АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО

«ПОЭТ – ЭТО ЧЕЛОВЕК, ОБРЕЧЁННЫЙ СЛОВОМ»
(Михаил Казиник, Тайны гениев. Классика лекций. – М., Издательство АСТ, 2019)

Михаил Семёнович Казиник – человек-оркестр, человек-театр. Он сочетает в себе теоретика и исполнителя. Неутомимый популяризатор музыки и литературы. «В этой книге два героя – музыка и слово», – говорит Казиник. В «Тайнах гениев» он выдаёт авторские прочтения широко известных произведений. Казиник пишет о великих писателях и композиторах, о которых много уже сказано, что-то своё, свежее, незатасканное. Невысказанное. Он талантливый читатель. Основные книги мыслящего человечества писатель прочёл, когда ему едва исполнилось пятнадцать лет. В лице Михаила Казиника мы имеем дело с универсально одарённой личностью, которая способна реализовать себя в разных областях искусства и науки. У книги «Тайны гениев» два главных героя –литература и музыка. Казиник выступает здесь не только как искусствовед, но и как философ, как социолог. Он говорит об искусстве земном и космическом, массовом и элитарном, попсовом и вечном. Вечное – всегда актуально. Увертюрой к «Тайнам гениев» выступают знаменитые строки Державина: «Я царь – я раб – я червь – я Бог!».

Ключи искусства безграничны:
Не знает творчество конца.
Но что в веках несёт величье?
Огонь в груди его творца.

У Казиника очень интересная судьба. Он из племени вундеркиндов. Рано познал большую славу. Мальчиком Михаил не только играл на скрипке и фортепиано, но и пел – высоким неподражаемым голосом. В это трудно поверить, но его выделил среди сверстников и напророчил большое будущее… Никита Хрущёв. В пионерском лагере «Артек» Хрущёв во всеуслышание заявил, что Михаил Казиник «будет нашим советским Робертино Лоретти». Вскоре Хрущёва сняли, а у Миши началась ломка голоса. Но этот «фальстарт» только закалил его характер и воспитал волю. Жизнь после славы похожа на жизнь после жизни – ты уже спокойно наблюдаешь за своей дальнейшей судьбой, ты уже состоялся в мире и можешь на равных разговаривать с великими.

У Казиника есть ярко выраженные пристрастия. Ему не нравятся «предсказуемые» поэты, с одномерностью мира, у которых за строчками нет второго дна. Зато о своих любимых поэтах – Пушкине, Пастернаке, Мандельштаме – он готов говорить часами. Он прочёл их от корки до корки; он предпочитает стихи, приближающие нас к музыке, где есть синтез музыки и слова под эгидой невербальности. «Поэт – это человек, обречённый словом», – говорит автор «Тайн гениев». Казиник– эрудит и мотиватор. «Моя задача – обострить потребность в искусстве», – говорит Михаил. Он сообщает нам что-то такое, после чего мы бросаем всё на свете – и начинает взахлёб читать поэта, о котором он нам только что рассказал. Или слушать композитора. Когда-то очень давно я не любил читать ни Толстого, ни Достоевского. Они меня раздражали ещё со школьной парты. И это продолжалось до тех пор, пока я не открыл книгу Виктора Шкловского. Шкловскому удалось настолько меня заинтересовать и мотивировать творчеством этих великих писателей, что я начал читать у них роман за романом. На мой взгляд, Михаил Казиник – это Шкловский сегодня. С той лишь разницей, что он работает «на два фронта» – музыки и литературы. Заражает интересом к действительно выдающимся произведениям – таким, как повести Гоголя «Нос» и «Шинель», стихотворения Бориса Пастернака «Гамлет» и «Поэзия». Читая Михаила Казиника, я вдруг обнаружил связь между стихотворением Пастернака «Поэзия» (1922) и «Поэмой Горы» Марины Цветаевой (1924). И там, и там фигурируют как знаковые фигуры «предместье» и «пригород». Понятно, что Марине было известно стихотворение Бориса. Этого нет в книге Казиника, он здесь только «наводчик». Но как же здорово читать книгу, которая побуждает тебя мыслить, сопоставлять, делать собственные открытия! В «Тайнах гениев» – сквозное повествование. Одна тема перетекает в другую; вдохновившись одним творцом, тут же обращаешь внимание на другого. Это – «крещендо» пристального интереса. Благодаря Казинику, я открыл для себя поздние фортепианные сонаты Бетховена и трактат Николая Кузанского «Об учёном незнании». Так что моя рецензия – это ещё и благодарность автору за эти маленькие, но большие открытия.

Казиник в «Тайнах гениев» не ограничивает себя сугубо литературными и музыкальными моментами. Он пишет о том, как надо воспитывать мальчика и как девочку, чтобы они встретились и им было что сказать друг другу. Так вот, я с удивлением обнаружил, что мои родители воспитывали меня «по Казинику». Хотя, конечно, ничего подобного они не читали, книг Михаила тогда не было даже в замысле. Мама видела меня офицером, играющим на рояле и владеющим несколькими языками. И она сделала всё от неё зависящее, чтобы этот замысел осуществился. А вот задачу научиться писать стихи и песни она никогда передо мной не ставила, это было уже «перевыполнением плана».

Глубокое исследование посвящено у Казиника пушкинскому «Моцарту и Сальери». В этой трагедии Пушкин, в сущности, «наговаривает» на Антонио Сальери, хотя имеет на это полное моральное право – газеты того времени наперебой рассказывали о признаниях Сальери. Итальянский композитор однажды в старости признался в том, что отравил Моцарта. Михаил Казиник подробно разбирает, почему настоящий Сальери не мог отравить Моцарта и почему его пушкинский двойник в пьесе это делает. И что дело вовсе не в зависти. Честно говоря, Михаилу удалось меня удивить. Я был глубоко убеждён, что Сальери отравил Моцарта из зависти к лёгкости моцартовского сочинительства. Казиник же доказывает, что некоторая зависть, конечно, была, но это не могло служить веским основанием для убийства. Писатель утверждает, что идея убить Моцарта была у пушкинского Сальери спонтанной, а не обдуманной заранее. И если бы Моцарт переставил местами две свои реплики, ни о каком отравлении не могло быть и речи!

Одним из возможных мотивов убийства Моцарта является, по мнению нашего искусствоведа, то, что он величием своей музыки мог заслонить собой целое поколение композиторов, если бы ему позволено было «посочинять» ещё лет десять-двадцать. И не случайно в «Тайнах гениев» после главы о Моцарте и Сальери идет глава о Бахе. Оказывается, Бах тоже опередил своё время на много столетий. И его сыновья сделали с ним то же самое, что пушкинский Сальери сделал с Моцартом – они его «убили», объявив скучным и несовременным. Собственные сыновья! «Чтобы начать новую волну музыкального развития, – пишет Казиник, – необходимо было сделать вид, что папы как будто не существовало. Только в этом случае и появилась возможность пойти по другой дорожке, исследовать иные возможные музыкальные пути». Удивительно, но и об этом задумывался всесторонний гений Пушкина. Совсем недавно мы наблюдали, как творческая власть Иосифа Бродского парализовала на десятилетия все творческие искания в русской поэзии. Так что это вполне себе мотив у пушкинского Сальери. Он убивает Моцарта «во имя общественного блага», от имени касты современных композиторов.

А, собственно говоря, с чего все вдруг решили, что Сальери покончил с Моцартом из зависти? В пьесе Пушкина об этом не сказано ни слова! Но – вот же незадача! – один из черновых набросков писателя к трагедии был озаглавлен «Зависть». И наши доблестные пушкинисты тут же растиражировали этот факт, а английский драматург Питер Шеффер и кинорежиссёр Милош Форман ещё и усугубили эту линию. У них посредственность, Сальери, мстит из зависти гению – Моцарту. Что, как вы понимаете, не совсем соответствует действительности. Потому что Сальери прижизненную конкуренцию с Моцартом в Вене конца XVIII-го века неизменно выигрывал. Завидовать мог разве что Моцарт, если такое можно себе представить. Скажу больше: оперное творчество Сальери оказало серьёзное влияние на молодого Моцарта.

«Тайны гениев» Михаила Казиника – книга высокого духовного напряжения. Она будет полезной и для мастеров, и для тех, кто только делает первые шаги в искусстве. И для школьников, и для академиков. Как такое возможно? Казинику удалось популярно рассказать о глубочайшем. Я думаю, что это очень важная книга. Она расшифровывает нам музыкальные, литературные и философские коды. Михаил – человек системного мышления. Он видит обратную перспективу. Он умеет сочетать анализ и синтез, метафизику и диалектику. Когда он построчно разбирает стихи Пастернака или Мандельштама, я чувствую себя робким учеником – при том, что и сам неплохо умею это делать. Таких людей, как Михаил Казиник, на земле немного. Их нужно беречь.