарь неутомимо.
Даже если ходишь мимо,
Не заблудишься никак.

ЧАЙНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Примета осени - живое упорно тянется к теплу
Коричным плюшкам в сладкой корке, такой коричневой на вид
Молочным плошкам, мягким кошкам, шарфам и шалям шерстяным,
Верблюжьим пледам, берегущим полупустынную жару.
Старухи лезут в кладовые, будить меха унылых шуб.
На книжной полке царский Диккенс ворча смыкает переплет.
В пруду скандал у стаи уток - одни спешат к чужой стране,
Другие щиплют эмигранток, патриотически шипя.
У ос и бабочек затишье, у малышни сезон потерь,
А бабы-дуры манят лето на огурцы и конфитюр -
Несут тропой из магазина отяжелевшие кульки 
И чешут ложками о днища больших прадедовских тазов.
Коты ложатся на капоты, а псы на трубы теплотрасс.
В негромком солнце искупаться любой прохожий норовит.
Худые дворники сгребают обронзовелую листву
И тщетно жгут - в аллеях парков гуляет только горький дым.
...Так славно - греть о чашку руки, дышать редеющим паркОм
Китайских маленьких жасминов, июльской липовой жары,
Потом прижать к щеке пустую фарфоровую синеву
И кожей снять тепло до капли, чтоб ничего не упустить.

ХРОНИКА

Шрамы от старой любви воспаляются осенью, реже весной.
Бродишь себе по проспектам, рулишь по объездной,
Шаришь по вывескам и афишам, пахнет картошкой фри
Это свобода поры и времени, теплая грусть внутри…
Трижды предам тебя, полька-бабочка, прежде чем полночь бомм.
Лбом по асфальту, нисколько барышня, только коньяк и бром,
Только стрелять по бульварам истово – доброе слово дай.
Осень карминова и монистова, в каждом саду Клондайк.
Хором студентки играют в яблоки… помнишь ли, Барбара?
Катамараны, утята, ялики, розы в руках, жара.
Помнишь ли – в этом кафе под зонтиком звонко упал бокал.
Мы насмехались над лунным ломтиком, тесно сведя бока.
Не улыбалось - хотелось доброго, честного, говорю!
Минус-парковка выходит дорого, город в руках ворюг.
Платишь за право следить за стеклами в приступе ностальжи –
Вот и картинки выходят блеклыми, полными левой лжи.
Скучная плоскость мобилографии, точка, тире, абзац.
Кризы, эпиграфы, эпитафии – и каблучками – клац!
И Барбара превратится в Вареньку, будет лепить пирог,
Крепко резинку пришьет на варежку и подметет порог…
Шрамы от старой любви не лечатся – прячутся в телесах.
Снег обезболивает час от чАсу, хочется петь, плясать, 
Броситься… не бросается.
Варя? Спешу домой!
Осень-лиса кусается, осень-такси катается,
осень-пчела касается крыльями губ – не-мой…
Шрамики на запястье нынче опять зудят.