НАТАЛЬЯ НОВОХАТНЯЯ

ОТ НЕГО СКВОЗЬ СТОЛЕТЬЯ БЕГИ

ЛЕТО ЗАКРЫТО

Под перекрёстным допросом желтеет сентябрь.
Всё рассказать бы, но кажется, глупо и поздно.
Кем-то уже перечислены мёртвые звёзды,
Страхи ночные и прочий бесхитростный скарб.

«Прошлое», так обозначили. Ниже черта.
Строгая линия, слышала, звали судьбою.
Помнишь, однажды над ней мы смеялись с тобою?
Иль не с тобой… И судьба, может быть, да не та…

К чёрту! Прошу занести слова в протокол.
Ветви краснеют, теряют своё оперенье.
Август выходит из зала с улыбкой смиренной.
Лето закрыто. Дело отправлено в стол.

***

На перепутье парковых аллей
Стоять ему, дремотному, немому:
Под южными лучами посмуглел,
Лицом повёрнут к северному дому.

…А тот был молод, и среди словес
Дышал вольготно, как в осеннем парке.
Что есть строка – живительный замес
Порханья, трепетанья, звуков, знаков…

Чтоб рифма, как цыганка, хороша!
Но отчего на сердце так тревожно?
Поэт бормочет, листьями шурша.
«Exegi monumentum»*? Это позже.

И вспыхнут, впрочем, будут прощены,
Холмы. Один вон там, на горизонте,
Похож на профиль женщины… жены?
При чём тут смерть, от домыслов увольте!

Метлы мелькает строгий метроном,
Исчезнут разом листья и столетья.
Поёжившись, от гения свернём
В аллею, что длинна в фонарном свете.

Тепло – волною от руки к руке –
Нам будущее молча напророчит.
Бубнят слова в божественной строке,
Всё чередуют точку с многоточьем.
____
* Exegi monumentum – я воздвиг памятник.

КОШКА

Мы с ней повстречались однажды под вечер,
Смущённые обе нежданною встречей.
Не я, но другая оправилась первой.
О, взгляд тот янтарный, о, стать королевы!
Кривилась усатым презрительным ртом,
Асфальт, как невольника, била хвостом.

Затих, распластавшись под лапами, ветер.
Во взгляде её проплывали столетья.
Неспешные волны далёкого Нила
Меня за собою манили, манили…
К подножию жёлтых немых пирамид,
Чья мудрость на солнце, как слиток, горит.

И мнилось мне, встреча отнюдь не случайна.
Вот-вот разгадаю я древнюю тайну,
Вот-вот расколдую чужое величье,
Что бродит по свету в кошачьем обличье,
И мягкая поступь тревожит века.
Печаль притаилась в границах зрачка.

Но мне ли тягаться с заклятием древним?
И сумрак ночной был, конечно же, первым:
На мир навалился, не видно ни зги.
Беги от него, сквозь столетья, беги…

***

Здесь воздух загустел до синевы,
Но нет Моне, чтоб оценить палитру.
Дождливым сожалением размыты
На городских полотнах чьи-то сны.

У пасмурных домов седеют завитки.
О прошлой нежности они забыть не в силах.
Но ставни сомкнуты, а двери не простили
Ступеней каменных, сбежавших в сумерки.

День угасающий заметно спал с лица.
Когда б не вспоминать о листопаде…
Да осень, как старуха у крыльца,
Всё теребит редеющие пряди.

ТРИ СОНЕТА ИЗ ОБЛЕТЕВШЕГО ВЕНКА

1.

А сверху вид на город безупречен.
Дорога вьётся лентой меж холмов,
Дома стоят, как пред иконой свечи,
Всего в достатке: света, слёз и снов.

Но опечален тонкий лист осенний,
Судьбы решенье зная наперёд:
Ещё в земле ворочается семя,
Но увяданье впереди грядёт.

И вот рябин искусанные губы
Кровят испугом – нет, не мы, не нас!
Смывает ливень яростно и грубо
С деревьев возмутительный окрас.

Лишь та смела, он только с нею дружен:
Рябит насмешкой пасмурная лужа.

2.

Рябит насмешкой пасмурная лужа.
Но мир светлеет, и она за ним.
Лукавая, одновременно служит
Богам небесным и делам земным.

Но в этот миг торжественно и важно
В ней проплывают тихо, как века,
То лошади, поглядывая влажно,
То рыцари лишь с розами в руках…

О, тот, кто небеса в себя впускает,
Совсем иначе дышит и глядит
На виртуозный танец птичьей стаи,
С которой что-то главное роднит.

Вот только ракурс, муть изображений…
Суть отраженье или искаженье?

3.

Суть отраженье или искаженье…
Мохнатым зверем стелется туман.
И воздух густ до головокруженья.
Себя не осознать, кем был, кем стал.

Идёшь на звуки – скучны и фальшивы,
Финал всех песен знаешь наперёд.
Средь прочих различаешь слово «живы»,
Потом «здоровы». И «люблю» пойдёт.

Ах, да! Во фразе «жить нельзя уехать»
Так места не нашлось для запятой.
И ставишь под сомнение «успехи» –
Трещат, как сойки, громко, но не то…

Туман исчез, как будто бы и не был.
Чем глубже в осень, тем всё ближе небо.

***

бредить зимой… в бесприютном бесцветном дне
улиц скукоженных, мрачных застывших лиц
не отыскать покоя… так много «не»,
как потянувшихся вдаль перелётных птиц

только одна вот… да улетай же – кыш!
время бросаться в объятья чужих площадей,
улиц, домов, разомлевших на солнце крыш
ну же, лети! не бери примера с людей

те привыкают к дому, как к будке псы
воспоминаний цепь всё бренчит, бренчит
прошлое с будущим ставятся на весы
кто проиграет? да тот же, кто победит

птицам не стоит… сделав прощальный круг,
и – к облакам, на поиск других планет

бредить зимой… всё надеясь, следы разлук
вдруг обретут покой, обретая цвет

СКАЗКА НА НОЧЬ

Потемнело, погрустнело,
Раззевалось, присмирело…
Скрип – в дверях свеча, чепец…
Глянет строго и сердито.
– Почему глаза открыты?
Вот уж я тебе, малец…

– Не ругай меня ты, няня.
Я б уснул, но там, в чулане,
Кто-то стонет и сопит.
Дядька сказывал про Лихо…
– Старый чёрт! Гляди – всё тихо.
Спи, и лихо тоже спит.

Хитрецой блеснули глазки.
– Расскажи-ка, няня, сказку
Про диковинных людей.
Брови хмурятся сурово,
Но слова уж наготове.
– Ладно, слушай, лиходей.

…И польётся, и помчится,
Про царя да про царицу,
Про прекрасную Жар-птицу,
Про Кащееву иглу,
Что на острове Буяне,
Про Добрыню, про Полкана,
Про крестьянского Ивана,
Про лягушку, про стрелу…

Неподдельно восхищенье.
Верно, платой – вдохновенье
Освятит его перо,
Обмакнув сперва в чернила.
Это будет или было?
Померещилось, приснилось,
Сгинуло давным-давно…

Но пока – лишь ночь да сказки.
Вот уже сомкнулись глазки.
Горько плакала свеча.
О героях ли могучих,
О судьбе ли неминучей,
Что ударит сгоряча
Злобой, сплетнями, наветом
И дуэльным пистолетом…
Чур меня, молчи-молчи!

Няня крестится в испуге.
За окном буянит вьюга,
Волком злобится в ночи.

***

Что комната притихшая таит?
Надменный шкаф стоит, как монолит.
Но робок, но растерян вид дивана:
потёртости на ткани, будто раны.
Тетрадный лист белеет на столе.
Кудрявое растенье на окне…
За зеленью пейзаж в оконной раме
глядит совсем осенними глазами.
Живое… но чего-то словно ждёт.
Кто в этой тишине к столу идёт,
на стул садится – как первооснову,
на белизне листа выводит слово?
Обычный выбор букв, от «а» до «я».
И вот оно, начало бытия.