СЕРГЕЙ КУЗНЕЧИХИН
Красноярск

ГОЛУБЫЕ ЕЛИ

Обдирая дёсны, мы доели
Чёрствые, скупые бутерброды
И валили голубые ели
В жижу под колёса вездехода.
Злость обезображивала лица.
Топоры звенели всё упрямей.
Ели, словно раненые птицы,
Суматошно хлопали ветвями
И распластанно валились наземь,
Молодняк ломая под собою.
А колёса смешивали с грязью
Их ветвей убранство голубое.
И ни с места.
Снова всё сначала.
Топоры ярились, дело зная.
Страшно вспомнить, как ожесточала
Красота, почти что неземная.
Собственное варварство бесило,
Было пусто на душе и гадко…
Но машину всё же выносило
Из болота по жестокой гати.

ИЮНЬСКИЕ БЕРЕГА

Река. Тот берег, что пологий,
Июню распахнул простор.
Другой насупленный и строгий
Суровою стеною гор
Похож на крепость, где на башнях
Скучает ёлочный конвой
И охраняет снег вчерашний
Не таял чтоб.
А за рекой
Берёзы с солнцем согрешили,
Стоят порочны и легки
И кажут ёлкам на вершинах
Весёлых листьев языки.

ПЕТЛЯ
(тундровый сюжет)

                          Алитету Немтушкину

1.

Рядились, таились, но только стемнело
Два брата-разбойника вышли на дело.

По тундре продутой, распахнутой, голой
Гуляют разбойники голод и холод.

С угрюмой сноровкой без финки, без пули
Один загоняет, другой караулит.

Не ради корысти, так ради потехи
Догонят, поймают, дадут на орехи.

Укрыться б, да нету с матёрыми сладу, –
Разыщут, поднимут, загонят в засаду.

2.

И сладко поспать, да голодной не сладко.
Из лунки согретой летит куропатка

На поиски тощих мороженых почек,
Чтоб как-то дожить до скончания ночи.

Позёмка мешается, вертит и крутит,
Но вот из-под снега проклюнулся прутик.

А голод – не тетка, и холод – не папка.
Где прутик – там ветка. Спешит куропатка.

От ветки до ветки – по крохе, по грамму…
И жить веселее, но праздновать рано.

Настроена ловко, укрыта укромно
Её поджидала петля из нихрома.

3.

Упругого наста почти не касаясь,
По тундре петляет испуганный заяц.

Гонимый вчерашним и позавчерашним –
И холодом страшным, и голодом страшным.

Силёнок остался остаток остатка,
Но видит – у ветки лежит куропатка.

Он крови боится, не пробовал мяса.
В зобу куропатки зелёная масса

Расклёванных, смятых и слипшихся почек.
Противно. А голод и слушать не хочет.

И некуда бедному зайцу деваться,
Приходится рвать и вгрызаться, вгрызаться.

Не многим сумела порадовать птица,
Но всё же слегка удалось подкрепиться.

Оно бы и ладно. И в дело, и в жилу.
Но зайца другая петля сторожила.

4.

Песец – молодец. И расчётлив, и ловок,
Не раз уходил от гремящих двустволок.

И здесь повезло: не искать, не гоняться –
Судьба подарила замерзшего зайца.

Насытился зверь угощеньем обильным.
Везёт, как известно, красивым и сильным.

Кто смел, тот и съел. А кто ловок, тот волен.
Не царь, но царёк – он и этим доволен,

Что может позволить себе, не бояться.
Поел и трусцою: согреться, промяться.

Бежал не спеша и весьма удивило
Его, когда горло петлёю сдавило.

5.

Но царь настоящий – звериный и птичий –
Шагал человек. Возвращался с добычей.

Не то, чтобы холода не замечая,
Развел костерок, подогрел себе чая.

И хлеба нарезал, и сытного сала –
От холода с голодом это спасало.

Домой – не из дома. И ходко, и споро.
Особенно если дорога под гору.

И с каждой минутою к дому всё ближе…
Вот тут и влетает беспечная лыжа

В чужую петлю. Вырываясь из плена,
Он чувствует, что онемело колено

И встать невозможно, и жуткие боли.
Ползёт, напрягая последнюю волю.

И нету просвета у тундровой ночи.
Хихикает голод, а холод хохочет.

ПОРОГ

Когда бы не камни, река онемела,
И то, что за день рассказала река мне,
Она бы за век рассказать не сумела -
Когда бы не камни, когда бы не камни.

Легко одолев травянистые мели,
Расслабленно плыли мы ласковым плёсом
Туда, где, казалось, скучали таймени
По нашим весёлым уловистым блёснам.
Почти что вслепую - реки повороты
Причудливей чем у любого лекала.
Но вот, настороженно, словно ворота,
У берега встали щербатые скалы
Поросшие редким корявым багулом.
Ещё поворот. Берега - на суженье.
А дальше - густым нарастающим гулом
Порог заявил о своём приближенье.
Так зверь отгоняет пугающим рыком
Врага от своих несмышленых детишек.

Орлан, над распадком ручьями изрытом,
Степенно круги свои мрачные пишет.

Река всё быстрее. Давно ли плелись мы,
А здесь уже ветер упругий и свежий.
Над камнем струя пролетает по-лисьи
И давит валун, обхватив по-медвежьи,
Вода взбешена, что валун неподвижен,
Ревёт, так, что мы уж друг друга не слышим.

Круги у орлана всё ниже и ниже,
А кедры на скалах всё выше и выше.

Быстрее, быстрее. Вон хариус чёрный
Взлетел над чистинкой и канул, как камень.
Промокли тельняшки и в пене лодчонка,
А речка по глыбам скачками, скачками.

Несёт нас, и по сердцу эта игра нам, -
Лихая с лихвою, но чистая сила.
Мы знали, что здесь не бывает стоп-крана.
Ну вот и допрыгались - шест закусило.

Нас вертит поток и мокры наши лица.
Капризы реки и удачи капризы…
Не верил - поверишь
И станешь молиться.
А берег, как локоть, который так близок.

СЕРЫЙ ДЕНЬ

День, как большой домашний пёс,
Разлёгся сыто и лениво.
Семейство сереньких берёз
Расположилось у залива.
Во мгле туманной пелены
Темнеет ствол трубы фабричной.
И мы
Так тихо влюблены
И так обыденно-привычны,
Спокойные, как этот день,
Мы кажемся сестрой и братом,
И некуда нам руки деть,
Как перед фотоаппаратом.