Ирина Дубровская

ПОЭТ

1

Скоро вовсе забудем язык метафор,
Будем помнить пароли одни, пин-коды.
Золотой телец ещё тот диктатор,
Истребляет всё, в чём жива свобода.

Суррогат за подлинник ловко выдав,
Расставляет всюду свои наживки.
Мы уже не дети, видали виды,
Но и нас всё легче привлечь фальшивкой.

Мы устали биться за идеалы,
Эти битвы тщетны, как труд Сизифа.
Смехачи, ловкачи собирают залы,
Процветают прочие паразиты.

А поэт всё ещё говорит на русском,
На своём великом ещё, могучем,
Хоть телец не даёт ему вовсе спуску,
Хоть не тянет прикид на Армани с Гуччи.

Говорит, хоть мало кто понимает,
Хоть другой язык победил сегодня,
И добро от зла ещё отличает,
Остальных хоть чуточку, но свободней.

2

Так что же такое, скажите на милость,
Поэзия в мире тельца?
Что кончилось в ней, истекло, изменилось,
А что не имеет конца?

Что слово творца в пору «стрелок» и сделок,
Магнатов, иуд, палачей
И тех, не встающих от полных тарелок,
Жующих, сосущих клещей,

От жадности рыхлых, тупых и ленивых,
Берущих ещё и ещё?
Что всходит теперь на лирических нивах?
Кому подставляют плечо

Небесные силы в их поисках трудных,
И поиски, есть ли они?..
Ответа не жди. В упражнениях чудных
Свой собственный опыт прими.

Лишь он и укажет тебе направленье,
Как вынести времени груз.
Лишь он и подскажет, что есть вдохновенье
В эпоху отсутствия муз.

ОБЫЧНЫЕ СЛОВА

Люблю обычные слова…
………………………….
Их протирают, как стекло,
И в этом наше ремесло.
Д. Самойлов

И я, пока ещё жива,
Чего есть ряд примет,
Люблю обычные слова,
Которым счёту нет.

Когда гнетёт меня тоска,
В укор я ставлю ей
Простор родного языка:
Где ширь его полей,

Там и души моей приют,
И очага тепло.
Не знаю я, как те живут,
Кому не повезло,

Как мне, быть отпрыском сего
Могучего ствола,
Где прикорнуло Божество.
Помехи со стекла

Я оттираю без труда
И вижу вновь и вновь:
Оно прозрачно, как слюда,
И подлинно, как кровь.

Каких даров в нём только нет,
Загадок и чудес!
Оберегай его, поэт,
От вычурных словес,

От суеты и нищеты.
Нам речь дана, как мать,
И исказить её черты –
Что Родину предать.

***

И поэт земным идёт путём.
Это ложь, что счастья он не хочет.
Что судьба беду ему пророчит,
Тоже ложь, конечно. Правда в том,
Что придумал он себе печаль,
Без которой жить неинтересно,
Сам себя с бедою повенчал,
Только чтоб в обыденности тесной
Не томиться, только бы как все
Не влачить бессмысленные годы.
Правда в том, что вечной он красе
Подчинил конечную природу.

***

…Страшна неземная судьба.
А. Тарковский

Как хорошо идти, плести
Венки из строк послушных!
Внимать и чувствовать, цвести
В твоих садах нескучных,

О жизнь! Люблю твои черты
И в вёдро и в ненастье,
Хоть полон мир земной тщеты
И обмануло счастье.

И без него тебя люблю,
Твои мгновенья сладки.
Хоть знаю, не остановлю,
А всё ж пишу в тетрадке,

Создать пытаюсь твой портрет.
Но страшно мне бывает,
Когда за край глядит, в тот свет
Невольно проникает

Моё перо. Какие там
Сады? какие нравы?
Как хорошо, что грешным нам
Не дал Всевышний право

Туда распахивать окно,
Где ожидают Судьи.
Как хорошо, что не дано
Дойти самой сути!

***

Жизнь беспощадная: игры без правил
И одиночество в толпах людских.
Только бы юмор меня не оставил,
Искорки смеха в потёмках глухих
Только б не замерли, не потускнели,
Злыми б не стали средь внешнего зла.
Только б под спудом тоски не истлели.
Пусть даже ноша её тяжела –
Пылкое сердце не клонится долу,
Счастье ему от рожденья дано
Воспламеняться от искры весёлой,
Весело пить молодое вино.

***

Минута слабости, скорее истеки!
Не превратись в столетье боли и тоски!

Не погуби остаток дней, грядущих дней.
Не засти жизни мне, я думаю о ней.

Я так хочу ещё гореть, ещё любить.
Цветком бессмертника хочу на свете быть.

Хочу цвести и никогда не умереть.
Хочу сказать, хочу обнять, хочу согреть!

Хочу дышать, а ты всю душу извела.
Минута слабости, ты слишком тяжела.

Ты всё разрушила, ты нож в моей груди.
Но я прошу тебя, убей и уходи.

Туда, откуда ты пришла, – в печаль и мрак.
Но коль пришла, то уходи не просто так.

Перерасти, переродись – и стань зерном.
Переброди, переварись – и стань вином.

Губами чёрными, искусанными в кровь,
Я съем и выпью – и тогда восстану вновь.

***

Годы клонят к равновесью,
В сердце ропот поутих.
Слава Богу, глупой спесью
Не страдают дух и стих.

Слава Богу, я приемлю,
Не артачась, как юнец,
Эту жизнь и эту землю,
И путей земных конец.

В бесконечность, слава Богу, –
Только тем и хороша –
Пролегла моя дорога,
Проросла моя душа.

Слава Богу, вольно дышит
И о чем-то там поёт:
Как умеет, как услышит,
Всякий раз, как Бог даёт.

***

И грусть пройдёт, и радость бытия.
Проходит всё – мгновенье и столетье.
И только то, неведомое, третье,
Что буквой ни одной, от А до Я,
Не можешь ты назвать,
Но мысль твоя
Всегда о нём, – оно вовек пребудет.
Не называй!
Пусть тайна губы студит,
Когда невольно шепчут на ветру.
В ночи уснёшь, проснёшься поутру,
Увидишь небо, солнце, листьев дрожь,
Услышишь птичий свист, людские речи,
И всё поймёшь, и, может быть, придёшь
К тому, чтоб этот мир, пока живёшь,
Любить, как Тот, Кого не назовёшь,
Но с Кем не миновать грядущей встречи.

РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

У меня за окном – роддом.
Никогда в нём не гаснет свет.
Человек рождается в нём
В час предутренний и в обед,

И под вечер, когда уже
Засыпает усталый мир.
Приходящей в него душе,
В тельце розовом, как зефир,

Тихо радуюсь я – пускай!
Человека невинна прыть:
Ведь пока ещё слово «дай»
Не умеет он говорить.

ПУШКИНСКИЙ ДЕНЬ

Это не игрушки вам!
Грудью всей дыша,
День рожденья Пушкина
Празднует душа.

Время сыплет кознями,
К худшему клоня.
Но важней, серьёзнее
И счастливей дня

До сих пор не значится
На календаре.
Вот он – жив, дурачится!
Словно на одре

Не лежал, измученный,
С пулей в животе.
В детстве стих заученный
Душу в чистоте

Держит до скончания
Зим её и лет,
Точно заклинание
От дурных примет.

ОДЕССКИЕ ДВОРИКИ

Живут по старинке одесские дворики,
На новые правила глядя сквозь пальцы.
Неспешно метлою орудуют дворники,
Снуют завсегдатаи и постояльцы.

Бельё на верёвках, на крышах коты,
И местные модницы с лестниц дощатых
Сбегают игриво. Им дарят цветы
Заезжие франты из царств тридевятых.

Девчонки, морячки! Поди, до сих пор
Романтиков ищут из повести Грина.
А впрочем, совсем не о них разговор.
Меняются нравы, а дворик старинный

Всё дышит, всё шутит, всё полон тепла,
И солнце над ним, слава Богу, не меркнет.
Хоть жизнь беспощадна, горька, тяжела,
И к горлу приставлены новые мерки.

Уж вихрем колючим весь мир унесло,
Но, пляжницей выйдя на пик замерзанья,
Одесса ещё сохраняет тепло,
И этим оправдано в ней пребыванье.

РУССКОЯЗЫЧНЫЙ

А русский поэт на Украйне,
Он русскость свою держит в тайне.
Ему с ней теперь неуютно,
Ему с ней непросто теперь.

Не насмерть, но тяжко он ранен:
Все эти бесовские брани,
Как нож в его певчее сердце,
Как знак невозвратных потерь.

Но он остаётся галантным –
Ведь в мире живёт толерантном,
Который сверкает гламуром,
С улыбкою жизни губя.

Он русскость припрятал надёжно,
Он нынче живёт осторожно,
Нейтральное «русскоязычный»,
Как маску, надев на себя.

ОДЕССА – МОСКВА

А. К.

– А может, приедешь, – зовёт меня друг
В далёкую нынче Москву.
А я всё не еду: то мучит недуг,
То еле держусь на плаву.

То мысли нагрянут унылой гурьбой
Про «братских народов семью»…
А друг не сдаётся, хвост держит трубой
И душу врачует свою

В лесу подмосковном
«Раздолье у нас! –
Меня соблазняет в письме. –
Чернику, малину, грибы про запас
Уже собираем к зиме.

Так может, приедешь?
Отправимся в лес!
Там птичий немолкнущий хор
Как лучшее чудо из Божьих чудес
Споёт нам, безбожным в укор…»

И мы как умеем споём. Помолчим
О тех, кого с нами уж нет,
И сердце взметнётся, устав от кручин,
За птицей небесною вслед.

И вспомнит с улыбкой о прежней Москве
И прежней Одессе, когда
Дурашливый ветер гулял в голове
И в дверь не ломилась беда.

Тогда мы ещё не успели понять,
В объятьях блаженного сна,
Что нас, неразрывных, навек разорвать
Задумал уже сатана.

Мы даже представить тогда не могли,
Как много удастся ему,
Как он поглумится над телом земли
И душу отправит во тьму.

И нынче, когда нас держать на плаву
Всевышний уже устаёт,
Про общую нашу Одессу – Москву
По памяти сердце поёт.