ВАДИМ ГРОЙСМАН

УРОК ГЕОМЕТРИИ

***

Разделить без эмоций пищу и пустоту,
Оболочку предметов и сердцевину дела.
Пищу класть на язык и птенцам приносить во рту,
Пустоту заклинать, чтоб тебя самого не съела.

Здесь окучивать грядки, копаться в почве сырой,
Кровь дородной клубники, яблок подгнивших груда…
Там – любиться или бороться с чёрной дырой,
Ледяными губами всасывая друг друга.

Но и в лёгкий солнечный день, на родном дворе,
Где всегда равны и понятны радости и убытки,
То и дело найдёшь и расколешь пустой орех,
Второпях раздавишь кручёный скелет улитки.

Оставайся в привычном доме, вечность не беспокой,
Слушай, как пол скрипит, как трещат обои.
Словно древний маг, над пищей и пустотой
Изгибайся живым мостом, привыкая к боли.

PALE FIRE

                       Григорию Розенбергу

Прекрасна планета, поднявшая ночь
На мачты своих небоскрёбов,
Блестящий снаряд, разметающий прочь
Скопления белых микробов.

И звёзды прекрасны. Но первый мой тост,
Но это вино ледяное –
За бледный огонь в человеческий рост,
Что нас окружает стеною.

Как полные луны, круглы фонари,
Повёрнуты к свету деревья,
И всё угасает, лишь вечно горит
Огонь, пожирающий время.

УРОК ГЕОМЕТРИИ

Да, как Платоновы тела,
Фигуры ночи совершенны,
Из драгоценного стекла
Их недоступные вершины.
Но в небе сказка и мечта,
А на земле мы видим чётко:
Всей нашей жизни – круг, черта
И точка.

Живая, хрупкая броня
Дрожит под стрелами тупыми,
За робким отсветом огня
Следит из мрака энтропия.
Зима, не покладая рук,
Мечами ледяными машет,
Но мы себе построим круг
Из книжек и немытых чашек.

Да, есть мучительный соблазн,
Любви утраченной замена:
В мир, занавешенный для глаз,
Проникнуть силой разуменья.
Там холод, блеск и пустота,
Всё неподвижно и громоздко,
И это красная черта
Для человеческого мозга.

Желанной передышки нет:
Дела, пустые разговоры…
Искать в задачнике ответ –
Как ночью подниматься в горы.
Глухие лунные места,
О камни стёрлась оболочка.
Дойдёшь до шаткого моста –
И точка.

***

Труби, труби и хорони
Все эти планы, все проекты!
Я знаю – мы с тобой одни,
Не бог, не чёрт, не человек ты.

Светилось лунное окно,
Вилась чугунная ограда…
Тебя понять мне не дано.
Твоей пощады мне не надо.

РАХИЛЬ

От подмены дочерей
Нет весомого убытка.
Та, чьи волосы черней, –
Как черна её обида!

Но обронены слова:
Различать стада по цвету,
И безропотно Лаван
Повинуется обету.

Знали ветхие отцы
Толк в бесхитростной интриге.
Давний спор из-за овцы
Сохранился в первой книге.

Но потерям нет числа,
И обман без результата:
Вместе с пёстрыми ушла
И чернявая из стада…

И во весь земной простор
От заката до востока
У небес, равнин и гор
Нет ни веры, ни расчёта.

Только ветер, зной и пыль.
Хоть бы дождик, хоть бы речка…
Спой шумерскую, Рахиль,
Чернорунная овечка!

***

Эта женщина чужая
Долго мучилась, рожая,
Древней Хаве подражая:
Счастье, кровь и боль…
Мальчик в пуговках ветрянки,
Все дома мои – времянки,
Вот и наш с тобой.

Эти крашеные стены,
Вазы, рамки, гобелены
Ненавидят перемены,
Сказку и игру.
Мы живём на белом свете,
Как обманутые дети
Прячутся в углу.

Лучше бросим в беспорядке
Наши книжки и тетрадки,
Золотые шоколадки
Тихо развернём.
Торопиться есть причина:
Эта сладкая начинка
Тает с каждым днём…

Но не гладят по головке
За невинные уловки:
Кто не выучил уроки –
Никаких конфет.
Мой ребёнок непослушный,
Старый тесный дом разрушен,
А другого нет.

***

Не надо меня в сундуке запирать,
Мне слишком понравилось жить-умирать,
Смотреть, как по чёрному фону
Озирис ведёт Персефону.

Как лето, в другие края уходя,
Бросает холодное семя дождя
И травы стоят полевые
В холодных слезах, как впервые.

Мы дышим дождём, понимая едва
Старение, смерть – прописные слова.
Как древняя Кора за мужем,
Мы в вечности ходим и кружим.

Настала тревога, сменившая страх.
Мы спорим и судим о наших делах.
Лишь кто-то случайно зажал себе рот,
Как тот человек, что сегодня умрёт.

***

Из преисподней вырваться на миг,
Глотать таблетки, стоя у аптеки,
Как будто в тайну холода проник
Под жалкой кроной дерева-калеки.

Катящийся по горлу лёгкий шар
Запить водой, прозрачной и холодной.
И снова окунуться в плотный жар,
И снова оказаться в преисподней.

***

Голос и свет, разрушающий дом,
Яростный куст, переросший дорогу,
Я помолюсь тебе перед судом –
Силе служенья, безликому богу,
Тайному знаку на дне золотом.

Там, на запущенном небе седьмом,
Гаснет вечерний огонь понемногу,
Там человек задыхается ртом.

В тёмных извилинах старого сада,
В теле, оставшемся после распада,
В камне, разбитом глухим молотком,
Есть наказанье твоё и пощада,
Друг, притворившийся диким цветком.

Жив ты, кивком уводящий отсюда
Дрожь существа, ненадёжную власть
Всякого горя и всякого чуда,
Выемку слова, привыкшего красть.

Здесь нам назначена встреча, покуда
Ночь не захлопнула звёздную пасть.