Ирина Иванченко

МАСЛЕНИЦА

1

...и прости нам долги наши,
как и мы прощаем должникам нашим...

Даже если Всевышний
Судный день упразднит,
я - себе, разлюбившей,
самый первый должник.

От тепла до Крещенья
втихомолку и вслух
я училась прощенью,
как рука - ремеслу,

как терпению - Лыбедь
или почерк - руке,
отпуская обиды,
как венки по реке.

Свет весенний для тела,
что зерно - голубям.
На Прощеной неделе
я прощаю себя,

чтобы петь о хорошем
и к добру - хорошеть,
чтоб зима ненароком
не примерзла к душе.

2

И паперти косил повальный март...
                         Борис Пастернак

Вот он, масляный, сырный
край озимых недель.
Звуковые посылки
шлёт февраль-свиристель:

переливистый щебет,
рьяный степ молотка.
Скоро месяц ущербный
округлится в боках.

Что ни день - то предтеча
златопевчей весны.
И в домах, что ни вечер,
затевают блины.

Пир горой - что в слободках,
что в высотках - грядёт.
И, шумней маслобойни,
март валит из ворот.

3

Снежный ворот отогнут,
и распахнута ширь.
Вот он, час подготовки
к воздержанью души,
к молчаливому соло,
заполнению сот.
Удержи меня, совесть,
от словесных пустот,
от острот и злословья,
охраняя простор
между блинным застольем
и Великим постом.

 
ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

1

С дословной нежностью к нетронутым местам,
к словам необработанным, простейшим
прочти меня, раскрой, перелистай
прощенную, воскресную, простившую.

По будням ли, по нелетальным дням
читай меня губами и руками,
пока моя подольская родня
Андреевский читает каблуками.

Еще следы рифмуем на снегу,
а в небесах уже по-майски жарко.
Послушай сам - на Левом берегу
гудит весна, как жаровыжималка.

Февраль - не хлебороб, а хлебосол:
хоть сыропустный, но чревоугодный.
А я легко отдам и кров, и стол
за чай  с тобой, за хлеб с тобой, за соль
из рук твоих в мой казанок походный.

2

Отвоевала лишний день в году
и ночь с тобой у неба на виду,
а город мой опять в петле осады:
бульдозеры Андреевским идут,
как-будто танки рвутся к Сталинграду.

Последний снег в году черней смолы.
Читай скорей по буквицам нестойким:
устала я и улицы мои
слабеют и сдаются под застройку.

Кто в городе остался из родни?
Старейшин - в тыл, а юных - на ученья.
Одна весна в подмогу  и одни
слова теперь выводим в ополченье.

Мне больно в одиночку по утрам
я плачу молча говорю с тобою.
А город мой спускается в метро
и уступает небеса без боя.

И на войне моей - как на войне:
зовут - встаю, иду на перекличку,
ведь ты и город спаяны во мне
пожизненно уже и постранично.

И как мне вас, любимых, уберечь
от старости и удержать от страсти,
когда и щит, и меч - одна лишь речь
славянской масти.

 
СОРОЧИНСКАЯ ЯРМАРКА

1

И жаркие они, и яркие
дни холодам наперерез.
А звезды падают, как яблоки,
на лес и луг, на луг и лес.
 
И нецелованные яблоки,
преображенские дары
везут в Сорочинцы, на ярмарку,
другие села и миры -
 
по кровеносным, давним, женским
путям земным, дородовым,
по светлым улочкам вселенским,
по темным кольцам годовым.
 
А солнце щурится спросонок,
в обед недолго прикорнув.
Идет сентябрь и за бесценок
скупает лето на корню.
 
В торгах и плясках многолюдных
проходит жизнь то там, то здесь
и ждет объявленного чуда
от серых в яблоках небес.
 
А люди плачутся о разном -
долги, дороги, недород,
и плачет скрипка, будто праздник
не повторится через год...
 
2

И говорить выходят сроки
в ряду событий и людей,
что мы публично одиноки
в труде, в застолье и в беде...

... и вышиванки из Китая
везут на праздник челноки.
На старом месте нарастают
тюки, баулы, клумаки,
 
ряды, лотки, горшки и плошки,
сусальный август про запас,
где мы пересекаем площадь,
а площадь рассекает нас.
 
Как резко отпускаешь руку -
так отлучают от груди,
так репетируют разлуку,
когда молчат "не уходи".
 
Хотя давно глазам не верю,
а только сердцу наугад,
но ожидание потери
страшнее будущих утрат.
 
...а праздник варится и вьется,
и остывает под кустом,
а солнце жарится и жжется,
дымится в воздухе густом.
 
И радио зовет откушать,
и площадь обращает лик
к заветной порции галушек
в хрустящий пластиковый крик,
 
а к вечеру откатит шибко,
туда, где музыка вопит,
в притоп выплясывает Скрипка,
в припев акустика сипит.

Но как бессонно и счастливо
гудит пчелиный окоем
и мед в бутылку из-под пива
нам доливает до краев.

Давно к тебе не дотянуться,
но можно площадь перейти
по лезвию гипотенузы,
по кроветворному пути,

где озирая мир и город,
как подзабытую строку,
нас перечитывает Гоголь,
ладонью подперев щеку.

ОДИНОЧЕСТВО И Я

Щедро гостя привечаю
на изломе января.
За ночным столом, за чаем
одиночество и я.

Пробуй, гость, пирог с малиной,
и варенье, и халву.
Я живу наполовину -
я теперь одна живу.

Оттого с такой охотой
угощаю пришлеца -
одарить его заботой
и печаль свести с лица.

Трудно верится в удачу -
хоть одной живой душе
рассказать, что я не плачу,
я оплакана уже.

Я чаевничаю наспех,
и срываюсь, и бегу.
Я вчера любила насмерть,
а сегодня не могу.

Я теперь живу украдкой,
затаилась - и живу.
Изменяются повадки
и привычки наяву -

по ночам не выключаю
верхний свет с недавних пор.
Доливаю гостю чаю,
продлеваю разговор.

Кто-то в доме и не страшно
снам отправиться вдогон.
Встану утром - гость вчерашний
ставит чайник на огонь...

КОКТЕБЕЛЬ: ТВОРЕНИЕ

Андрею Коровину

Отгородить кусочек моря
карминным каменным хребтом
и гальку крупного помола
сушить на блюде золотом,

ловить серебряную рыбу
веселым утренним зрачком,
пока сторожевая глыба
не станет первым маяком,

и, не заботясь о ночлеге,
по камешку скалистый кряж
наращивать, скреплять побегом
лозы, пока желтеет небо
и волн татарские набеги
берут измором дикий пляж.

Еще ни рая нет, ни ада,
еще рыбак и виноградарь
ворота бухт не отворил,
но бьет волна и нет с ней сладу.
Чем выше горная ограда,
тем громче море говорит.

Чтобы расслышали в далекой,
степной, заморской стороне,
где спит земля на солнцепеке
и грезит берегом во сне.

СВЕРЧКИ

1

Памяти Богдана Ступки

...а те, кого гамак бессонниц
качал в раскатах тишины,
как колоколенки без звонниц
чужими звонами полны.

Усталость дня и старость ночи
легко ль проговоришь, пиит?
Ночь шерудит, сверчки стрекочут -
и кто кого перешумит?

Часов до трех в охотку чтенье -
"Война и мир", опять война.
И переходит в наступленье
предутренняя тишина.

Еще в потемках, как слепая,
ночь шаркает, а к трем часам
сверчки на время засыпают,
им, как и нам, удача - сон.

Как будто в битве с тишиною
последний пал заградотряд…
И ночь стоит перед луною,
как перед образом стоят.

2

Что мне в приречной тишине?
От города отгородившись
сосновым частоколом, мне
уснуть - как заново родиться.
 
Во сне ты ближе. Так - вблизи -
давно тебя не различаю,
отгородившись от отчаянья
притоком весен, лет и зим.
 
Где б ни был - чувствую в ночи.
Так чутко полюс чует компас.
Всю ночь сверчки и светлячки
передают сигналы в космос.
 
И стрекот этих телеграмм
ясней смиренья и смятенья.
Читаю утро по слогам,
как те, кому в новинку чтенье.

ЕВРО-2012

Наследуй природу - ее цветовой разнобой,
когда монохромны, огромны угодья обиды.
Все сложится, станется, все приключится с тобой.
А год будет яблочным - это уже очевидно.

Наследуй природу - наставник она и подельник:
неделя свое отыграла - и на посошок,
но в поле выходит румяный бунтарь-понедельник.
Год будет футбольным - и это уже хорошо.

Не век и тебе куковать на скамье запасных.
Припрятаны краски семье и работе в угоду,
и годы тебе неподвластны, и ливни, и сны,
а яблочный матч состоится в любую погоду.

Неловкое лето все делает наоборот:
и встречи впустую пасует, и дождь опрокинет.
Но август-привратник стоит у осенних ворот
и яблоки с лёту берет, как заправский голкипер.

МОЛИТВА ЗА АНГЕЛА

Лесничий сна, обходчик сада  –
он копит для меня прохладу,
а сам нуждается в тепле.
Храни, Господь, мою охрану,
как всё живое на земле...

В истоках, проблесках, притоках,
в богатстве, в бедности, в потёмках
ты рядом. Видимо, не зря
нас завязали, как тесёмки
набухшего календаря.

В болезни, в здравии - все тридцать
с излишком лет моих и зим
ты за плечом молчишь, как птица
над слабым птенчиком своим.

А я теряю страсть к полёту,
и я живу вполоборота,
тебя читая по губам,
но погляди, какое лето
накрыло нас, как ураган.

Вольноотпущенная радость -
цвести, расти не по часам.
Вновь из смирительной ограды
в пустой проулок рвётся сад.

И громогласен гул надземный,
и разбегается гроза -
ошеломительную зелень
как новость, всем пересказать...

Смотритель, виноградарь, воин,
моя награда и вина,
пора тебе на вкус освоить
простор за створками окна,

где свет един, а цвет разбросан
в неброской прорисовке дней,
где пламенеют абрикосы
в резных подсвечниках ветвей.

Тяни над опустевшей клетью,
над вымыслом и ремеслом
разгаром жизни, жаром лета
неопалимое крыло...

Но сколько б не летал и где бы
ты не был - к ночи жду домой.
Я всем должна - земле и небу,
и я в долгу перед тобой.

И в жаре, в жалобе, в разгаре
я помню - мы с тобою в паре,
как шаг и след, словарь и стих.
Я помню, значит, существую,
листаю книгу долговую
и отвечаю за двоих.
____
* Календарь (от лат. calendarium) - долговая книжка: в Древнем Риме должники платили проценты в день календ, первых чисел месяца.

ОТЕЦ АМФИБРАХИЙ

Сергею Якутовичу

А кто небезгрешен, пусть камень забросит во мглу...
Здесь, в N-ском уезде, церквушки на каждом углу,
а эта стоит на отшибе, народу немного.
Отец Амфибрахий крестом осеняет строку.
Он пожил изрядно, он счастья хлебнул на веку,
а дома не нажил, один квартирует убого.
 
- И что ж, Вы живете, скучаете?

- Некогда, что ж
у пастыря мало заботы в хромом городишке?
То вусмерть напьются, то сдуру нарвутся на нож.
Судьбы не хватает. Из бедствий страшнейшее - дождь.
Какие напасти, такими и будут людишки.

Из стольного града? Креститься? И большую блажь
встречали... Вот, помню, проезжий надумал топиться.
Разделся, заплакал, а местные сбили кураж -
толпились поодаль, галдели, что глупые птицы.

- И что ж, Вы живете, не ропщете? Грязь, глухомань,
грядущее сладко, но прячется в горьких догадках...

- Да некогда, милая, скоро кукушка-зима
в подоле весну принесет и сбежит без оглядки.
 
А мне - забавлять и баюкать, выхаживать, нежить.
Негоже роптать, если верую, словно дышу.
Прошу у Всевышнего слова душе отзвеневшей.
И в самой, что есть, разнужде у людей не прошу...

...грядущее сладко, как липовый чай с молоком.
Он завтра не вспомнит стихи, что крестили сегодня.
Отец Амфибрахий со мною почти не знаком,
но любит меня, как и всякое чадо Господне.

***

В мой дом стиральная машина
вошла и встала у стены.
О, как мне дороги, мужчина,
реализованные сны!

Я стала женщиной твоей,
когда взвалила ей на плечи
тоску о чистоте вещей
(себе - о чистой русской речи).

Я стала женщиной опять.
Во мне легко скончалась прачка.
Но тянет Город постирать.
Гляди — весной Подол испачкан.