ЮЛИЯ МЕЛЬНИК

ТАМ ПРОСТРАНСТВО, КАК ЖЕНЩИНА

***

Человек рождается обнажённым,
Ни жарою, ни ветром не обожжённый,
Он выходит на свет, покидая мрак,
Ничего не пытаясь зажать в кулак.

Он пронзает молчание звонким криком,
И становится миг – самым первым мигом.
В толчее первобытных, людских страстей
Он сейчас самый главный среди гостей.

А когда он уходит последним гостем,
Он уже никого ни о чём не просит.
Он летит в лоно света из темноты,
И опять ладони его пусты.

***

Глубже этой реки…Что ещё глубже этой реки?
Для неё мы мальки, что растят в темноте плавники.
Что мы знаем о ней и зачем так беспечно глядим?
Мы вчера ещё были икринками в синей горсти.

Глубже этой реки – только горечь седого песка.
Глубже этой реки – только страх не понять языка,
На котором она нам впервые даёт имена,
И толкает со дна, и толкает с уютного дна

Прямо в солнце. Там птица неловко, впервые летит.
Там пространство, как женщина, учит ребёнка ходить.
Там не спрятаться в ил, не прижаться к прохладным камням.
Там из глины и боли она выжигает меня.

***

Нам к себе возвращаться не раз – по траве ли, по снегу ли…
Из напрасных походов, в изодранных в клочья плащах
нам к себе доплывать по весне полноводными реками,
нам к себе возвращаться, как будто долги возвращать…
Нам не раз убегать из толпы в молчаливые дворики,
где летят над платанами голуби, снег и зима…
Потому что по сути своей мы с тобою паломники
в те святые места, что душа выбирает сама.
Наугад, наобум, стрекоча тротуарными плитками,
по неясным маршрутам, с которыми не совладать…
Далеко-далеко, чтобы сердце внезапно окликнуло,
вдруг забилось под курткой – так близко, рукою подать…

***

Не клюй цыплёнка за то, что чёрный,
Смирись, наседка, твой строг отбор.
Один – пушистый, другой – проворный,
А этот – словно наперекор

Всем ожиданьям, и ты сердита,
Его бы снова вернуть в яйцо…
Не золотое, оно разбито,
И что поделать с таким птенцом?

Поди попробуй понять природу…
Несносен, дерзок и нелюдим.
И вдруг он смело ныряет в воду
И уплывает совсем один.

***

Вылетает птица из гнезда,
Словно первая попытка снега…
Чтоб лететь – неведомо куда
И рисунок зыбкий видеть с неба…
Все её занятья – это блажь,
Поважнее есть дела на свете…
Но порою кажется – отдашь
Всё, что хочешь, за занятья эти…
Делает она прозрачный знак
В воздухе крылом неосторожным,
И взлетает, так и не узнав
Нас, рассыпанных средь хлебных крошек.

***

Что там, в небе высоком? Там тучи столпились гурьбой.
Это мама моя – с белозубых туристов толпой
Звонко ходит по небу, смеётся, стучит каблуками,
И меня заслоняет от ветра и солнца руками.

Тучи в небе сгустились и можно грозы ожидать.
Это мама моя неулыбчивых двоек в тетрадь
Понаставила дерзким студентам. Сказали пророки:
«На земле, как на небе»… А, значит, там тоже уроки.

Что там снова? Там близится ночь и горит горизонт.
Это мама моя две тяжёлые сумки несёт.
Это мама моя небосвод подпирает плечами.
А со мной – всё в порядке. Я просто безумно скучаю.

***

Не напасёшься неба впрок,
Ведь небо каждый раз впервые.
Лучистый вяжут звёздный стог
Ладони облаков живые.

И в небе колосом сорвав
Полынно-горькое, хмельное
Молчание, пойду средь трав
В ненаступившее, в иное…

***

Ночь обступила пением сверчков,
Как будто сотни маленьких смычков
Коснулись струн и в унисон запели…
И покатилась жёлтая звезда
В траву, под камни, в прорубь, в никуда,
Неуловимо, как дыханье в теле…

И от неё остался влажный след
Среди рассыпанных зерном планет,
Он притаился в гуще многозвёздной
Загадочней чернильного пятна,
Прозрачнее овечьего руна,
Светлей и легче пуха в птичьих гнёздах.

***

Не заводи себе кота,
Ему захочется на волю…
Чтоб в мире было меньше боли,
Не заводи себе кота.

Его придётся отпустить,
Дверь распахнёшь и он умчится,
Стремглав по лестнице помчится…
Его придётся отпустить.

Вот он под дверью не орёт
И не царапает обоев…
Ну что ж, ты можешь быть доволен,
Что он под дверью не орёт.

Рука, что гладила кота…
(Коты – ужасная морока!)
Опять пуста и одинока
Рука, что гладила кота.

***

Разрезаешь воздух крылом.
А в кошачьих глазах – стекло.
Вдруг поймёшь – ни добро, ни зло.
Такова кошачья природа…
Улетаешь от цепких лап.
И поёшь. Такие дела…
А в кошачьих глазах – игла.
Капля горечи – в ложке меда.

Но пока на Земле тепло,
разрезаешь воздух крылом.
Кто-то в небе белым веслом
терпеливо дожди отводит.
И, рассыпавшись янтарём,
ты поёшь. Это всё твоё:
Это солнце. Это жнивьё.
Этот маленький пешеходик.

Кошка смотрит тебе вослед.
Ты вдруг веришь, что кошки нет.

***

На раны Земли так же тихо слетает снег,
Как птица надежды – в ладони седого Ноя.
А раны всё так же тревожат, а раны ноют.
И ветка оливы шуршит на ветру, во сне…

И голубь летит. И пора повернуть ковчег
К знакомому берегу, вывести лошадь с ланью,
Овцу и телёнка – на травы, не на закланье…
Зачем небу жертвы и раны, и боль – зачем?

***

Акации рассыпанное кружево
И тополей оброненную шаль
Намочит дождь. Серебряными лужами
От всех и вся – так просто убежать.

Как залпы в тире по толпе игрушечной,
Случится дождь – слепой и не всерьёз…
Но вдруг заплачет медвежонком плюшевым
Душа, не устыдясь внезапных слёз.

Победы нет, но нет и поражения.
Мир юн и горек, каплями блестя.
Какими же открытыми мишенями
Бываем мы для майского дождя!