К 125-летию Исаака Бабеля

ЕЛЕНА ПОГОРЕЛЬСКАЯ

ПАРИЖСКИЕ ВСТРЕЧИ ИСААКА БАБЕЛЯ

За свою недолгую жизнь Бабель побывал во Франции трижды. Причём два раза – в 1927-1928 и в 1932-1933 годах – жил там подолгу. На короткое время Бабель приезжал в Париж в 1935 году, на антифашистский Конгресс в защиту культуры, куда его (как и Бориса Пастернака) не хотели отправлять, и наверняка не отправили бы, не будь настоятельного требования французских писателей.

Илья Эренбург вспоминал о том, что Бабель «умел быть естественным с разными людьми, помогали ему в этом и такт художника и культура. Я видел, как он разговаривал с парижскими снобами, ставя их на место, с русскими крестьянами, с Генрихом Манном или с Барбюсом»¹. Таким же естественным был Бабель в общении со своими соотечественниками за границей, к нему тянулись многие представители русской эмиграции в Париже. И, конечно, русских литераторов, живших за рубежом, он интересовал прежде всего как известный писатель, приехавший из СССР. Так, например, 11 ноября 1932 года находившийся в провинции Кань-сюр-Мер Евгений Замятин писал Константину Федину: «Остаюсь здесь ещё до середины будущей недели из-за кое-каких кино-дел, а затем <…> в Париж. Мне оттуда пишут Анненков и Савич², что там Бабель, вернулся и Эренбург. Любопытно будет повидаться с ними. Этакая досада, что здесь нельзя достать газет, а по русско-парижским получаешь только очень отдалённое представление о том, что творится в российской литературе»³.

В Париже Бабель довольно тесно общался со многими эмигрантами из России. После ареста, в тюрьме, в собственноручных показаниях он писал: «Во время первой поездки я виделся с Ремизовым, Осоргиным, Мариной Цветаевой. Ремизову оказал небольшую денежную помощь, завязал знакомство с сыном Леонида Андреева – Вадимом, молодым эмигрантским поэтом, и возбудил ходатайство о разрешении ему вернуться в СССР»4. Несмотря на то, что показания были написаны под давлением следователей, списку упомянутых в них имён можно верить. Сохранилось, например, относящееся ко второму визиту Бабеля во Францию неоконченное и, вероятно, не отправленное ему письмо Марины Цветаевой. Содержание письма ставит, однако, под сомнение их контакты в первое его пребывание в Париже, в которых писатель признался на следствии. По упоминанию статьи «Эпос и лирика современной России. Владимир Маяковский и Борис Пастернак» письмо Цветаевой можно датировать кануном 1933 года:

«С Новым Годом, милый Бабель!

Прощаю Вам для него Ваше огорчительное и уже хроническое упорное равнодушие к единственному не-эмигрантскому поэту эмиграции, к единственному тамошнему – здесь. (А почему не там? Сложно. Хотя, уезжая, предупредила, что вернусь не раньше как через 10 лет <)>.

Итак, Голубчик, я бы давно Вас окликнула, если бы не (совершенно излишний) страх, что могу Вас чем-нибудь скомпрометировать, вернее страх Вашего страха. Настолько не могу, что я бы…

Но сейчас, по окончании большой статьи о Маяковском и Пастернаке, в которой своей рукой пишу следующую страницу

Считаю себя в полном и спокойном праве через всю разлуку никогда не видавшихся людей и через весь ров [зачеркнуто: рубежа, такого же иллюзорного] как [зачеркнуто: Франции, Германии] России [зачеркнуто: просто на] так же протянуть Вам руку как через какой-нибудь стол в Москве.

Итак – <не окончено>»⁵.

Однако список, приведённый в показаниях на следствии, далеко не полный. Сюда надо добавить ещё ряд имен. Например, музыканта и публициста-евразийца Петра Петровича Сувчинского. Об их знакомстве свидетельствуют четырнадцать записок Бабеля Сувчинскому, находящихся в Национальной библиотеке Франции. Пять из них относятся к 1928 году, остальные – ко второму визиту Бабеля в Париж. 2 марта 1928 года он надписал Сувчинскому отдельное издание пьесы «Закат»: «Петру Петровичу Сувчинскому – “на память”»⁶.

По свидетельству жены поэта-авангардиста Бориса Божнева Э.М. Каминер, в Париже Бабель общался с её мужем, и Божнев дарил Бабелю свои книги⁷.

Дружил Бабель и с художником Юрием Анненковым, который оставил небольшие, но яркие воспоминания о писателе. Вообще же, по свидетельству Сосинского, Бабель «не чурался общения с русскими эмигрантами», ему были интересны люди вне зависимости от их политических взглядов. Он бывал не только в парижских трущобах или в рабочих кварталах, его можно было увидеть, например, на лекции П.Н. Милюкова⁸.

С самим Владимиром (Брониславом) Сосинским Бабель был связан довольно тесно. Вот письмо Сосинскому от 18 сентября 1927 года, которое содержит разговор на серьёзную и для обоих важную тему о литературных поисках и мастерстве (по всей вероятности, Сосинский дал Бабелю для прочтения несколько новых ненапечатанных рассказов):

«Воскресная моя поездка окончилась неудачей. По неопытности я проплутал целый час в поисках нужного мне трамвая, попал на Chatlet в девятом часу. Мне объяснили, что поездка в Clamart возьмёт час, а то и полтора. Неловко было приезжать так поздно – и вот я вышел обманщиком. Очень жалею о том, что не повидался с вами, и очень прошу извинить меня. <…>

Рассказы Ваши прочитал. По-моему, у Вас есть то, что называется литературным дарованием, но мало самостоятельности. И над языком надо работать больше, чем Вы это делали до сих пор. Очень надо следить за тем, чтобы не засорять язык иностранными оборотами, шаблонными, стёршимися фразами, безвкусными прилагательными… Впрочем, я не беру на себя смелости давать советы. По совести говоря, я сам во всем сомневаюсь. Талант это есть, вероятно, соединение неутомимых мозгов, недремлющего сердца и мастерства. Если развивать одно качество в ущерб другому, тогда нарушается божественная гармония искусства и литература выходит плохая, претенциозная.

От всего сердца желаю Вам, Бронислав Брониславович, успеха»⁹.

Ещё в первый приезд Бабель подружился с французским историком, политиком и писателем Борисом Сувариным, который вспоминал: «Во время наших бесконечных разговоров – у него, у меня, в кафе, на улице, даже в метро, даже во время прогулок – мне никогда не приходило в голову делать заметки (память в то время у меня была слоновая). Мы говорили главным образом о России, о литературе и советской политике. Но я очень любил его размышления о Париже, о Франции, ибо глаз внимательного и веселого наблюдателя обнаруживал то, что старый закоренелый парижанин вроде меня больше не замечал. И это вызывало у него забавные и проницательные мысли»¹⁰. Кое-что Суварин всё же записал, однако заметки эти относятся ко второй поездке Бабеля во Францию.

***

Сегодня мы располагаем материалами, которые позволяют внести ряд уточнений в историю взаимоотношений Бабеля и Алексея Михайловича Ремизова.

Из письма Святополк-Мирского Ремизову в июне 1926 года мы узнаем, например, о том, что именно Ремизов «открыл» Бабеля, как и Сельвинского, для него и для редакции журнала «Вёрсты»¹¹. А ближайшая помощница Алексея Михайловича, Наталья Резникова, дочь О.Е. Колбасиной-Черновой, вспоминает: «В 1924 году Ремизову впервые попался перепечатанный в какой-то зарубежной газете рассказ Бабеля “Соль”. Для А.М. это было совсем новое и очень понравилось ему. Я помню, как в этот период мы пришли к Ремизовым вчетвером: моя мать, мои сестры и я¹². А.М. усадил нас на диван и прочёл нам “Соль” с большим подъёмом и пафосом, как героическую поэму. На нас это чтение произвело большое впечатление. По мнению А.М., тон рассказа требовал такого чтения. Я всегда сожалела, что Бабель во время своего пребывания в Париже не познакомился с Ремизовым и не слышал его чтения»¹³.

Свидетельство Резниковой достоверно: вырезка из парижской газеты «Звено» от 1 декабря 1924 года, по которой Ремизов, видимо, и читал «Соль» собравшимся у него в тот вечер, он хранил до конца жизни. В этом номере была напечатана ещё одна новелла Бабеля – «Смерть Долгушова», и краткое, но весьма хвалебное предисловие К.В. Мочульского «Два рассказа из книги “Конармия”».

Ремизовского чтения Бабель, возможно, не слышал, но лично знаком с Ремизовым был. Об их общении в Париже помимо показаний самого Бабеля на следствии существуют косвенные документальные свидетельства. Так, сохранилась записная книжка Ремизова с адресами его парижского окружения, начатая предположительно в 1925 году. Адреса Бабеля в ней, правда, нет, но зато рядом с именем К.Д. Бальмонта есть запись: «Babel Исаакъ Эммануиловичъ»¹⁴.

Ремизов следил за творчеством Бабеля и читал те его рассказы, которые появлялись в Париже, в эмигрантской прессе. 6 июля 1926 года он писал находившейся на лечении в Виши жене, Серафиме Павловне Ремизовой-Довгелло: «Прилагаю вырезку из Дней из России (из Кр<асной> Газ<еты>), до чего это по-русски. (Да, в “Днях” перепечатывают повесть Бабеля)»¹⁵. Фраза в скобках о повести Бабеля, в отличие от остального текста, написана красными чернилами – скорее всего, не только потому, что она была вставлена позднее, но и потому, что Ремизов хотел её выделить. После смерти жены в 1943 году, Ремизов переписал свои письма к ней в несколько тетрадей большого формата, часто меняя первоначальный текст. Вот как стал выглядеть приведённый выше фрагмент: «Прилагаю из “Дней” из России (“Красная газета”): до чего это по-русски! В “Днях” перепечатывают повесть Бабеля»¹⁶.

В нескольких номерах газеты «Дни», с 6 по 10 и 13 июля, были помещены фрагменты киноповести «Беня Крик». Но источником служила не «Красная газета»: парижские «Дни» перепечатывали киносценарий «Беня Крик» из № 6 журнала «Красная новь» за 1926 год.

Похоже, Ремизов сам искал встречи с приехавшим во Францию Бабелем. Устроить эту встречу мог человек, довольно близко знавший Ремизова и в то же время входивший в число парижских знакомых Бабеля, скорее всего, это был Пётр Сувчинский или Владимир Сосинский. Встреча Ремизова и Бабеля, видимо, состоялась в отсутствие Серафимы Павловны, так как не нашла отражения в её дневниковых записях. Более того, по не понятным до конца причинам, контакты двух писателей в Париже оказались скрытыми для близкого окружения Ремизова¹⁷. По словам исследователя творчества и биографии Ремизова А.М. Грачёвой, тот соблюдал осторожность конспиратора в общении с людьми, которые возвращались в советскую Россию.

Бабель упомянул Ремизова и в своём отчёте о второй заграничной поездке на встрече в редакции газеты «Вечерняя Москва» 11 сентября 1933 года: «Ремизова ночью выбросили из квартиры оттого, что он долго не платил квартирной платы. Он схватил рукописи, жену, вещи и ночью они скитались по городу»¹⁸. Бабель говорил о конкретном случае, произошедшем в 1933 году. Много позже, 10 октября 1948 года, сам Ремизов так прокомментировал этот эпизод:

«Весной 33 года выгнали нас с квартиры.

Жили мы в Булони.

Вот я и сочинил: денег никаких – попрошу вспомоществование в Soc<iété> des Gens de Lettres.

Надо документальное прошлое. Всё это я приготовил – сколько ночей трудился, высчитывал.

Ходил не один, а с С.О. Карским.

Даже прошение не приняли, не то, что чего дать!»¹⁹

И всё же существует хоть более позднее, зато не косвенное, а прямое подтверждение контактов двух писателей в Париже. Это записка Сувчинского Ремизову от 3 декабря 1951 года:

«Дорогой Алексей Михайлович,

Если Вы не можете написать о Бабеле – лично, то не могли бы Вы написать о его текстах, о том, что будет напечатано в этой книге? <…>

Конечно, если это Вас затруднит, то – не стоит!..»²⁰.

Через день, 5 декабря, имея в виду книгу Бабеля, Сувчинский, по-видимому, уже пообщавшись с Ремизовым и получив его отрицательный ответ, писал: «Мой “внутренний голос” насчет этого Предисловия говорит также “нет”»²¹.

Отказ написать предисловие к произведениям Бабеля скорее всего связан с тем, что Ремизов не считал себя вправе публично высказываться о репрессированном на родине писателе. О какой конкретно книге могла идти речь, тоже неясно. Вероятно, не осуществлённым осталось не только предисловие Ремизова, но и сам сборник Бабеля, о котором говорилось в записках Сувчинского. Однако упоминание о том, что Ремизов мог бы написать какие-то личные заметки, то есть по сути воспоминания о Бабеле, не оставляет сомнений в их непосредственном общении в конце 1920-х годов, а возможно, и позднее. Заслуживает внимания и показание Бабеля на следствии о предоставлении Ремизову «небольшой денежной помощи»: постоянно жаловавшийся на материальную нужду Ремизов считал, что причиной её была его просоветская репутация²².

В начале 1950-х годов общение с Ремизовым продолжила первая жена Бабеля Евгения Борисовна. 2 марта 1952 года она написала Ремизову:

«Многоуважаемый Алексей Михайлович,

обращаюсь к Вам со следующей просьбой. Издательства Laffont – Gallimard готовят к выпуску Энциклопедию, главным образом литературную. Я занята в данный момент проверкой русского каталога. Мне бы хотелось просить Вас выбрать лично из Ваших произведений то, что Вы считаете наиболее важным для помещения в Энц<иклопедии>. В каталоге я нахожу:

“Sœurs en croix”²³

“Stratilatov”²⁴

“Sur champ d’azur”²⁵

“La mère”²⁶

Предоставляю этот список на Ваше усмотрение и добавлю или изменю согласно В/указаниям. Буквы A B C D уже прошли, т<ак> ч<то> примите это во внимание. Прошу Вас указать переводы, если были сделаны и кем. Также предпочтительны произведения, вышедшие на франц<узском> языке. Но всё же это не обязательно.

Не откажите в любезности и укажите мне также последние крупные произведения И. Ал. Бунина.

Благодарю Вас заранее и простите за беспокойство.

С искренним уважением

Е. Бабель» ²⁷.

«Галлимар» назван в письме ошибочно. Речь идёт о четырёхтомном «Dictionnaire des œuvres de tous les temps et de tous les pays» («Словарь произведений всех времён и всех стран»), который впервые был издан в 1952-1954 годах на французском языке Робером Лаффоном совместно с известным итальянским издательством Валентино Бомпиани («Robert Laffont» – «Valentino Bompiani»), затем многократно переиздавался²⁸. В первом томе была напечатана статья о «Конармии» («Cavalerie Rouge»), в четвёртом – об «Одесских рассказах» («Récits d’Odessa»). В последнем томе помещена статья о романе Ремизова «Крестовые сестры» («Sœurs en croix»).

Через месяц после письма, 8 апреля, Евгения Бабель навестила Ремизова у него дома, оставила запись и нарисовала свой автопортрет в одной из «Золотых книг Обезвелволпала»²⁹.
_____
Примечания:
¹ Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Книги первая, вторая, третья. М., 2005. С. 519.
² Писатель и переводчик Овадий Герцович Савич (1896–1967) в 1932-1936 годах был корреспондентом «Комсомольской правды» в Париже.
³ Константин Федин и его современники: Из литературного наследия ХХ века. Кн. 1. М., 2016. С. 139.
⁴ Поварцов С.Н. Причина смерти – расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля. М., 1996. С. 140.
⁵ Цветаева М.И. Письма. 1928-1932. М., 2015. С. 574.
⁶ Частное собрание.
⁷ Об этом Элла Михайловна Каминер рассказала в письмах дирижёру Геннадию Рождественскому (см.: Наше наследие. 1998. № 46. С. 162).
⁸ См.: Поварцов С.Н. Причина смерти – расстрел. С. 139.
⁹ Бабель И.Э. Собр. соч.: В 4 т. М., 2006. Т. 4. С. 159-160.
¹⁰ Суварин Б. Последние разговоры с Бабелем // Континент. 1980. № 23. С. 344.
¹¹ См.: Письма Д.П. Святополк-Мирского к А. М. Ремизову. Публ. Р. Хьюза // Диаспора: Альм. Вып. V. Париж; Санкт-Петербург, 2003. С. 335-401.
¹² У Колбасиной-Черновой было три дочери. Наталья вышла замуж за поэта Д.Е. Резникова, её сестра-близнец Ольга стала женой В.Л. Андреева, а младшая дочь Ариадна – В.Б. Сосинского.
¹³ Резникова Н.В. Огненная память: Воспоминания об Алексее Ремизове. СПб., 2013. С. 124.
Известно, что Ремизов был хорошим чтецом и исполнял на публике не только свои произведения, но и произведения других авторов. Публично с чтением рассказа «Соль» выступал и Владимир Маяковский.
¹⁴ ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 942. Л. 3об.
¹⁵ Там же. Ед. хр. 340. Л. 143.
¹⁶ Там же. Ед. хр. 299. Л. 81.
¹⁷ Подробнее см.: Урюпина А.С. О русской эмиграции в Париже конца 1920 – начала 1930-х гг. (По материалам архива А.М. Ремизова в ГЛМ) // И. Бабель в историческом и литературном контексте: XXI век: Материалы Международной научной конференции в Москве 23-26 июня 2014 года. М., 2016. С. 548-564.
¹⁸ Цит. по: Фрейдин Г. Вопрос возвращения II: «Великий перелом» и Запад в биографии И.Э. Бабеля начала 1930-х годов // Literature. Culture and Society in the Modern Age: In Honor of Joseph Frank. Stanford Slavic Studies. Vol. 4. Part II. Stanford, 1992. P. 218.
¹⁹ ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 251. Эта запись сделана Ремизовым на конверте, в котором, по всей вероятности, и хранились документы, собранные для Société des gens de lettres. На конверте есть и более ранняя помета Ремизова: «21.II.1933».
²⁰ ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 3. Ед. хр. 158.
²¹ Там же. Ед. хр. 163.
²² Комментируя дневниковые записи своей жены, Ремизов писал об этом: «Мы приехали в Париж 7 ноября 1923 г. и сейчас же поднялось на меня гонение: меня объявили “большевиком”. А это выразилось во всяких денежных отказах, что было очень чувствительно; при всяких дележах меня обходили, напр., устраивался “бридж” “в пользу писателей”, я никогда не получал, даже И.А. Бунин, раздавая из своей нобелевской премии, мне ничего не дал (Бунин получил нобелевскую премию в 1933 году. – Е.П.), а на вечерах моего чтения мешали устройству, никто не помогал распространению билетов и часто в день моего вечера устраивалось другое собрание. То, что про меня говорят, меня никогда не трогало, но всякие денежные неудачи, связанные с моей “репутацией”, меня огорчали, и что С<ерафима> П<авловна> терпит из-за меня всякие лишения, это меня мучило. Мы жили одиноко и скрытно» (ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 287. Л. 48; цит. по: Урюпина А.С. «Жили одиноко и скрытно»: О репутации и литературном окружении А.М. Ремизова в Париже 1920-1930-х годов (по материалам архива писателя в Гослитмузее) // Октябрь. 2015. № 7. С. 187-188).
Уместно в этой связи привести фрагмент из воспоминаний Резниковой: «…не надо забывать, что у А.М. была мания в этом отношении: в течение всей своей жизни он всегда подчеркивал свою нужду, неустроенность и заброшенность» (Резникова Н.В. Огненная память. С. 206).
²³ Роман «Крестовые сестры» в переводе на французский язык см.: Alexei Rémizov. Sœurs en croix. Roman. Trad. et introd. par R. Vivier (Paris: Les éd. Rieder, 1929).
²⁴ Повесть Ремизова «Неуёмный бубен» (главный герой – Иван Семенович Стратилатов) на французский язык не переводилась.
²⁵ Повесть «В поле блакитном» – первая часть книги «В розовом блеске» – на французском языке см.: Alexei Rémizov. Sur champ d’azur. Trad. J. Fontenoy (Paris: Librairie Plon-Nourit, <1927>).
²⁶ Рассказ «Мать» был напечатан на французском языке в составе книги: Alexei Rémizov. Où finit l’escalier: Récits de la quatrième dimension. Contes et legends. Trad. G. Lély, J. Chuzeville, B. De Schlœzer, G. Et L. Pitoëff, J. Bucher (Paris: Editions du Pavois, 1947).
²⁷ ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 4. Ед. хр. 171.
²⁸ В 1980 году словарь был издан в семи томах, в первом томе на с. VII в числе сотрудников (для русской части) упоминается m-me Isaac Babel.
²⁹ ОРФ ГЛМ. Ф. 156. Оп. 2. Ед. хр. 947. Л. 45 об. «Обезвелволпал» («Обезьянья Великая и Вольная Палата») – общество, официально основанное Ремизовым в 1908 году. В 1950-е годы было составлено восемь записных книжек – альбомов под названием «Золотые книги Обезвелволпала», в семи из которых проставлены номера; Евгения Борисовна расписалась во второй из пронумерованных книг.