ЮЛИЯ МЕЛЬНИК

В ТРОЛЛЕЙБУСЕ ПО МЛЕЧНОМУ ПУТИ

***

Не бросай, ребёнок, в море камни…
Вдруг случайно ты его поранишь,
Рыбу одинокую спугнёшь…
Привыкай хранить солёный ветер
В сердце, плеск прибоя на рассвете
Чутко-чутко, как последний грош.

Привыкай, что каждый раз другое
Это море и у нас с тобою
Не найдётся, что ему дарить…
Для него мы лишь смешные дети,
Хоть сверкаем в этом ярком свете
Иногда, как древние цари.

А когда идёшь по водной кромке,
Море может показаться горьким,
Столько в нём намешано разлук…
Столько лодок и корыт разбито,
Что порою кажется сердитым
Даже этот нежный, вечный звук.

***

Есть дни, куда приходят без поклажи –
Без сумок, без зонтов, без рюкзаков…
А в небе тучи, словно пятна сажи
От чьих-то писем и черновиков.

Здесь Диоген свою покинул бочку,
Она сквозь сердце катится – пуста…
И дерево баюкает, как дочку,
Немую жизнь багряного листа.

Вдруг забываешь стрелки на запястье,
Они гуляют сами по себе…
И ты молчишь. И что такое «счастье» –
Ещё пока неведомо тебе.

Слова, как семечки, летят сквозь пальцы,
Пора опомниться, пора идти…
Иначе кажется – ты едешь «зайцем»
В троллейбусе по Млечному пути.

***

Я хочу говорить с тобой, осень…
Я учу твой язык давно.
Ты всё ближе ко мне и просинь
Твоих глаз блестит за окном.

Ты шуршишь, как бальное платье,
Хоть ещё не начался бал…
И пестреет, словно заклятье,
На ладонях листвы судьба

Озорного краткого лета,
Что готово на юг сбежать,
И деревья все ждут совета,
Как тугие пальцы разжать.

Не меняются только сосен
Шали терпкие на плечах.
Я хочу говорить с тобой осень…
Ну а больше всего – молчать.

***

Рассеянный, добрый месье Паганель
Спасёт непременно, над картой старея,
И смелого Гранта, и юного Грея,
И даже потерянный кем-то апрель.

Сутул, близорук и немного смешон,
Немеркнущий свет позапрошлого века,
Он чище и радостней первого снега…
А здесь, рядом с нами, что сделал бы он?

Каким бы он островом нас одарил,
Когда всё изведано, спето, обжито,
И только тоска дикой веткой привита,
И хрупким цветком прорастает внутри.

***

Напиши в судовом журнале,
Что увидел берег вдали.
Для чего трофеи, медали,
Что потом хранятся в пыли?

Нарисуй одинокий остров,
Где никто никого не съел,
Где дышать и сладко, и просто,
И откуда вернёшься цел.

Где тебе не подыщут цепи
После сладкого пирога…
«Может, есть такой остров в небе,
Но ведь мы на Земле пока», –

Ты ответишь, пожав плечами,
Чистый, светлый, как серебро…
И закроешь журнал в печали,
И отложишь своё перо.

***

Я немного комнатный цветок,
Мне не по плечу шторма и ветры…
Мне нужней в окне немного света,
И молчанье, и воды глоток.

Хоть порой мне снятся корабли,
Что увозят к островам нездешним,
Я врастаю в эти стены, вещи,
В горечь терпкую родной земли.

Небольшая власть цветку дана –
Праздновать коротенькое лето…
И заплакать оттого, что где-то
На Земле опять идёт война.

***

Соломон опять обронил кольцо,
И блеснули слова с кольца,
Чтобы стало проще взглянуть в лицо
Суламифи и небесам.

Отпустить эту девочку-виноград,
Эту сладкую грусть внутри,
Этот свет, эту музыку невпопад,
Над которой мы не цари.

И пойдёт она, лёгкая, словно луч,
Золотая, как дикий мёд…
А кольцо, как заклятье, твердит в углу:
«Всё пройдёт… Всё пройдёт… Всё пройдёт…»

***

Говорят, что к нам прилетают с далёких звёзд…
Их ладони стирают следы наших детских слёз.
На полях что-то чертят, но разве же разберёшь
Их неясный почерк, их мудрёный чертёж?

Если мы для них – опыт, они для нас кто, скажи…
И о чём эти круглые письма в золоте ржи?
Одинокий учёный в очках на длинном носу,
Ты прочти в этих письмах, что любят нас и спасут.