СЕРГЕЙ ГЛАВАЦКИЙ
ЕВГЕНИЯ КРАСНОЯРОВА

АПОКАЛИПСИС УЛЫБКИ ДЖОКОНДЫ
спектакль в 5-ти актах на двухэтажной сцене

Первый этаж задекорирован под зал недорогого бара-ресторана; по центру сцены – деревянный крест, окрашенный чёрно-белыми полосами, словно пограничный столб, на котором распят молодой человек в красном плаще, с правой стороны – деревянный стол, на котором выпивка, закуска, с правой стороны, у стены – фортепиано и скамейка.
Второй этаж представляет собой площадку лестничной клетки, на которой расположены три двери. Со вторым этажом первый соединён винтовой лестницей.
Над сценой горят электронные часы.

Действующие лица:

Последний Мессия, он же Христос, он же Адам, он же Ромео Капулетти
Улыбка Джоконды, она же Зеленоглазая Девушка, она же Маргарита Николаевна
Иуда, он же Змей
Ева, она же Мировая душа,  она же Толстая Женщина, Жена Иуды
Безумный Cтарик, он же Время
КаинАвель
Поэт 1
Поэт 2
Поэт 3
Пианист
Официант
Учёный
Хаос, он же Дефрагментация Ничего
Двоящаяся Реальность, она же Голос За Кадром
Ангелы, они же Недотыкомки
Цыганка
Лжеспасители
Агитаторы
Демиург
Чернокожий Советник
Белокожий Советник
Лекарь
Младенец, он же Вселенная
Палач
Эон 1
Эон 2
Стражники
Призраки Бетховена, Джордано Бруно, Экклезиаста, Иезекееиля, Моисея

АКТ 1
Новейший завет. Евангелие Поэта Первого

Электронные часы над сценой периодически показывают то 20:04, то 20:05.
На первом этаже красный луч света выхватывает из темноты стол, за которым сидят три поэта. На столе – пустые стаканы и скромная закуска. Постепенно освещается ровно полсцены.

Поэт 1 (рассматривая окружающих сквозь закупоренную бутылку темного стекла, которую он держит на манер подзорной трубы): Ночь, состоящая из недотыкомок, слов оболочки вплетает мне в волосы, раскрашено небо в какие-то там полосы, парарам-парарам-парарам…

Поэт 2 (отбирает у Поэта 1 бутылку и разливает её содержимое по стаканам): Да-да, знаем, знаем, помним, помним. Роддом для недотыкомок… Давайте выпьем, что ли?

Поэт 3 (связывая разноцветные носовые платки в подобие цветка): Надоело мне всё и пить – в первую очередь.

Поэты чокаются и, морщась, выпивают. Из-за кулис, напевая и пританцовывая, появляется Пианист. Один его глаз закрывает чёрная повязка, он небрежно одет и изрядно навеселе.

Пианист (с размаху садясь на стул): Преферанс?

Поэт 3 (засовывая в петлицу пиджака Пианиста связанные платки): Преферанс.

Поэт 1: Реверанс!

Поэт 2: Ренессанс.

Внезапный гром и сильные порывы ветра. Из-за развевающейся занавеси появляется Зеленоглазая Девушка, одетая по моде начала 20-х годов и медленно подходит к столу.

Зеленоглазая девушка: Меня звали?

Поэты смотрят на неё удивленно, Пианист – заинтересованно.

Поэт 3: В принципе, нет.

Зеленоглазая Девушка: Как странно!.. Я опять ошиблась во времени.

Поэт 3: Между прочим, который час?

Поэт 1 (хлопая себя по внутреннему карману пиджака): К сожалению, коллега, я забыл свои часы у одной дамы, небезызвестной вам. (Многозначительно улыбаясь) Коварная и злая, зачем ты не со мной, зачем я умираю наедине с…

Поэт 2: Мечтой?

Поэт 3: Собой?

Поэт 1: Тоской? Доской? Постой?

Зеленоглазая Девушка (настойчиво): И всё-таки, какое это Время?

Пианист (обращаясь к залу): Эй, вы, который час?

На сцену взбирается Безумный Старик в залатанном белом хитоне, расшитом механическими часами разных размеров.

Безумный Старик (подпрыгивая и кривляясь, читает нараспев): Время, время, точное время. По Гринвичу, Московское, Лондон, Антарктида, Нью-Йорк. Париж, Антананариву, Киев, Канберра…

Зеленоглазая Девушка (в сторону): Бедный…

Безумный Старик (всхлипывая): По Гринвичу, Московское, Брюссель… (бросается на грудь Зеленоглазой Девушки) Я больше не могу сражаться! Больше не могу… Меня хотят уничтожить. Меня убивают… Помогите мне, милая! Мне так необходима поддержка Вечности…

Зеленоглазая Девушка: Но кто, кто пытается вам навредить?

Безумный Старик (отводя Зеленоглазую девушку подальше от стола и указывая на поэтов): Они!

Зеленоглазая Девушка: Разве?

Безумный Старик (пятясь назад): Поздно, поздно, будет слишком поздно, когда вы опомнитесь! Я уже на исходе, я уже…

Безумный Старик растворяется в темноте, царящей на второй половине сцены. Его исчезновение сопровождается боем курантов. На несколько секунд воцаряется полная тишина. Все смотрят в ту сторону, где исчез Безумный Старик.

Зеленоглазая Девушка: Какой-то странный вечер…

Поэт 3: Не берите дурного в голову, девушка.

Поэт 1: Присаживайтесь к нам.

Зеленоглазая Девушка: А я не помешаю? Вы заняты…

Пианист: Садитесь, не робейте!

Поэт 3 (раздаёт карты): Мы всего лишь эволюционируем.

Поэт 1: Мы не стекаемся, как лучи солнца, к богу, а, наоборот, истекаем от него. И чтобы развиваться дальше, нам необходимо быть всё дальше и дальше от бога.

Поэт 2: Не скажи. Богу тоже нужно как-то размножаться. Он испустил нас, как лучи, от себя, и теперь, через бесконечное перерождение, эти лучи должны быть собраны в одно и стать сыном Бога. Люди – это единственная возможность Бога плодить себе подо…

На первом этаже гаснет свет.

Поэт 3 (произносит в темноте): А я ищу Бога, ибо блаженны нищие духом… Ну и где же Он? Где? Ау!

Пианист: Ку-ку!

Поэт 3: Ну объявись, ну чего Тебе стоит?

Поэт 2 (вдохновенным голосом): Зачем нам Бог? Нам есть кому молиться…

На втором этаже вспыхивают разноцветные огоньки, освещающие несколько ангелов. Ангелы сидят на краю площадки, свесив ноги вниз, и читают огромную книгу.

Ангел 1:
Логика смерти предельно проста.
Сломленных – край непочатый:
Даже дощатое тело креста
Деревом было когда-то.
Солнце висело над Лысой горой
Сгустком запёкшейся крови.
Плыли минуты пустой чередой…
Кто их теперь остановит?
Солнце, снижаясь над Лысой горой,
Наземь стекало отравой.
Где-то кричали: «Учитель, постой!»,
Где-то кричали: «Варавву!». 

Один из ангелов замечает обращённое на них внимание зала, дёргает за шнурок над головой, и разноцветные огоньки на втором этаже постепенно исчезают.

Ангел 2:
Хлещет безмолвие мутной рекой,
Воздух почти непрозрачен.
В смертной тоске, проклиная покой,
Горько апостолы плачут.
Тихо уходит последняя дрожь,
Острую боль отпуская.
В истине тонет последняя ложь,
Руки в крови умывая.
Медленной смерти густые часы
Схлынут извилистой тенью.
Алым зерном упадёт на весы
Новый рассвет… воскресенье.

Разносятся возмущённые возгласы Пианиста и Поэтов. На неосвещённую половину первого этажа падает сиреневый луч света. Он освещает деревянный крест, окрашенный, словно пограничный столб, чёрно-белыми полосами, на котором распят молодой человек в красном плаще.

Пианист (Официанту): Кто это у вас бубнит там на верху? Нормально выпить невозможно!

Первый этаж полностью освещается.

Зеленоглазая Девушка (замечает Последнего Мессию): Кто это?

Из-за кулис выходит Официант, снимает с руки белое полотенце и протирает перекладины креста. Поэты переглядываются.

Поэт 3: Судя по атрибутике это этот… (щёлкает пальцами)

Поэт 2: Христос.

Поэт 1: Спаситель.

Пианист: Иисус.

Поэт 3: Нашёлся!

Зеленоглазая Девушка подходит к кресту, щупает пульс распятого.

Зеленоглазая Девушка (в сторону): Как безупречны линии лица, выточенные страданием, и поворот головы… (Официанту) Он не дышит. Значит, он мёртвый.

Официант (разводит руками): Я сожалею, мадемуазель…

Пианист: Прах к праху и земля к земле… Девушка, выпейте вина (в сторону) за упокой.

Зеленоглазая Девушка (подходит к столу, ищет на столе вино): Но ведь у Вас нет вина!

Пианист: Не может быть!

Зеленоглазая Девушка: Вы что, слепой?

Поэт 1 : Он – полузрячий.

Поэт 2: Но если сделать вот так (срывает с лица Пианиста чёрную повязку и передает её Поэту 3)…

Поэт 3 (передаёт повязку Зеленоглазой Девушке): Он будет видеть намного лучше.

Поэты смеются.

Зеленоглазая Девушка (растерянно): Зачем вы носите на себе эту гадость?

Пианист: Может быть, я в ней как Бетховен!!!

Зеленоглазая Девушка: Но ведь Бетховен был глухим…

Поэты (в унисон): Какая разница! Ведь он давно уже умер.

Зеленоглазая Девушка: Он тоже…

Поэт 1 (берёт гитару, разворачиваясь к кресту, смотрит в глаза Мессии и поёт):
Солнце кровавое – выкидыш ночи –
Тихо лежит в колыбели домов.
В комнату лезет нахальный и серый
Город, который давно не здоров.
Туберкулёзным дыханием утро
Рыжей дворнягой скулит во дворе.
Цивилизации кости сырые
Прячет оно у себя в конуре.
Наш кандидат на оплёванных стенах
Нам приготовил роддом и погост.
Твои на распятьях исколоты вены,
Христос!
(Зеленоглазая Девушка садится на пол возле креста и, обняв колени, плачет. Пианист, Поэт 2 и Поэт 3 играют в преферанс)
Нас посадили в уютные тюрьмы.
Нас закопали в наши тела.
Нищие души, больные рассудки
Крохи надежды крадут у стола.
Глупые дети свой рай променяли
На алкоголь и на дым папирос.
Красным вином посадил свою печень
Христос.
Город протянет усталые руки,
Клянчит на паперти жизни гроши.
Снова на улице полночь и слякоть.
В небо впиваются звёздные вши.
Месяц – несносный рябой сифилитик –
Харкает светом в оконную тишь.
Знаю, сейчас, в это позднее время,
Люди, как птицы, бросаются с крыш.
Ты возведён на голгофы сознаний.
Плюшевый крест на руках ты пронёс.
Мы выбираем, как прежде – Варавву,
Христос!

Поэт 2: И чем дальше мы от Бога, тем совершеннее мы…

Поэт 3: Преферанс?

Из-за кулис появляется Цыганка.

Цыганка (подходит к кресту, без интереса смотрит на Последнего Мессию, берёт его руку, разочарованно смотрит на ладонь): Та…

Сидящие за столом оборачиваются к ней и понимающе кивают друг другу.

Цыганка (подходит к столу): Погадать Вам, золотые мои?

Пианист (протягивает ей руку): Погадайте, погадайте…

Поэт 1 берёт со стола чернильную ручку и начинает быстро рисовать у себя на ладони какие-то линии.

Цыганка (Пианисту восхищённо): Пророком станешь в тридцать лет от роду.

Пианист берёт со стола яблоко и протягивает Цыганке. Цыганка уходит за кулисы.

Зеленоглазая Девушка (Поэтам): Прочтите мне что-нибудь, если вы поэты…

Поэт 3: Ну, слушай, Зеленоглазая.
Гулким небесным безмолвиям вторя,
Души роняем – осадком часов.
Мы одиноки, как волны без моря,
Волны бумажные – без парусов.
…Ксероксом профиля тьмы изумрудной –
Битва коралловых терний за свет…
Где ты, придумавший нас, безрассудных?
Истина в том, что Создателя – нет!

Раздаётся свист ветра. Где-то хлопают двери.

Зеленоглазая Девушка: Я сегодня умру. Потому что сегодня я не боюсь смерти. (Встаёт, подходит к кресту и, приподняв безжизненно свисающую голову Последнего Мессии, целует его в лоб) Прощай, мой добрый мёртвый рыцарь. Ты даже не можешь проводить меня… Прощай!

Последний Мессия (оживает и, взглянув на Зеленоглазую Девушку, говорит): Постойте, девушка, не Вы тот самый Бог, о котором здесь так много говорят?..

Зеленоглазая Девушка (удивлённо): Нет.

Последний Мессия: Жаль.

Зеленоглазая Девушка: Я думала, что Вы.

Последний Мессия: Нет. Но я хотел бы увидеть Бога… Знаете, она ещё совсем молода, и от её лица исходит розовое мерцание, и каждое её слово – словно капсула счастья…

Пианист: А мне говорили, что Бог – это ребёнок.

Поэт 1: Да ведь вот же Бог! Распят.

Последний Мессия (кричит): Я не Бог!!!

Поэты (в унисон): Бог!!!

Пианист: Бог, бог. Натуральный и ярко выраженный!

Зеленоглазая Девушка (читает, повернувшись лицом к Последнему Мессии и таким образом отвернувшись от зрительного зала):
Когда я умирала каждый миг,
Он созерцал расцвета жизни блики,
Он не ответил на призывный – жадный крик,
Он – для молитв, и он – не слышит крики.
Разбили звонари колокола.
Не слышит бог и значит он – не нужен.
Я не того, наверное, звала,
Я не к тому бежала – в зной от стужи.
Мне видно, ночь ткала одежду и
Не ангелы мне пели – соловьи,
Не бог мне исповедь, и дети Сатаны
Мои – как косы – расплетают сны.

Из-за кулис появляется Учёный в одеждах магистра и в очках. За ним плетётся Цыганка.

Цыганка: Позолоти ручку, яхонтовый, правду скажу. Счастье тебя ждёт невиданное, неслыханное… Позолоти ручку, не скупись!

Учёный (толкает Цыганку): Да отцепись ты от меня, старая карга! Знаю я цену всем твоим предсказаниям!

Цыганка (грозя Учёному кулаком): Ой, не сдобровать тебе, невежа, не сдобровать. Смерть тебя не возьмёт, но и жизни ты не достоин. Вечно будешь гореть на костре из лживых своих книг…

Пианист (восторженно): Как Лейбниц!

Зеленоглазая девушка (укоризненно): Как Джордано Бруно, вы хотели сказать….

Пианист: Да какая разница!..

Поэты (подхватывают слова Пианиста): Ведь он умер!

Зеленоглазая Девушка удручённо качает головой. Учёный заталкивает продолжающую предсказывать Цыганку за кулисы.

Учёный: Старая ворона!

Поэт 1: Здорово она Вас!

Поэт 2: Прямо в бровь!

Поэт 3: Прямо в глаз.

Учёный (замечает Последнего Мессию): Какая замечательная пасхальная декорация. Голограмма? (Ощупывает распятого). Поразительно! Восковая фигура…

Зеленоглазая Девушка (наступает на Учёного, загораживая Мессию собою): Это не декорация!

Ученый: Да, конечно, это распятый, воскресший из мёртвых и снова распятый Последний Мессия… (смеётся)

Поэт 1: Вы угадали.

Поэт 2: Совершенно точно.

Поэт 3: Именно так.

Учёный: Не смешите…

Пианист: А вы – дурак!

Зеленоглазая Девушка (Последнему Мессии): Да докажите же ему, что вы – настоящий!

Последний Мессия (к Зеленоглазой Девушке и собутыльникам):
Зачем Ты, Господи, от готики театров,
От мудрой пустоты меня не спас,
От жарко-пёстрых туч витиеватых,
От горькой зарешёченности глаз?
Зачем я мыслю, значит, существую,
Но почему-то – Боже! – не живу!
И к самому себе весь мир ревную,
Цепляясь за старинную молву.
А свет… а свет в окне такой горячий!
А свет в окне воистину слепой!
Уметь бы мне запахивать иначе
Покрой плаща, надетого Тобой!
Ну дай мне, дай мне спать – не просыпаться,
Дай мне молчать и вскрикивать во сне.
Мне до сих пор не хочется смеяться
От диких плясок крови при луне.
И всё же мне не скрыться от погони,
И это – не трагедия почти,
Но если так никто меня не понял,
То дай мне дверь – влюбиться и войти!

Зеленоглазая Девушка (показывая на Последнего Мессию, из ран которого начинает сочиться кровь): И?..

Учёный смотрит то на Последнего Мессию, то на Зеленоглазую Девушку.

Зеленоглазая Девушка: Тогда как же вы объясните ЭТО? Или его не существует? Или всё это нам приснилось?!

Учёный: Вот именно! Снится. Групповой гипноз. Всеобщая галлюцинация. Бред. (Хватает со стола бутылку и поднимает над головой). Пагубное воздействие зелёного змия!

Пианист (отбирает бутылку и возвращает на место): Но-но, полегче, лауреат!

Зеленоглазая Девушка (Учёному): Не хочу вас обидеть, но… Дыхните, пожалуйста.

Учёный: Что-что?

Зеленоглазая Девушка (жестом подзывает Официанта и что-то шепчет ему на ухо. Учёному): Дыхните-дыхните. Вот так! (Показывает)

Учёный: Ну, знаете!

Официант подходит к Учёному и тот преувеличенно учтиво дышит на Официанта. Официант отрицательно качает головой, глядя на Зеленоглазую Девушку.

Зеленоглазая Девушка (торжествующе улыбается и подмигивает присутствующим): И ещё одна просьба, уважаемый всеми нами Учёный. Ответьте мне на один, может быть не очень вежливый, но очень важный вопрос: у вас в роду не было сумасшедших?

Учёный: Да что вы себе позволяете! Это переходит уже всякие границы! Не было у меня никаких сумасшедших в роду, в отличие от вас.

Зеленоглазая Девушка: А не подвержены ли вы гипнозу?

Учёный: Терпеть я не могу гипноз! Меня от него тошнит, может быть! И, в конце концов, чего вы от меня хотите?

Поэт 3: Вы недогадливы, хоть и учёный. Наша маленькая умница только что до основания разрушила ваши научные объяснения касательно присутствия здесь этого молодого человека (указывает на Последнего Мессию).

Учёный: Да как..! Да я..!

Поэт 2: Пусть она (указывает на Зеленоглазую Девушку) – сумасшедшая, он (указывает на Пианиста) – пьян, мы (указывает на Поэтов) – загипнотизированы, но вы…

Пианист: Проштрафился (хохочет).

Поэт 1: Ведь вы тоже видите его.

Учёный (закрывая глаза руками): Не вижу! Не вижу!

Пианист: А сам сквозь пальцы подсматривает!

Зеленоглазая Девушка (Учёному): Вы глупы и бесполезны, как и ваша наука. Подите прочь…

Учёный: Вы не посмеете!

Зеленоглазая девушка (устало): Отчего же? Посмею… Официант!

Официант подходит к Зеленоглазой Девушке, что-то шепчет ей.

Зеленоглазая Девушка (машет на Официанта рукой): Да бросьте. Сегодня мы – ваши постоянные клиенты. И, я думаю, с нами лучше не спорить.

Официант уводит упирающегося Учёного за кулисы. Зеленоглазая Девушка подходит к кресту и опирается лбом о торец одной из его перекладин.

Зеленоглазая Девушка: И всё равно я ничего не понимаю. Меня позвали неизвестно для чего и весь вечер морочат голову какие-то ненормальные.

Пианист: Правильно-правильно, правильно-правильно! Проходной двор какой-то! И вообще, Официант, у вас здесь сумасшедший дом или всё-таки приличное заведение?

Последний Мессия (Зеленоглазой Девушке): Может быть, вы появились здесь, чтобы…

Зеленоглазая Девушка: Погодите, кажется снова…

Поэты (хором): Что?

Зеленоглазая Девушка: Кто-то идёт…

Из-за кулис выходит Иуда в серой одежде. Его появление сопровождается завываниями ветра и тоскливой мелодией. У него в руках яблоко. Никого не замечая, он ходит по сцене туда-сюда, будто думает, кому бы всучить яблоко.

Пианист: Ха!

Иуда (подходя к каждому из находящихся на сцене): Зевни зевмя на ухо светлан рыч мокрозела миадими Ммиутарча… бонжотдэаж… душа лунатика на земле… йагн бхоришн…

Иуда сомнамбулически ходит по сцене.

Последний Мессия (бредит): Спасение утопающих…

Пианист: Нормально! Он считает, что не мы не стоим «Его» великой жертвы! Он не хочет погибать даже во имя спасения мира! Ни черта себе Христос!

Поэт 1: А может, «Он» и не должен? Как там у Экзюпери? Спасение утопающих не стоит одной слезы ребёнка… Что-то такое…

Поэт 2: Спасение мира, там было написано…

Пианист: Ну, если хотите продолжить этот разговор… Бог, послав предыдущего Христа на землю, показал всем, что спасение мира стоит слёз, да ещё и каких!

Поэт 3: Я вообще считаю, что любой плач – это жертвоприношение!

Начинается музыка.

Последний Мессия (поёт):
Город, монстр тысячеголовый,
В ломкой тишине
Сбросился с моста
В водяную гладь.
Смерть своим сегодняшним уловом
Хвастается мне,
Разомкнув уста,
Чтоб поцеловать.
Следующий город, снежно-зыбкий,
Звякнув дрожью крыш,
Прыгнул из окна,
Как плевок – в панель.
Смерть диапазон своей улыбки
Удлинила лишь,
И меня она
Повела в постель.
Видно, мода на самоубийства –
В суете земной.
Обрывая нить,
Мы свободны впредь.
Глядя на победное витийство
Смерти скоростной,
Как не уступить,
Как не умереть?

Иуда: мокрозела миадими Ммиутарча… букет кораллов… мертворождённым вундеркиндом… (останавливается как вкопанный и смотрит на Последнего Мессию) Через заседи замоклых прядерогов кочемазых… ньёгер йажп…Теперь я знаю, кому отдать это яблоко! (Оставляет яблоко у ног Последнего Мессии) Это – Вам, Невероятно Гениальному Самоубийце и Транскрипции Тишины! Это яблоко держала в руках сама Ева!.. Мясные музы… мокрозела оштомлу шесопья… миадими Ммиутарча…

Последний Мессия (в ужасе смотрит на Иуду, затем на яблоко): Адам не любил яблок и поэтому остался в раю…

Иуда: Мне оно теперь ни к чему. Я уже понял, что делать.

Печально улыбаясь, Иуда поднимается по винтовой лестнице наверх.

Зеленоглазая Девушка (Последнему Мессии): Можно, я заберу это яблоко? Оно приносит беду. (Поднимает яблоко, но яблоко обжигает ей руку, падает на пол. Зеленоглазая Девушка поворачивается к Поэтам) Догоните того человека!

Пианист бросается за Иудой, но тотчас же возвращается назад.

Пианист: И след простыл…

Последний Мессия: Я думал, этих яблок нет больше. Последнее оставалось у Евы, но Ева умерла…

Зеленоглазая Девушка: А Адам?

Официант: Говорили, Бог послал Адама на Землю, чтобы он сам искупил все свои грехи перед человечеством…

Поэты (Последнему Мессии): Получается, что Адам – это Вы?

Последний Мессия (пожимая плечами): Я не помню…

Пианист (произносит, зажигая сигарету): Адам когда-то сломал ребро. Девушка, пощупайте, пожалуйста!.. Если ребро сломано, значит, мы нашли первую улику…

Зеленоглазая Девушка: Какая разница – Адам он или нет! Если хотите, то щупайте сами. (В сторону) Если бы можно было повернуть время вспять и увидеть, что было на самом деле…

Луч света падает на пролёт винтовой лестницы. По ней на второй этаж поднимается Безумный Старик. Он разгоняет ангелов подзатыльниками, достаёт из-под складок одежды разноцветную юлу и заводит её. Все, кроме распятого, находящиеся на первом этаже сцены, хватаются за головы, их лица искажает гримаса боли. Через несколько мгновений они засыпают.

Безумный Старик (грустно): Время, время, поворачиваем вспять время. (В сторону кулис) Видишь, теперь я иду на поводу у кого угодно. А помнишь, как всё было раньше?

Голос За Кадром: Помню…

Безумный Старик: Я возвращаюсь назад. Расскажи им.

Голос За Кадром: Хорошо, я им всё расскажу.

Свет, падающий на стол и людей, гаснет.

Поэт 1 (произносит в темноте): Но ведь сегодня всем уже известно, что Адам не любил яблок, и поэтому остался в раю…

МИЗАНСЦЕНА 1

На первом этаже зажигается свет. Дерево по центру. Слева – сидит на стуле старая седая Ева в коричневой вязаной кофте и вяжет. Справа – молодой обнажённый Адам сидит у входа в пещеру и играет на свирели. На заднем фоне в позах манекенов стоят Зеленоглазая Девушка, Пианист, Поэты, Официант.

Текст за кадром:
Адам не любил яблок и потому остался в раю наедине с собой и своим бродяжничеством, снящимся седой Еве. Ему даже не пришлось вспоминать обезболивающие молитвы, ведь Отец знал, что время неразборчиво и всё приводит к нулю. А Ева воспитывала Каина, променяв молитвы на таблетки равноденствий, и храбро смотрелась в кривые зеркала, и всматривалась в сны, где её муж неподвижно сидит у входа в их соломенную хижину и готовит ужин на две персоны… Так на Земле родилась тоска.
Ева обжигалась жареной бараниной, морочила головы раскачивающимся безднам веснушчатого заката и злилась на мужа за то, что тот любит черешню больше, чем яблоки. Так на Земле родилась обида.
В водоросли дней запутывались медузы и пятнистые каракатицы, звёзды мчались навстречу друг другу, а их отражения в мёртвой воде – друг от друга прочь, а Ева сидела на глиняном обрыве и совсем не удивлялась присутствию морщинок в золотистом зеркале, а потом – спрыгнула в бездну. Так на земле родился Ад.
А Рай продолжал течь поперёк времени, и Адам ни заметил ни отсутствия морщин на своём лице, ни безмолвия Евы, а если бы заметил, он полюбил бы яблоки.

Свет на втором этаже гаснет.

Занавес.

АКТ 2
Новейший завет. Евангелие Поэта Второго 

Электронные часы над сценой периодически показывают то 20:04, то 20:05.
Постепенно освещаются оба этажа сцены. На втором этаже Безумный Старик дёргает несколько раз за шнурок над головой. Раздаются звуки колокола.

Безумный Старик: По Гринвичу, Московское… Неотвратимость неотвратима. Пласты Вселенной превращаются в винегрет. Нью-Йорк, Париж, Антананариву… Смещение галактик усыпляет предчувствие. Прошлое грядущему тождественно. Вспять. Время течёт обратно, и нет никого, кто бы смог это остановить.

Безумный Старик, пятясь, спускается по винтовой лестнице под тревожный колокольный звон и исчезает за кулисами. Свет на втором этаже постепенно гаснет. Из-за кулис на первый этаж сцены выбегает толстая, сильно накрашенная женщина с авоськами в обеих руках.

Толстая Женщина (громко): Иудушка, муж мой, где же ты, где же ты? Не бойся, выходи! Отдай мне его и заживём по-прежнему…

От её криков просыпается Зеленоглазая Девушка.

Зеленоглазая Девушка (смотрит сквозь Толстую Женщину, не замечая её): Какое странное видение…

Толстая Женщина: Я не видение!

Зеленоглазая Девушка (замечает Толстую Женщину): Простите, я не Вам…

Толстая Женщина: Не мне! Не отговаривайтесь. Я вижу Вас насквозь!

Зеленоглазая Девушка (растерянно оглядывается по сторонам): Они тоже уснули… Быть может, они что-то видели во сне?.. (Подходит по очереди к Последнему Мессии, Официанту, Поэтам, Пианисту и будит их).

Толстая Женщина: Меня не интересует, что вы видели во сне. Я хочу знать, не видели ли вы здесь моего мужа.

Зеленоглазая Девушка (останавливается у Пианиста, не в силах его растормошить. Толстой Женщине): Да погодите вы!..

Поэт 1 (трёт лоб рукой): Чертовщина какая-то…

Толстая Женщина (подходит к Последнему Мессии и машет рукой перед его лицом): Мужа, спрашиваю, не видели моего?

Последний Мессия: Которого из них, мадам Ева, фрау Ева, миссис Ева, госпожа Ева…

Поэт 2: Та самая Ева?!

Поэт 3: Но ведь Ева сидела на глиняном обрыве и совсем не удивлялась присутствию морщинок в золотистом зеркале, а потом – спрыгнула в бездну…

Пианист (кричит страшным голосом, ещё не до конца очнувшись): Так на земле родился АД!!! (Отбивается от какого-то невидимого врага). Ад! Ад!

Зеленоглазая Девушка (подходит к Пианисту): Тише, тише! Без фанатизма! Это был только сон, только сон…

Пианист (окончательно придя в себя): Но Адам, но Ева…

Зеленоглазая Девушка: Значит, вы тоже их видели? (В сторону) Значит, это был не сон…(Последнему Мессии) Это был не сон! (Толстой Женщине) Он ушёл.

Толстая Женщина (тревожно): Куда?

Поэт 1 (указывает рукой наверх): Туда.

Толстая Женщина (в сторону): Нет, только не это, только не это! (Поэтам) Вы не заметили, у него не было в руках яблока, обычного яблока?..

Поэт 1: Было.

Поэт 2: Яблоко.

Поэт 3: Самое обычное.

Толстая Женщина: Так где же оно?

Зеленоглазая Девушка (внимательно всматриваясь в лицо Толстой женщины): Неужели вы действительно та самая Ева? Теперь вас не узнать…

Толстая Женщина: Ева, не Ева… (кричит) Яблоко где?

Последний Мессия: Это она.

Поэт 1: Не надо было Адаму подшофе по деревням бродить! Свалился в овраг. Вот так на Земле и родилась Ева!..

Последний Мессия (удручённо): Да, это она!

Пианист (вскакивая с места): Но как же! Я сам видел её! В этом чертовом сне. И она не такая.

Поэт 1: Абсолютно.

Поэт 2: Совершенно.

Поэт 3: И вообще…

Зеленоглазая Девушка: Кажется, я знаю, в чём дело.

Зеленоглазая Девушка подходит к Толстой Женщине и дотрагивается до её лица. Женщина кричит и роняет авоськи. Зеленоглазая Девушка снимает с её лица маску, под которой – Ева. Все цепенеют от удивления, кроме Пианиста, который подбегает к Еве и берёт её за руку.

Пианист (восхищённо): Ева! (Поэтам) Но как хороша! Понимаю Адама.

Последний Мессия (Пианисту): Не судите поспешно. Вы ещё слишком мало знаете о ней.

Пианист (Последнему Мессии): А тебя я вообще не спрашивал! (Еве) Какая удача, что вы живы, что я увидел вас сейчас, сегодня… В этом сне, в этом жутком видении вы погибли, и я, как ребёнок, плакал и не хотел просыпаться… Вы удивительная женщина, вы…

Ева (улыбается Пианисту и гладит его по щеке): Скажи мне, где яблоко, и тогда…

Пианист (обнимает Еву): К чёрту все яблоки! Я мечтал о вас всю свою жизнь!

Ева (что-то шепчет Пианисту): …и ты мне расскажешь, куда он ушёл.

Ева в обнимку с Пианистом медленно уходят за кулисы.

Зеленоглазая Девушка (разводя руками): Но как же…

Последний Мессия: Я его предупредил.

Поэт 1 (Пианисту): Да, и заберите с собой этого… Без ребра который…

Поэты разливают содержимое бутылки по стаканам. Поэты, не чокаясь, выпивают.

Поэт 1: Ева, Ева… (Поэтам) Вы видели это?

Поэт 2: Еву мы увидели, а вот насчёт Адама…

Поэт 3 (глядя на Зеленоглазую Девушку): Насчёт Адама вопрос, в общем-то, остаётся невыяснен.

Зеленоглазая Девушка: Зачем вам это нужно знать?

Поэт 1: Это необходимо…

Поэт 2: Чтобы понять…

Поэт 3:  Как устроен мир.

Поэты (в унисон): Официант!

Появляется Официант.

Поэт 1: Надо бы проверить…

Поэт 3: Насчёт ребра (указывает на распятого).

При последних словах Официант закрывает лицо руками и отрицательно качает головой.

Поэт 2: Всё-таки это улика.

Официант: Это улика, по которой мы никого не найдём…

Поэт 1: Мы проверим!

Официант: Я не позволю.

Поэт 2: Почему?

Официант (кричит): Потому что!

Поэт 3: Проверим сами.

Официант (закрывает собою крест): Нет! Никогда!

Поэт 3, закатывая рукава, подходит к Официанту.

Поэт 1: Уважаемые! Прекратите!

Поэт 3 и Официант хватают друг друга за грудки. Поэт 3 бьёт Официанта по лицу. У того течёт кровь.

Поэт 1 (разнимает их): Достаточно! Есть и другие доказательства, которые можно добыть относительно мирным путём. Кто-нибудь расслышал, что там бубнили ангелы?

Поэт 2 и Поэт 3 (в унисон): Нет!

Поэт 1 (смотрит вверх): Уважаемые! Повторите!

На втором этаже снова вспыхивают разноцветные огоньки. Ангелы снова видны.

Ангел 1 (читает из книги): …Даже дощатое тело креста деревом было когда-то…

Поэт 1 (делает повелительный жест Ангелу): Достаточно! (Отводит Поэта 3 в сторону) Мне кажется вполне логичным, что если это – Адам, то, с точки зрения Божественного провидения и Теории обусловленности случайностей, было бы очень забавно распять Адама на кресте, сделанном как раз из того дерева, с которого было сорвано яблоко.

Поэт 2: На яблоне?

Поэт 1: Не правда ли, интересная гипотеза?

Поэт 3: Нужна экспертиза. Вот жалость! Учёного нет!

Поэт 3 берёт со стола нож, подходит к кресту, срезает ножом несколько щепок. Официант подбегает к нему, выхватывает щепки. Поэт 3 замахивается на Официанта ножом. Зеленоглазая Девушка встаёт между ними. Официант подбегает к столу.

Официант (обращаясь к Поэтам):
В умирающем мире в Голгофы исколотый лопнувший панцирь
Упирается алая опухоль Солнца времён кайнозоя.
Сводит скулы от приторно-тёрпкого запаха протуберанца,
Изловившего в невод свой Землю и ставшего знойной грозою.
Плавники механических туч отекли, и мертво лиловея,
Провисая, пощёчиной бледное тело Голгофы огрели.
(обращаясь к Последнему Мессии)
Подскажи, как найти тебя срочно, пока этот мир не развеян.
Прикажи мне услышать всё то, что хотели сказать нам апрели.
Мы привыкли к промозглому яду, озону Луны, мы не спросим,
Почему же в утробах Голгоф родились эти царства-маньяки.
Подскажи, как найти тебя, чтобы двуглавою птицею – в осень.
Прикажи мне сдувать с твоих мыслей и снов раскалённую накипь.
Эта осень – одна из последних на этой планете, но будут
И другие планеты, где осень бывает таинственно-длинной.
Так считают оракулы грёз. Два крыла – на двоих, и покуда
Я не сплю, отдохни: наши крылья послушны и мне, половина!
(Зеленоглазой Девушке)
Каланчи воспалённые взгляды на свет воспалённый кидают.
Увядающим землям под стать тормозить центробежье галактик
И соседние звёзды гасить, изумрудною скорбью питая…
Если жизнь – лишь спектакль, Земля – это акт, что же будет в антракте?
Объясни, отчего этот мир обречённый велик и прекрасен,
Если всё в этом мире – всего развлеченье и времени трата?
(сквозь слёзы)
Если все мы приходим ни с чем и уходим ни с чем восвояси,
То бессмысленны наши мечты и полёты к цветущим закатам…

Зеленоглазая Девушка подбегает к Официанту, берёт его за руки.

Зеленоглазая Девушка: Не плачьте, не плачьте, пожалуйста… Этого никто никогда не оценит. Я вас понимаю, я прекрасно вас понимаю. Не плачьте.

Официант: Я всё молчу и молчу, но здесь вот (прикладывает ладонь к груди) всё разрывается от боли и сомнений, и иногда мне кажется, что я схожу с ума.

Поэт 1: Это не удивительно. Разве может в подобном заведении работать официант, который в своём уме?

Официант (Поэту 1): А вы…

Зеленоглазая Девушка (Официанту): Не слушайте их, ради Бога. (Подводит Официанта к столу и наливает ему водки) Присядьте, выпейте и не обращайте на них (указывает на Поэтов) внимания.

Официант: Вы так добры…

Зеленоглазая Девушка: Не стоит, не благодарите. Как вас зовут?

Официант качает головой, на его глаза снова навёртываются слёзы.

Официант: Пётр, Иван, Матвей, Семён… Какая разница теперь, какое при рождении мне дали имя?!

Поэт 2: Он – Официант, и этим всё сказано.

Поэт 3 (Официанту): И вообще, поменяйте нам скатерть.

Официант (Поэтам): Да, вы правы, я, пожалуй, пойду… Иначе вы напишите жалобу, и меня уволят.

Официант уходит. Зеленоглазая Девушка смотрит ему вслед, качая головой.

Поэт 3 (вдогонку Официанту): Напишем-напишем, ты не беспокойся!

Поэт 1 (Официанту): Забери человека без ребра!

Официант: Вам он нужнее… (встаёт и, уходя, бормочет) …Плоть от плоти… зуб за зуб…

Последний Мессия: Как это было неосторожно – умереть, чтобы спасти человечество…

Зеленоглазая Девушка: Почему?

Последний Мессия: Потому что создание мира было побочным эффектом жизнедеятельности.

Зеленоглазая Девушка: Кого?

Последний Мессия: Его! Когда Он гранулировал восторги и дурачился, расширяя себя до безбрежности и между прочим созидая мир, Его было видно. А теперь на том месте белое пятно. Громадное белое пятно. И ни один хиромант не решится теперь разгадывать карту Неба. Мне говорили звездочёты, что небо сколлапсировало и муаром обернулось вокруг планеты…

Зеленоглазая Девушка: А космонавты?

Последний Мессия: Фигурным катанием занимаются на стадионах звёзд…

Зеленоглазая Девушка: Когда-то у меня была одна гранула восторга. Я нашла её среди бисеринок, которые купила в сквере Незыблемости.

Последний Мессия: Что бы мы сделали с ней?

Зеленоглазая Девушка: Если бы это был яд, на ней наверняка было бы написано «Яд». А на ней не было никакой надписи! Мы бы съели её.

Последний Мессия: Когда я смотрю на вас, я вспоминаю…

Зеленоглазая Девушка: Как меня зовут?

Последний Мессия: И это тоже.

Зеленоглазая Девушка: И что же вам приходит на ум?

Последний Мессия: Портрет. Кисти гениального мастера.

Зеленоглазая Девушка:
Мою душу, изъеденную мышами,
Мои губы, искусанные тоской,
Нарисуй цветными карандашами,
На бумаге, смятой чужой рукой,
И тогда ты станешь велик, как Гойя,
И безумен, как Сальвадор Дали,
И портрет мой будет так много стоить,
Что никто не сможет его купить…

Последний Мессия: Вы – Джоконда… Нет, вы – Улыбка Джоконды.

Зеленоглазую Девушку освещают сразу множество лучей света, создавая впечатление рассыпающегося силуэта. Когда это прекращается, Зеленоглазая Девушка предстаёт в новом виде – на ней широкий балахон, на шее – нитка жемчуга, распущенные длинные волосы. Её голос меняется, он становится более глубоким, словно эхо.

Улыбка Джоконды: Пусть будет так. Хотя… Может быть, вы угадали. Ты угадал. Как два великих творенья, мы теперь можем обращаться друг к другу на «ты».

Последний Мессия: Освободи меня. Я хочу в деталях рассмотреть твоё лицо.

Улыбка Джоконды посылает Последнему Мессии воздушные поцелуи.

Последний Мессия: Но твои воздушные поцелуи не хотят превращаться в бумажные самолётики. И воздушные ямы властны над ними…

Улыбка Джоконды достаёт из кармана листы бумаги и, сворачивая из них самолётики, пускает их в сторону Последнего Мессии.

Последний Мессия: Вот видишь… Волшебство исчезло.

Улыбка Джоконды: Это Время… С нами что-то сделало Время…

Последний Мессия: Неужели это нельзя исправить? Хотя бы на миг. А потом пусть всё снова вернётся на круги своя. Иначе я, иначе я… (Пытается освободиться)

Улыбка Джоконды медленно подходит к кулисам. Она очень печальна.

Последний Мессия: Куда же ты? Не уходи, не оставляй меня!

Улыбка Джоконды (сама себе): Я сделаю это. Пусть этого нельзя делать. (Последнему Мессии) Я сделаю это ради тебя.

Улыбка Джоконды исчезает за кулисами.

Последний Мессия (почти кричит):
Мы отправили друг к другу почтовых голубей с письмами,
Но, встретившись в небе, на перекрёстках трагизма,
Не узнают друг друга эти голуби…
Утонут в дождливой проруби…

Улыбка Джоконды (из-за кулис):
Но мой почтовый голубь, поглощённый поднебесьем,
На скипетре креста найдёт свой материк,
Единственную сушу, возвышающуюся над мракобесьем
Земной зари…

Улыбка Джоконды выходит из-за кулис. В руках её большое зеркало. Улыбка Джоконды кладёт его на пол, становится на него и совершает руками какие-то пассы.

Улыбка Джоконды:
Мы Соль Земли, пропитанная болью.
Прописаны на призрачной планете.
И Соль Земли останется лишь солью,
Найди её хоть в джеме, хоть в конфете.
Гасите все огни – любой ценою.
Любые страхи – в суете топите.
Ведь Соль Земли останется земною,
Вези её с собой хоть на Юпитер.
Реликтовая ночь стоит пред бездной
Бесчисленных материков. Ей – грустно.
Вкусившим Соль Небес давно известно,
Что Соль Земли всегда была безвкусной.
На каких Озёрах Нежности
Собирают Соль Небес?
Не ищи границ безбрежности! –
Всё – во мне, и всё – в тебе! 

Улыбка Джоконды продолжает колдовать над зеркалом.

Поэт 1: А если оно разобьётся?

Улыбка Джоконды: Тогда исчезнут все отражения, которые оно в себе хранит.

Поэт 1: А чьи отражения?

Улыбка Джоконды (зло): Ваши!

Поэт 2: Но как же!

Поэт 3: Это несправедливо!

Последний Мессия (Улыбке Джоконды): Этого не надо было делать… Я предчувствую беду…

Улыбка Джоконды: Поздно.

Последний Мессия начинает задыхаться. У него – сильный приступ удушья. Первым это  замечает Официант. Через секунду это замечает и Улыбка Джоконды.

Улыбка Джоконды: О Господи! Он задыхается! Он не может дышать в этом мире! (Она сходит с зеркала) Официант! Противогаз! Принесите Ему противогаз!

Официант: Но у нас не нет противогаза! Испокон веков не было!

Улыбка Джоконды (на её лице – ужас): Ищите! Ищите! В чулане ищите!

Официант убегает за кулисы. В второго этажа свешивается канат. Под звон колоколов освещается второй этаж, с которого по канату спускается Безумный Старик. Он приземляется прямо на стол, за которым сидят поэты. Поэты испуганно отстраняются. Официант медленно возвращается на сцену с противогазом и надевает его на мучающегося от удушья Последнего Мессию. Поэт 1 вскакивает и сталкивает Безумного Старика со стола. Тот падает на пол, поднимается, грозит кулаком Пианисту.

Безумный Старик (Пианисту):
– Но скоро, скоро станет комфортабельной могилой
Весь нижний этаж, и рухнут лестницы меж…
Но если Соль Небес потеряет силу?
Спаситель обезумел. Утешь Его, утешь!
(Официанту)
– Коварно многословен телефонный зуммер.
Связь с поднебесьем – в онемелые уста…
Спаситель не погиб, Он только – обезумел.
Сними Его с креста! Сними Его с креста!
(Улыбке Джоконды)
Девушка! Вы видите? Он сам не сможет!
Девушка! Да,
Вы! Или: прохожие, уважаемые прохожие!
(По сцене проходят трое Агитаторов. Один из них размахивает пачкой билетов. Двое других несут плакат, на котором написано «„Армагеддон“ можно будет переждать в космосе». Трое уходят. Все остальные, в том числе и зрители, молча наблюдают за этим шествием, поворачивая голову вслед за Агитаторами).
Снимите Его с креста!

Улыбка Джоконды: Но у меня не выходит…

Безумный Старик (устало): Я разрешаю.

Улыбка Джоконды удивлённо смотрит на Последнего Мессию. Вместо гвоздей его руки и ноги привязаны к кресту верёвками.

Безумный Старик: Вернее, вы сами себе разрешили. И за это я ответственности не несу.

Безумный Старик подходит к Последнему Мессии, срывает с него противогаз, вскарабкивается вверх по канату на второй этаж и исчезает за одной из дверей. Улыбка Джоконды осторожно развязывает верёвки. Последний Мессия ступает на пол, но падает, так как ноги его затекли. Прямо перед ним оказывается зеркало. Он с тревогой и удивлением вглядывается в него. Улыбка Джоконды опускается на колени возле Последнего Мессии.

Последний Мессия:
Господи, кто я? Мессия? Последний?
В паводках воздуха – боли звенят.
Слышишь ли ты эти странные бредни?
Что это люди хотят от меня?
Если они ошибаются… Кто я?
Я изменился за тысячи лет.
Мне – не узнать себя за глухотою
Ливней, сращённых в симфонии флейт.
Я и тебя не узнаю, быть может,
Если увижу мерцающий крик.
Кто-то срывает замшелую кожу
С этой беспомощной зыбкой земли.
Зеркало мне никогда не ответит.
Зеркало – эхо. Не более чем.
Сумерки – жизни бросают на ветер.
Жажда сомнений сидит на плече.
Мания паники, фобия страха…
Бога сгубила боязнь высоты.
Кто мы? Не спрашивай. Жертва и плаха.
Над отражениями строят мосты.
С зеркалом в прятки играть бесполезно.
Где-то в тумане колдует шаман.
Зеркало! Не отражай мою бездну!
Встань между нами, холодный туман!
Кто я? Не знаю. А впрочем, пустое.
Не узнаю, и не надо! Уволь!
Не отражай меня, зеркало! (саркастически) Кто я???
Официант! Унесите его!

Улыбка Джоконды (взяв Последнего Мессию за руку и отводя его от зеркала): Видишь, я смогла тебя освободить.

Официант появляется из-за кулис и уносит зеркало.

Последний Мессия (вглядываясь в её лицо): Ты прекрасна…

Улыбка Джоконды: И ты счастлив?

Последний Мессия (неуверенно): Да, конечно… (в сторону) Такое чувство, словно я снова смертен. Как ломит всё тело. И отчего-то так тоскливо, неуютно, несмотря на то, что она рядом. (Берёт Улыбку Джоконды за руку). Мне кажется, что я умираю.

Улыбка Джоконды: Очень больно – рождаться вновь. Это скоро пройдёт. Вставай, я покажу тебе другой мир – мир без распятий. Вставай!

Улыбка Джоконды встаёт, подбегает к Поэту 1, щёлкает у него над головой пальцами. Поэт 1, как загипнотизированный, берёт гитару и начинает играть.

Улыбка Джоконды (Последнему Мессии): Слушай музыку. Это новая музыка. Я научу тебя под неё танцевать.

Улыбка Джоконды поднимает Последнего Мессию, они начинают танцевать. Последний Мессия танцует очень плохо. Видно, что ему очень тяжело двигаться.

Поэт 1 (играет на гитаре и поёт):
С акцентом дождя и повадками ливня
На палубе города морщится дым.
Христу всё грустней, всё больней, всё противней.
Ему разонравилось зваться святым.
Магнитные штормы в гортанях сгорели,
Злорадная нега таится у стен.
Христос в комфортабельном модном отеле
Цветастой гирляндой висит на кресте.

Улыбка Джоконды: Тебе всё ещё тяжело?

Последний Мессия (морщась от боли): Нет-нет, всё хорошо. Но… Мне нужно попрощаться.

Последний Мессия кивает головой в сторону креста. Улыбка Джоконды отпускает его. Последний Мессия подходит к кресту, обходит вокруг него, проводит рукой по перекладине. Улыбка Джоконды нервно теребит нитку жемчуга, искоса поглядывая на Последнего Мессию.

Поэт 2 (продолжая песню):
Минуты молчания. Одурь стихии.
На складках иллюзий топорщатся дни.
Апостолов лица сегодня – другие,
Их всех – не узнать: незнакомцы – они.
Окучена бытом – берлога ночная.
Негласное время – без четверти шесть.
Распятье Христос покидать не желает.
Христос не намерен воскреснуть уже.

Улыбка Джоконды (подходит к Последнему Мессии и кладёт ему руку на плечо): Нам пора.

Последний Мессия (устало): Я не могу… И притом, столько лет, столько боли… (бьёт рукой по перекладине) Всё здесь, в куске нетленной деревяшки, но… Я не могу.

Улыбка Джоконды (тянет Последнего Мессию за рукав): Ну откуда ты знаешь? Может быть, это вовсе не твой крест? Слишком многое мы уже изменили сегодня, чтобы ты остался здесь как ни в чём не бывало. И потом… (по её лицу текут слёзы)

Последний Мессия отворачивается от креста и берёт за руку Улыбку Джоконды. Они медленно подходят к винтовой лестнице и поднимаются по ней. Освещена не вся лестница, а лишь силуэты поднимающихся.

Поэт 3 (продолжает петь):
Совсем неразборчиво дышат молвою
Те главы, где весть о Спасителе есть.
Туземцы уводят Христа под конвоем
Отсюда, из комнаты этой – в фойе.
Межлестничной оранжереи колени
Хрустят под пружинистым шагом Христа.
Христос поднимается вверх, по ступеням,
На верхний, граничащий с солнцем этаж.

Улыбка Джоконды (Последнему Мессии): Неужели ты не чувствуешь, как болит голова Вселенной, и что это боль Пилата, заразившая Небо? Неужели ты не видишь, как по овдовевшим ноябрьским аллеям гуляют призраки апостолов?

Последний Мессия: Я помню только имя Каин, и помню, как в тёмных углах лежали несколько мёртвых зонтиков-птеродактилей с обломанными крыльями, и помню, что птеродактили умерли только потому, что омертвел карнавал, и какая-то девочка посреди зала распускала розовый шарф, напевая нечто вроде «Распуская остатки свитера ли, шарфа ли, я чувствую, как распускаю другие миры»… А потом я спустился по мраморной лестнице и стоял у двери, ведущей в сад…

Улыбка Джоконды: И ты спрашивал себя: «Кто они, затаившиеся за дверью?», и безжизненная луна разъедала осколки витражей… Правда?

Последний Мессия (смотря на неё удивлённо): Это были звери? За дверью стояли звери?

Улыбка Джоконды (вынимает из кармана маленькое зеркальце): Посмотри в зеркало. Кого ты видишь? Смотри-смотри. Смотри-смотри.

Последний Мессия молчаливо смотрит в зеркало. Из-за кулис появляется Пианист, садится за фортепиано и украшает песню взрывообразными сумасбродными аккордами.

Улыбка Джоконды (продолжает): Помнишь ту дверь, за которой ты затаился?.. Ты жил в зеркале. Любая запертая дверь – это зеркало. Знаешь, что это была за дверь?

Поэты (поют хором):
Заморские клавиши грёз и коварства
Плющом оплетают отеля фасад.
Христос видит дверь, ту, что в светлое царство,
Но дверь опечатана вечность назад.

Когда Последний Мессия и Улыбка Джоконды поднимаются на площадку второго этажа, гаснет луч света, который их освещал. Поэты умолкают. На сцене появляется Официант. Он подходит к кресту и вытирает перекладины, поднимает верёвки, оставшиеся лежать на полу. Пианист смотрит на Официанта и подходит к столу. Он очень раздражён.

Пианист (с размаху садясь на стул): Вот чёртова мегера!

Поэт 1: Роман не удался?!

Пианист: Проклятая шлюха!.. (Наливает полный стакан водки, залпом выпивает его)

Поэт 2: Тебя предупреждали.

Пианист: Кто? Этот? (Раскидывает руки в стороны и свешивает голову на бок, изображая распятого. Произносит с сожалением) Но какая женщина, какая женщина! (Замечает, что Мессии нет на кресте) А где же?..

Официант (перебивая Пианиста): Он скоро вернётся. Обязательно. Я знаю. (Вешает на крест табличку, на которой написано «Он скоро будет»).

Поэт 3: Блажен, кто верует.

Поэт 1: Легко ему на…

Вдруг из-за кулис выходит десять человек. Это Лжеспасители. Они выстраиваются в очередь к пустующему кресту. Самый первый из них пытается забраться на крест, а второй пытается прибить его руки к кресту картонными гвоздями.

Пианист: Правильно-правильно. Кто же должен висеть на кресте, в конце концов!.. Не должно место пустовать!

Поэт 3: Свято место пусто не бывает…

Поэт 1: Самое почётное место…

Второй Лжеспаситель примеряет себя к «святому месту». Из-за кулис выходят ещё трое в оранжевых свитерах и чёрных джинсах. Это Агитаторы, имиджмейкеры Лжеспасителей. Они забрасывают сцену флаерами. Вместе с предыдущими десятью они бросаются к опустевшему кресту, затевают под ним драку. Крест падает на дерущихся. Они разбегаются, но тут же снова собираются вместе, галдят, размахивают руками вокруг поваленного креста. Трое Агитаторов гордо выбираются из общей массы, достают из карманов маленькие зеркальца и рассматривают себя, прихорашиваются, поправляют причёску, складки на своей одежде. Этот эпизод происходит под атональную музыку.

Агитатор 1: Ну, как я выгляжу?

Агитатор 2: Солидно. А я?

Агитатор 1: Достойно.

Поэт 2 (поднимает с пола флаер): Интересно… (читает) В связи с тяжёлым положением в стране ангелам разрешается курить и употреблять спиртные напитки.

Поэт 1: А говорили, ангелы не пьют…

Со второго по лестнице спускается несколько Ангелов.

Ангелы (перебивая друг друга): Как это не пьют? Как это не курят?

Ангелы подбегают к столу, хватают стаканы, бутылки, сигареты, тут же выпивают и закусывают. Один из Ангелов замечает Лжеспасителей.

Ангел 1 (указывая на них): Смотрите, смотрите!

Ангелы с выпивкой и закуской в руках бросаются на Лжеспасителей. Поэты бегут за ними и ввязываются в общую драку. Официант подходит к столу, меняет скатерть, садится на стул и устало смотрит на дерущихся.

Официант: А ещё люди искусства! Хоть бы прибили их всех в этой драке! Тьфу!

Голос За Кадром: Это вы о поэтах?… Любая душа этих веков обречена на смерть, поскольку она всегда остаётся рабом, так как создана она для своих желаний и их вечной погибели, той, в которой они пребывают, и той, из которой они происходят. Они любят создания материи, которая появилась вместе с ними.

Официант (глядя вверх): Ну хорошо, с людьми понятно, но ангелы…

Голос За Кадром: Души же бессмертные не похожи на них, но пока не исполнилось время, одна бессмертная душа похожа на ту, которая смертна. Итак, всё то, что не существует, превращается в то, что не существует. Ведь глухие и слепые общаются только с теми, кто им подобны…

Официант: Непонятно. Надоело мне это. (Кричит) Надоело!!!

От крика Официанта гаснет свет на первом этаже. На втором этаже тоже раздаётся пронзительный крик, на этот раз – крик Улыбки Джоконды. Багровые лучи света освещают площадку второго этажа. На ней – Последний Мессия и Улыбка Джоконды. Перед ними – три двери, на одной из которых табличка с надписью «Дисмас», на второй – табличка с надписью «Гестас». Около двери с надписью «Дисмас» – чьё-то распростёртое окровавленное тело.

Улыбка Джоконды: Кто это?

Последний Мессия (склонясь над телом): Как знакомо мне его лицо… Неужели… Нет, не может быть! Это Авель! Это Авель…

Улыбка Джоконды: Это Авель?

Резко открывается дверь по левую сторону от них. Оттуда выскакивает Каин. Он оттесняет Последнего Мессию и Улыбку Джоконды от тела Авеля, которое, взяв за руки, затаскивает за дверь. Дверь с жутким скрипом закрывается.

Последний Мессия (обхватив голову руками): Не может быть, не может быть… Бежать, бежать, бежать… (мечется по площадке)

Улыбка Джоконды: Здесь ещё две двери. Вот, на этой табличка «Гестас». А эта пуста.

Последний Мессия (подходит к средней двери. В руке его – ключ): Моя.

Последний Мессия пытается открыть дверь ключом, но она не поддаётся.

Улыбка Джоконды: Смотри, замок совсем новый. А ключ уже изрядно поржавел. Погоди, постучимся к соседям, может быть они что-нибудь подскажут?..

Улыбка Джоконды стучит в третью дверь. Оттуда выглядывает Безумный старик с чашкой чаю в руках.

Безумный Старик: Чаю даже допить не дадите?! Чего вам опять?

Улыбка Джоконды: Вы не скажете, кто поменял замок в этой двери?

Безумный Старик: А вы знаете, что это за дверь?

Улыбка Джоконды (неуверенно): Знаем…

Безумный Старик: Знаете! Что вы знаете?!. (Выходит на площадку и подходит к безымянной двери):
За этой дверью – Авелей и Каинов династии
Стояли, сгорбившись, и тяжело дышали,
И ждали то ли казни, то ли первого причастия
И бесконечно отражались, умножались
В однообразных посторонних лицах-декорациях
Своих ушедших и грядущих поколений,
И падали на них из неба волны радиации,
И, падая на Землю, шелестели тени,
И всем казалось почему-то, что, сложась в единое
Лицо и затаясь в немом оцепененьи,
Они – глаза озябшей Евы, или же невинное
Лицо Вселенной обрели бы на мгновенье,
И эта мысли им так нравилась, что эти Авели
И Каины готовы были безмятежно
Из века в век, как будто в угол их детьми поставили,
Стоять за этой дверью, сгорбившись кромешно…
(Последнему Мессии)
И эту дверь ты не открыл, сгущая настоящее,
Но ты услышал их тяжёлое дыханье,
И в дом твой лунный луч вползал сквозь витражи дрожащие,
И в небо падали полярные сиянья…

Безумный Старик исчезает за третьей дверью.

Последний Мессия (решительно): Я войду. Я выломаю дверь.

Улыбка Джоконды (хватает его за рукав): Не нужно. Ты же слышал… Не ходи!

Последний Мессия: Я не вошёл в неё когда-то. Я войду сейчас.

Улыбка Джоконды: Но…

Последний Мессия толкает дверь, она открывается внутрь, он заходит и его поглощает тьма…

Улыбка Джоконды (кричит в темноту): А знаешь? Чтобы наступил Золотой Век, нам нужно было лишь соединить в одно два наших мира, Твой и мой. Но теперь ты станешь другим, и невозможным станет созиданье, потому что я не узнаю тебя…

Последний Мессия (из темноты): Но я помню только птеродактилей, девочку и шарф…

Улыбка Джоконды: Это твой заархивированный внутренний мир. И любое заклинание подходит для того, чтобы разархивировать его. И любая вьюга достойна того, чтобы услышать его. Я сама – такое заклинание.

Последний Мессия: Тогда произнеси его. Произнеси его.

Улыбка Джоконды подходит к двери. Дверь с грохотом закрывается перед нею. Она начинает плакать.

Улыбка Джоконды (плачет): Теперь я вспомнила, где видела его! (Бросается к третьей двери, колотит в неё кулаками) Откройте, откройте же, я умоляю!

Дверь открывается, оттуда выходит Ева с бокалом шампанского.

Ева: Чего тебе, девочка?

Улыбка Джоконды: Здесь был старик, он знает, он поможет…

Ева (хохочет): Старик! (Обращаясь к кому-то за дверью) Вы слышали, здесь, оказывается, был старик! Рассмешила! (Захлопывает дверь)

Улыбка Джоконды (сама себе, угрюмо): Мы бы создали новый мир, замечательный мир… Вдвоём.
Беспечный Адам в тени кипариса,
Сколько твоё одиночество длится?
Тем, кто твои перелистывал лица,
Не грызть философский камень.
Лето почти… И время не лечит,
Что там теперь в Раю твоём, вечер?
Скоро на встречном троллейбусе – в вечность.
Жди меня на границе.
Вылепи сердце моё из глины,
И снова разбей – каменным клином.
Мир, объяснённый наполовину, –
Ландшафт не засеяли речью
Пришельцы с Востока, по сети ловчей
Снимаясь с лесов вавилонских досрочно,
Знали бы, как безъязыко под почвой
Память текла в глубинах.

По винтовой лестнице поднимается неизвестно откуда взявшийся Иуда. Он крайне доволен чем-то. В его руке саквояж.

Улыбка Джоконды: Вернись, пожалуйста, вернись!..

Иуда подходит поочерёдно к крайним дверям и останавливается у той, которая посередине.

Иуда (Улыбка Джоконды): Вы не знаете, эта квартира не сдаётся внаём? У меня есть тридцать серебреников.

Улыбка Джоконды изумлённо смотрит на него.

Иуда: Понимаете, я сегодня разошёлся с женой, и мне теперь абсолютно негде жить. А в этом районе такие квартирки уютные… И вот я подумал, почему бы мне собственно, не…

Улыбка Джоконды: А почему бы Вам, собственно, не оставить меня в покое?

Иуда (смотрит на неё, прищурясь): А хотите, я исполню ваше желание?

Улыбка Джоконды (устало): Какое?

Иуда: Скажу вам, где вы видели его?

Улыбка Джоконды: Разберусь без вас.

Иуда пожимает плечами и уходит за кулисы. Улыбка Джоконды спускается вниз и присаживается на предпоследней ступеньк лестницы. Первый этаж пуст. Сцена освещается лучами закатного солнца. Вдали дымит одинокий вулкан. Подножие скалистого камчатского берега окутывает голубоватая дымка. На узком галечном пляже стоит Последний Мессия в штормовке и рыбацких сапогах. Рядом с ним – Зеленоглазая Девушка в длиннополой куртке и с шарфом, обмотанным вокруг шеи и головы. Сильный ветер треплет их одежду, и им приходится кричать, чтоб друг друга услышать.

МИЗАНСЦЕНА 2

Последний Мессия: Нужно ждать лодку. Жаль, что мы – всего лишь брат и сестра. Таким не предоставляют двухместных лодок.

Зеленоглазая Девушка: А если бы… Ты бы взял меня с собой?

Последний Мессия: Я бы никуда не поплыл. Что меня там ждёт?

Зеленоглазая Девушка: Там твой дом.

Последний Мессия: Дом мёртв, а ты – жива.

Зеленоглазая Девушка: Мы не зря шли сюда. Если бы не должен был плыть, мы бы не дошли. Судьба позволяет случайностям происходить, пока люди не боятся судьбы. (Подходит к обрыву и смотрит вдаль)
Щупает море жемчужины.
Море навеки простужено.
Кашляют айсбергом полюсы.
На побережиях – молятся.
Тридцать моллюсков у берега.
А у вулкана – истерика.
Где мы с тобою скитаемся?
Мы никогда не раскаемся.

Последний Мессия: Я уже раскаиваюсь. Субтропики любви поляризируют вакуум… Сколько мне туда плыть? Что мне там делать? О чём говорить с лодочником?

Зеленоглазая Девушка: Знаешь, всегда можно раскаяться в своём раскаянии. Континенты света, континенты звука… Материки – это оковы. Океаны – это цепи.

Последний Мессия:
От пребывания в тисках
Застыла кровь в моих руках,
А небо медленно стекало
На моря серое лекало
И чайки плакали над ним.
Был берег мокр и нелюдим.
Песок слежался и дымил.
Над миром пьяный бог бродил
И наступал на облака.
Его нетвёрдая рука
Чертила круг, ища опоры.
Над небом возвышались горы.
Они вершинами качали
И никого не замечали,
А ветер плёл узор из песен,
Но им он был неинтересен.
И от тоски глухой прибой
Точил скалу седой волной.
И вечер с высью обнимался.
Он в боге разочаровался.
С обрыва вниз глазели серны.
Дышало море тихо, мерно
И опускалась голова
На мокрые от брызг слова.
(задумывается) Мы даже письма не сможем друг другу писать… Через океаны не строят мосты…

Зеленоглазая Девушка: Но почтальоны не боятся мостов…

Последний Мессия: Но пока осилишь такой мост и будешь на другом берегу, этот мост станем таким ветхим, что по нему будет опасно ходить…

Зеленоглазая Девушка: И уж точно почтальон не сможет возвратиться обратно с ответом… (плачет) Сколько ждать лодку?

Последний Мессия: Не плачь. Мы ещё встретимся.

Зеленоглазая Девушка: Нет, брат мой. У каждого человека есть свой опустевший дом и, войдя в свой дом, он должен подняться на второй этаж… И помни: смысл жизни – лестница.

Последний Мессия: Дорога через пустыню… От одного оазиса до следующего…

Зеленоглазая Девушка: Найди свой дом.

Последний Мессия: А ты нашла свой дом?

Зеленоглазая Девушка: У моего дома – один этаж.

Последний Мессия: Лодка причалит на восходе… Смотри на тот вулкан. Он может взорваться сегодня ночью… (входит в воду босиком) Ты должна уходить отсюда.

Зеленоглазая Девушка (входит в воду и берёт Последнего Мессию за руку):
Небо полярное, небо закатное…
Сполохи белые, сполохи красные…
Дикое, самое невероятное –
На колесницах мерцаний – атласное.
Там – вседоступный музей первозданного.
Всюду – провинции, всюду – окраины.
Ждёт тебя верно – раба и хозяина –
Северный дом твой, отстроенный заново.
Звёзды – заложницы звёзд – беспробудные.
Шорохи явные, грохоты громкие….
Все мы – безумные, все мы – беспутные,
Люди безлюдные, путники ломкие…
Там – перевёртыши хаоса адова…
Ветры замёрзшие, штили мятежные…
Здесь я одна – без тебя – безутешная.
Дом свой найди – будет, чем нас порадовать.

Свет на сцене гаснет.

Занавес.

АКТ 3
Новейший завет. Евангелие Поэта Третьего

В начале акта электронные часы над сценой показывают то 24:00. В течение акта время увеличивается так, что к концу акта часы показывают 25:00.
На первом этаже – стол, вокруг которого сидят изрядно потрёпанные поэты. Официант устанавливает распятие и начинает заметать пол, усеянный флаерами, перьями, лоскутками, бутылочными осколками. Улыбка Джоконды сходит с лестницы и молча подходит к кресту, садится возле него. Её взгляд пуст, глаза заплаканы. Пианист подходит к ней и садится рядом.

Улыбка Джоконды (не глядя на Пианиста): Что у вас здесь произошло?

Пианист: Ничего особенного, дорогая, ничего особенного. Вы не представляете, как я рад снова вас видеть. А вы одна… Где же ваш друг? Ну, не важно, не важно. Вы знаете, я тоже сегодня был жестоко обманут и предан, и сердце моё… (обнимает Улыбку Джоконды). Так вот, почему бы нам вместе не преодолеть…

Улыбка Джоконды (сбрасывает со своего плеча руку Пианиста): Да идите вы… к Еве. Между прочим, она довольно весело проводит время без вас.

Пианист (обиженно): Не хотите – не надо! Добро хотел сделать, утешить хотел…

Улыбка Джоконды: Вы хоть не врите, а то всем сейчас смешно сделается.

Поэт 1: Нам не до смеха.

Улыбка Джоконды (язвительно): Я вижу. Не поделили томик Шекспира?

Поэт 2: Берите выше.

Пианист: Это была практически битва гигантов!

Улыбка Джоконды: Гиганты – это, конечно же, вы…

Поэт 3 (безуспешно пытаясь приладить на место треснувший у плеча рукав): Ангелы, ангелы… Зверьё какое-то. Как с цепи сорвались.

Поэт 1: А что ты хочешь? Всё-таки, воинство Божье.

Вбегает Учёный. Он неряшлив и взлохмачен, на нём – длинный белый шарф.

Учёный: Вы слышали, слышали? Молнии, громы… Говорят, что рушатся небоскрёбы, говорят, что реки выходят из берегов и смывают поля, города и равнины… Бегите, бегите…

Поэт 1: Это по радио передавали?

Учёный: Радио молчит. Телеграфы закрыты. Это конец.

Учёный в панике хватается за голову и методично мечется по сцене с севера на юг и обратно.

Улыбка Джоконды: Ну как вам не стыдно! Вы же Учёный, а верите слухам.

Входит Официант.

Официант: Ратуша горит. Из окна видно. (Протягивает Учёному рюмку водки на подносе). Может быть, огонь перекинется на музей. Они стоят совсем рядом…

Учёный залпом выпивает водку.

Учёный (торжествующе): А я что вам говорю! Это конец!

Официант (переводит взгляд на Учёного и спрашивает у Улыбки Джоконды): Кто это такой? Откуда взялся?

Пианист: Да это же наш научный сотрудник! Не узнаёшь?

Официант (обнимает Учёного одной рукой): Успокойтесь, здесь вы в безопасности.

Учёный: Нет, нет, нет…

Официант: Поверьте мне, это так. Потому что он скоро вернётся и спасёт нас.

Улыбка Джоконды: Да ни черта подобного! Не спасёт он вас!

Официант: Как Вы можете говорить такое?! Почему Вы уверены, что он не спасёт нас?

Улыбка Джоконды (отвлечённо и рассеяно): Потому что он ничего не вспомнит… Для того, чтобы он вспомнил, кто Он такой, нужно, чтобы все Лжеспасители были казнены… Для начала кто-то должен спасти Спасителя.

Пианист (насмешливо): И кто же сможет это сделать?

Улыбка Джоконды: Тот, кого Он примет за Бога.

Пианист (откровенно издевается): Кастинг?

Официант (Улыбке Джоконды): А если… если вернётся… и – вспомнит?..

Улыбка Джоконды: Он не вернётся.

Официант: Почему?

Улыбка Джоконды: Потому что он путешествует в прошлом. А разве из прошлого можно вернуться?

Официант: Вы зря мне не верите.

Улыбка Джоконды: Я никому уже не верю. Но я говорю вам, он в прошлом.

С площадки второго этажа свешивается Безумный Старик и через несколько мгновений, не удержав равновесие, падает вниз.

Безумный Старик (встаёт и произносит абсолютно спокойным голосом): Прошлого больше нет!

Поэт 1: А будущего?

Безумный Старик (срывает с себя часы, которыми расшит его хитон, топчет их и кричит):
Верный слуга предаст хозяина
Враг из врага превратится в друга
Авель воскреснет и убьёт Каина
Прямоугольник станет вместилищем круга
И я задохнусь от избытка воздуха.
Эта рана – слишком глубокая рана.
И изъяны
В зеркале
Слишком явственны,
Чтоб себя убеждать
В том, что это – не время.
Время – Хаос.

Поэт 2: Но будущее? Как же будущее?

Безумный Старик взрывает хлопушку, затем подбегает к Поэту 1, срывает с него галстук, немного придушив его при этом, подбегает к Пианисту и бьёт его кулаком в глаз, отбирает у Официанта полотенце.

Безумный Старик (кричит): Времени нет!

Поэт 2: Позвольте, но…

Поэт 3: …кто же Вы?

Безумный старик (исступлённо): Вот оно, ваше будущее, вот оно. Его тоже нет!

Улыбка Джоконды: О боже! Он сошёл с ума.

Пианист: Ты полагаешь?

Поэт 1: Несомненно. Он сошёл с ума.

Поэт 2: Окончательно.

Поэт 3: И бесповоротно.

Безумный Старик (убегая, размахивает над головой полотенцем и хохочет): Трафик! Тра-афик!

Поэт 1: Постойте, как же так! А предсказание цыганки?

Улыбка Джоконды (насмешливо): Начинайте пророчествовать сейчас, пока небо не обрушило ещё свои своды. Если это действительно конец света, то предсказаний ваших никто не успеет проверить, а мы сделаем вид, что вы действительно пророк, раз вам так будет легче…

Учёный (Официанту): Скажите, у вас есть Библия? Или молитвослов, на худой конец?

Пианист: Ничего себе!

Официант: Нет, у меня нету…

Улыбка Джоконды: Вам-то она зачем?

Учёный: Может быть, я ещё успею… Ведь было же написано: «Кто пойдёт за мной, тому в раю…» (Поэтам) Может быть, у вас есть?

Поэты смеются.

Учёный (убегая за кулисы): Библия, у кого есть Библия? Золотом плачу! Ничего не пожалею! Библия!

Голос За Кадром (произносит цитату из Книги Бытия о Содоме и Гоморре): …Кто у тебя есть ещё здесь? Зять ли, сыновья ли твои, дочери ли твои, и кто бы ни был у тебя в городе, всех выведи из сего места, ибо мы истребим сие место, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его…

Пианист (прикрывая рукой подбитый глаз): Да прекратится эта массовая истерика, наконец! (Официанту) Кто это у вас там с потолка вещает?

Официант (загадочно): Это голос вечности.

Поэт 1: Хорошо ещё, что не трубный глас!

Улыбка Джоконды подходит к Пианисту и протягивает ему чёрную повязку.

Улыбка Джоконды: Возьмите, теперь это вам действительно необходимо.

Пианист (злобно): Спасибо! (Надевает повязку)

Поэт 3: А если вдруг это действительно так?

Улыбка Джоконды (равнодушно пожимает плечами): Что, конец света?

Поэт 2: Не верю. Быть этого не может.

Поэт 3: Но всё-таки?

Поэты задумываются.

Пианист: А я выпью! Официант, водки!

Официант приносит водку, ставит её на стол и срывает с себя фартук.

Официант: Надоело! И прислуживать я вам больше не буду. Делайте теперь всё сами!

Пианист: И чем же вы планируете заняться? Вы думаете, что ваш Мессия прибежит вас спасать, если, конечно, что-то вообще будет.

Официант садится около креста и облокачивается об него.

Официант: Это не ваше дело.
Звездочёты умеют считать только звёзды.
Солнцепёки умеют дышать только ветром.
Во Вселенной лишь Богу всё ясно и просто.
Он узнает себя, истоптав свои недра.
Изучив свою душу, в ней встретит и нас Он,
И увидит в чеширской ухмылке Джоконды
Твоих птиц фосфорических, зеленоглазых,
Застеклённых в магический круг горизонта,
И придёт, несомненно, придёт нам на помощь…
Может, поздно, а может, и вовремя. Трижды
Призови Его только – и, старый знакомый,
Он расскажет тебе, отчего же грустишь ты.
Измозолив грозы пешеходную зебру,
Он придёт нам на помощь, придёт, несомненно,
И расскажет о том, что январское небо
На руках оголённых своих – режет вены
Иногда по ночам, потому что земляне –
Полукровки (у них ведь тела есть и души),
И о том, что в густом напряжённом тумане
Колокольная дрёма всех плачущих душит…
Обнажён проводник между небом и твердью.
Быть Спасителем вредно теперь для здоровья.
То, что здесь, на Земле, называется смертью,
Наверху, в Наднебесьи, считают Любовью.

Поэт 1 (задумчиво): Я слышал, что один апостол продавал нимбы. Вначале продал свой, а потом уже и чужие. Дёшево продавал. По  шестьдесят копеек, два на рубль.

Голос За Кадром: Нимбы. Дёшево. Один – шестьдесят копеек, два на рубль.

Поэт 3: Это что! Говорят, потом он эти деньги пустил на воссоздание Вавилонской башни.

Пианист: Да, и на каждый Новый Год он наряжает её елочными игрушками…

Поэт 2: За такие слова вас отлучат от церкви.

Поэт 1 и Поэт 3 (хором): Да нас пока туда никто не принимал!

Поэт 3:
В передышке меж молитвами к Творцу –
Тонут города в вулканах и безумствах,
Храмы крошатся, злорадствует чума…
В передышках меж молитвами – кощунства! –
Нам молиться беспрестанно – не к лицу.
В этом мире нам к лицу – сойти с ума!

Поэт 2: Хорей…

Пианист: Словоблудие.

Поэт 3: А Вы вообще помолчите. Вы – пианист. Поэзия – не в Вашей компетенции.

Поэт 1 (делает гордое и вдохновенное лицо): А я, между прочим – царь поэтов!

Пианист: А я – Вавилонская башня! (Изображает башню)

Поэт 2: Товарищи! Товарищи! По-моему, вы зазнались!

Поэт 1 (возмущённо): Эй! Что за отношение к царю?!. Возмутительно!

Пианист: Не приставайте к богу!

Поэт 3: Я лучше пойду.

Улыбка Джоконды: А как же я?

Пианист: А что ты?

Улыбка Джоконды: Мне вчера снилось, что я всю жизнь просидела у подножья Вавилонской башни и ждала поезда. Ждала, потому что к Вавилонской башне и мимо неё проходили сотни железнодорожных путей. Но все поезда разъехались и не собирались возвращаться…

Пианист: Библия – это сонник.

Улыбка Джоконды: Да, должно быть, на этот раз Вы правы. Только написан этот сонник азбукой Морзе.

Поэт 1: Азбукой Морзе стучат сердца шаманов…

Тем временем Последний Мессия удручённо спускается по лестнице на первый этаж, не замечая никого, подходит к фортепиано и стоит около него. Он держит в руках зажжённую керосиновую лампу.

Поэт 1 (жеманно): В этом мире нам к лицу – сойти с ума!..

Пианист (ехидно): В этом мире мы можем разве что грешить вместе, рассчитывая на то, что гореть в аду мы будем тоже вместе… Вот так что!

Поэт 2: Дело такого рода, что…

Поэт 3: Я, право, пойду.

Из-за кулис выходят два Ангела в чёрных цилиндрах. Они натягивают между сценой и зрительным залом полупрозрачную белую ткань и уходят. По центру сцены на этой материи изображена большая человеческая улыбка. Пианист замечает Последнего Мессию.

Пианист: Ну заберите же с собой человека без ребра!

Улыбка Джоконды оглядывается в сторону фортепиано и бросается к Последнему Мессии. Свет на обоих этажах одновременно гаснет, остаётся только пламя керосиновой лампы. Последний Мессия ставит керосиновую лампу на фортепиано и подходит к натянутой материи, прислоняется к ней и начинает говорить, тихо, якобы самому себе. Постепенно его голос становится всё более уверенным. Улыбка Джоконды берёт лампу в руку.

Последний Мессия:
Я больше был растерян, чем распят
Неверием или, возможно, верой
Одетый в гвозди с головы до пят,
Нанизанный на штык легионера.
Я больше был, чем не был. Наконец
Табличка «Царь», к тому же «Иудеи»
Больней давила в темя, чем венец,
И с двух сторон несчастные злодеи
Мне говорили: «Ты не виноват!»
Я виноват! Мечты об общем рае
Не отменяют персональный ад,
Наоборот: подталкивают к краю.
…И я не понимал, зачем звезда
Тогда светила маме над яслями,
Я превращался в щепку от креста
И горизонт свивался вензелями
На чёрном небе. Никаких следов
Присутствия хотя бы тени Бога,
А только прах людей и городов,
Что все двенадцать отряхнут с порога…
И крест скорее был упрёк, чем крик:
«Меня оставил ты, Отец небесный!»
И меньше всех я верил в этот миг,
Что всё-таки когда-нибудь воскресну.

Пианист: Невероятно! Он – отождествился!

Последний Мессия застывает на месте, приложившись губами к улыбке, изображённой на ткани. Через мгновение он резко подбегает к столу, хватает нож и, подбежав к ткани, одним движением разрезает её вертикально сверху вниз. Поскольку материя разрезана по центру сцены, получается, что улыбка рассечена надвое. После этого Он отбрасывает нож в сторону и срывает всю ткань. Через несколько секунд Улыбка Джоконды задувает огонь.

Последний Мессия:
Вокруг как тьма – неизлечимый страх.
Я завершаю век своих движенье,
И восстаёт как памятник в глазах
Великая бессмысленность прозренья.
Я – пыль и Я – Спаситель. Но, Отец Небесный,
Моё рожденье бесполезно!
Я вместе с человечеством – исчезну,
Я – вместе с человечеством паду – в незыблемую бездну.

Улыбка Джоконды: Я буду с тобой. Даже на дне самой глубокой пропасти…

Первый этаж освещается розово-оранжевым светом.

Последний Мессия: Я вернулся.

Официант: Ратуша горит…

Последний Мессия: Я знаю.

Поэт 1: Говорят, что реки выходят из берегов…

Поэт 2: Что рушатся дома…

Поэт 3: Что земля идет трещинами…

Последний Мессия: Я знаю.

Пианист (насмешливо): Откуда?

Последний Мессия: Я видел…

Пианист (перебивает): Ходили на прогулку?

Последний Мессия: Я видел, что будет…

Улыбка Джоконды: Но ведь будущего не будет…

Последний Мессия: Если ты в меня веришь, то для нас… новый мир, замечательный мир, мы создадим его вместе.

Официант: Но что же будет? Что вы видели?

Последний Мессия: Ты уверен, что хочешь видеть ЭТО?

Официант (несмело): Наверное… то есть, наверняка.

Последний Мессия: Смотри. Все – смотрите!

На сцену проецируется изображение ядерного взрыва, прокрученное в обратном направлении.

Голос за кадром:
Рождество. Спешат спастись. Волхвы младенца
Тут же, сразу – распинают на кресте.
За углом грохочет призрачно Освенцим,
А Иуда звонко ходит по воде.
И болит, как прежде, голова Пилата,
И Господь уходит в спячку, на ночлег,
И за миг – всё это, этот весь театр –
С головою погребает красный снег…

Поэт 1 (задумчиво): Неубедительно.

Поэт 2: Неэффектно.

Поэт 3: Ожидаемо.

Улыбка Джоконды (Поэтам): А вы думали, что «десять рогов возненавидят блудницу, сидящую на звере багряном с семью головами и десятью рогами, облачённую в порфиру и багряницу и держащую золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её, и разорят её, и обнажат, и плоть её съедят, и сожгут её в огне…»? (Последнему Мессии) Когда это случится?

Последний Мессия: Ровно в 25.00.

Улыбка Джоконды: Ещё есть немного времени, чтобы попрощаться…

Последний Мессия: Попрощаться с этим миром. Мы уходим отсюда.

Поэты (в унисон): А мы? Как же мы?

Последний Мессия: Я, право, не знаю…

Официант: Не берите их.

Последний Мессия: Чтобы уйти со мной, необходимо в меня поверить.

Поэты (в унисон): Мы верим, верим!

Поэты молчат. Последний Мессия молчаливо наблюдает. На сцену врывается Учёный, падает на колени перед Последним Мессией и бьёт ему поклоны.

Улыбка Джоконды: Уважаемый, что с вами?..

Пианист: …на этот раз?

Учёный: Каюсь, каюсь, каюсь во всём! Отрекаюсь от жизни всей своей грешной, ибо грешен, грешен! Всё признаю! Клянусь, что не принимал это сердцем, не верил в это! Ну скажите, разве может Земля вращаться вокруг Солнца? Разве она может быть круглой?! Охмуряли меня, с детства, продуманно и планомерно, но сегодня я понял, что Бог един в трёх лицах, и ежи еси на небеси… Простите меня и возьмите с собой. Я хороший, я носки вязать умею и кашу варить.

Пианист: Это тебя в НИИ научили?

Учёный отмахивается от Пианиста.

Последний Мессия: Чтобы уйти со мной, необходимо в меня поверить! Поверить!

Поэты: Да верим мы!

Появляется Иуда с саквояжем в руках. Он подходит к Поэтам, что-то шепчет им. Пианист подходит к ним.

Пианист: Ловко! Прямо сейчас?

Иуда: В течение минуты.

Пианист: Всё, что пожелаю?

Иуда: Именно.

Поэт 1: А что вы берёте взамен?

Иуда: Камни.

Поэт 2: Драгоценные?

Иуда: Простые. Хоть с пола подымите и…

Пианист: Вы что, псих?

Иуда: Отнюдь.

Улыбка Джоконды: А яблоко? Куда вы дели яблоко?

Иуда: Съел!

Улыбка Джоконды: Но…

Иуда: Вы сами его мне всучили. Заметьте, что я не хотел его брать. Я избавиться от него хотел. У меня была другая миссия. А вы вмешались, вы всё изменили, и теперь…

Поэт 3: …время собирать камни…

Поэт 1: Вы знаете, я хочу стать великим поэтом. Гениальнее Пушкина. Гениальней Гомера. Это возможно?

Иуда: Давайте сюда камень.

Пианист: Я, я, я первый! Первое желание – моё! Камень, дайте кто-нибудь камень! Эй, Официант! Сгоняйте на улицу, у вас перед входом замечательный булыжник валяется.

Официант: Если я его и принесу, то только для того, чтобы запустить им вам в голову!

Пианист: Хам! (Убегает)

Поэт 2: А мне бы хотелось омлета. С беконом и сыром, и с зеленью сверху. И бутылочку кьянти…

Официант: Как?! В такую минуту вы можете думать о еде?!

Поэт 2: Что вы знаете о еде! И потом, я же не виноват, что в вашем заведении даже перед концом света не могут покормить нормально! (Поэту 3) А ты что пожелаешь?

Поэт 3: Чтобы не было конца света.

Поэт 1: А я об этом как-то не подумал…

Появляется Пианист с полной пригоршней камней и раздаёт их Поэтам. Поэт 1 отдаёт камень Иуде и заметно преображается. Его лицо становится одухотворённым. Он срывает с себя манжет и лихорадочно что-то пишет на нём. Поэт 2 отдаёт свой камень Иуде, и на столе появляется омлет и вино. Пианист отдаёт свой камень, и возле него появляется Ева. Она обнимает Пианиста, садится ему на колени, целует его. Поэт 3 отдаёт свой камень последним.

Поэт 3: И теперь всё будет в порядке?

Иуда (присаживается за стол): Будьте спокойны.

Пианист: И всё оказалось так просто! Слава дуракам…

Улыбка Джоконды: Вы не знаете, чем вы за это заплатили. Вы думаете, это были просто камни?

Пианист: Какая разница! Ведь апокалипсис не состоится!

Последний Мессия: Не уверен.

Пианист обводит рукой Поэтов. Поэт 1 что-то лихорадочно правит на манжете. Поэт 2 увлечённо уплетает омлет.

Пианист: Вот вам наглядные доказательства.

Улыбка Джоконды: Вам надо было быть судебным следователем. Всё-то вам доказательства.

Официант (Пианисту): Омлет наблюдаю, Еву тоже, но пока ваш соратник ещё не сочинил ничего гениальнее Пушкина.

Поэт 1: Погодите, погодите! Вот, сейчас, родилось!

Поэт 1 становится в позу театрального чтеца.

Официант (насмешливо): Цилиндра только не хватает!

Поэты (в унисон): Не перебивайте!

Поэт 1 (откашлявшись):
Не пей из реки. Умирая от жажды, не пей из реки.
Тяжёлые сны одолели, тяжёлые сны.
Пусть воды прозрачны, – но омуты здесь глубоки,
И тянет полынью от этой прохладной волны.
Печали она утоляет, и боли уймёт
(О чём же ты плачешь, о чём же ты плачешь, скажи).
Осенний струит она, горький струит она мёд.
Ты, в ней отражаясь, своей не узнаешь души.
Увидишь чужого лица безмятежный овал,
В глазах незнакомых – покой, и ни слёз, ни тоски.
Ты всё позабудешь, глотая холодный металл.
Не пей из реки. Умирая от жажды, не пей из реки.

Улыбка Джоконды: Сильно.

Поэты и Пианист усердно рукоплещут.

Пианист (Официанту): Видите?

Официант: Но апокалипсис-то ещё остался.

Поэт 3: Посмотрим.

Учёный подбегает к столу, срывает с него скатерть, завёртывается в неё и подходит к Последнему Мессии.

Учёный: Я буду вашим апостолом. Я буду честно всё описывать, я новое евангелие напишу, самое правдивое, основанное исключительно на фактах.

Последний Мессия (отходит от стола и медленно, в задумчивости, ходит по сцене): Уж лучше молчите!

Учёный (угодливо): Слушаюсь и повинуюсь. Принимаю обет молчания.

Учёный, не произнося ни слова, сопровождает Последнего Мессия на полшага сзади. Улыбка Джоконды замечает, что что-то лежит под столом, заглядывает под него и вскрикивает.

Официант: Что там?

Улыбка Джоконды: Авель…

Пианист: Живой?

Последний Мессия (даже не посмотрев в сторону Авеля): Мёртвый.

Ева: Авель? Авель… (бросается к телу) Каин! Каин!

Пианист: Успокойся, дорогая. Ведь он уже давно умер, ещё до потопа…

Ева (растерянно): Да, давно… Он погиб. На охоте.

Официант: Авеля убил его собственный брат!

Ева: Это неправда!

Поэты: Правда-правда. Об этом даже дети знают.

Ева (Пианисту): Дайте мне камень.

Пианист: Зачем?

Ева выхватывает у Пианиста камень и подходит к Иуде.

Ева: Я хочу знать, что было на самом деле.

Иуда (услужливо): Когда?

Ева: В тот день, когда Авель не вернулся домой.

Иуда: Ваш камень, сударыня. (Проводит рукой по лбу Евы. Говорит в сторону) Какая удача! Труп под столом – и Мировая душа у тебя в чемодане. (Еве) Готово!

Ева открывает глаза. На лице её ужас и гнев.

Ева: А Каин? Жив ли Каин?

Улыбка Джоконды замечает Каина, прячущегося за кулисой, и отдергивает её.

Улыбка Джоконды: Это он?

Ева: Каин?

Каин: Мама… (смущённо отводит глаза) Здравствуй.

Ева подходит к Каину, хочет погладить его по волосам, но тот отступает назад.

Ева (Каину):
Маски чужие режешь,
Не находя концов,
Только твоё зачем же
Из лоскутов лицо?
Небо вот-вот раздавит.
Мнётся в руках трава.
Каин, где брат твой Авель?

Каин: Охотится на льва.

Поэт 1 (с ехидной горечью):

Умопомрачительные слова!

Ева:
Каин, зачем Ему эти колосья?
Выпали зёрна, в глазах твоих горечь.
Мыслей саднящее многоголосье,
Голос полночный, зовущий на помощь.

Каин:
Истина – это всего лишь полозья.
Бог – компиляция нас. Оригами.

Последний Мессия:
Каин вызывает жалость.

Ева:
Каин, зачем Ему эта усталость?
Сердце – зажатый за пазухой камень…
Больше в тебе ничего не осталось.
Вот и пришёл бы с пустыми руками.

Каин:
Истина держит за пазухой камень.
Бог – компиляция всех. Оригами.

Улыбка Джоконды:
Золото калейдоскопа, мозаика бронзы…

Ева:
Жаркими ливнями сердце прольётся,
А по-другому и незачем, Каин…
Знал ведь: поля твои выжжены солнцем.
Лучше пришёл бы с пустыми руками.

Ева подходит к Каину, но тот затравленно начинает отступать к кулисам. Каин хватает нож со стола и заносит его над головой.

Пианист: Хватайте его. Держите!

Ева падает на колени возле тела Авеля. Она трясёт его за плечи, целует его волосы.

Ева (бросается к Иуде): Оживите его, оживите!

Иуда: Но вы уже использовали свой камень.

Ева: Вы ведь можете, можете! И без камня! Я умоляю вас!

Иуда: Не хочу.

Ева: Будьте же милосердны!

Иуда: А вы, когда бросали меня, думали о милосердии? Когда все травили меня, доводя до самоубийства, думали? То-то же!

Ева: Ничтожество.

Ева бросается к телу Авеля, рвёт на себе волосы.

Официант:
И Ева плачет о погибших сыновьях,
И Ева стонет, только стон её бессилен.
Чтобы исправить один маленький изъян,
Не хватит мировых запасов глины.
И Ева плачет о погибших сыновьях.
Молитвы сыплются на головы богов,
Но те молчат. Им нечего ответить,
Кроме того, что этот мир таков,
Каким был создан – из теней и света.
Молитвой не растрогаешь богов.

Поэты и Пианист ловят Каина и обезоруживают его.

Иуда (приплясывает вокруг чемодана): Каин, Каин, где брат твой Авель? Полный чемодан! Каин, Каин, где брат твой Авель? Полный чемодан!

Улыбка Джоконды (Иуде): Отчего же вы так радуетесь? Что у вас там, миллион серебряников?

Иуда: Лучше, лучше! Мировая душа!

Улыбка Джоконды (Последнему Мессии): Он серьёзно?

Пианист: А мы сейчас поглядим, что там.

Пианист бросается к чемодану. Иуда накрывает чемодан собой и отбивается руками и ногами.

Последний Мессия: Отпустите его.

Поэты (в унисон): Как же это?!

Последний Мессия: Он думает, что купил весь мир, завладев душами людей… Но что это за души? Ваши? Слишком мелки и предательски они! Душа Евы? Зачем владеть душой Мира, если он погибнет через пару минут? Отпустите его. И Каина отпустите. Пусть идут с миром. А мы создадим новый мир. Без них.

Каин, рыча, убегает. Иуда хватает чемодан.

Иуда: Не будет никакого конца света! Я, я властелин! А вам я покажу, покажу! Вы пожалеете, что заставили меня съесть это яблоко!

Последний Мессия, Улыбка Джоконды, Поэты, Пианист, Ева (в унисон): Мы не заставляли!

Иуда убегает.

Улыбка Джоконды: Мир без каинов, мир без иуд… Это так чудесно! Только Авель – мёртвый…

Ева (гладит Авеля по голове): Маленький мой…

Официант: Что же будет дальше?

Поэт 3: Скоро узнаем. Уже без десяти 25.00.

Последний Мессия: Нужно приготовиться. Встаньте в круг и возьмитесь за руки. Только хорошо подумайте перед этим. Чтобы что-нибудь получилось, необходимо в это поверить. Всеми силами души. Искренне. Иначе у вас не получится ничего, и остальным вы сильно помешаете.

Улыбка Джоконды: Я с тобой.

Официант: Я тоже.

Последний Мессия и Улыбка Джоконды продолжительно смотрят друг на друга и медленно идут в сторону скамейки, расположенной в противоположной стороне от стола и Поэтов.

Последний Мессия (Улыбке Джоконды): Иногда мне кажется, что мы были близнецами в прошлой жизни.

Улыбка Джоконды: Эх ты, спаситель-спаситель!.. Это значит, что мы стали вечными сужеными друг друга, и из жизни в жизнь будем находить друг друга, и жить вместе. Если бы у нас были эти будущие жизни!.. Вот сейчас всё мироздание рухнет, и ни мы будем не нужны времени, ни оно – нам. (Улыбка Джоконды делает паузу в монологе. На первом этаже сцены гаснет свет) …Знаешь, для того, чтобы стать вечными спутниками друг друга, однажды души должны родиться близнецами, а уже в следующей жизни эти две души становятся едины…

На втором этаже снова вспыхивают огоньки. Два ангела по-прежнему сидят на краю площадки второго этажа, свесив ноги вниз, и читают всё ту же огромную  книгу.

Ангел 2:
Мы стали соседями в калейдоскопе
Цепей, полюсов, гравитаций и трюмов,
И тут же забыли, как слепо, угрюмо,
На ощупь мы шли по случайностей копям…
Мы в прошлую жизнь родились – близнецами,
А в этой мы станем душою единой,
Вертутой ночлегов и грёз апельсином
Друг с другом мы будем делиться веками.

Свет на втором этаже гаснет и снова зажигается на первом. Последний Мессия и Улыбка Джоконды сидят на скамейке.

Официант: Я чувствую, как надвигается нечто доселе невиданное, нечто неописуемое, кошмарное просто.

Последний Мессия встаёт и подходит ко всем.

Последний Мессия: У нас все получится. Давайте встанем в круг.

Поэты (в унисон): А мы?

Улыбка Джоконды встаёт и подходит ко всем.

Улыбка Джоконды: Вы уже свой выбор сделали.

Поэт 1: Это вы про фокусника?

Поэт 2: С камнями?

Поэт 3: Да ведь это же была шутка!

Поэт 1: Ловкие фокусы, и ничего более.

Поэт 2: Всего лишь невинное развлечение перед серьёзным испытанием.

Улыбка Джоконды: Вы отдали ему самое ценное, что есть в человеке.

Поэт 1: Души? Наши души? (Смеётся) Неужели вы верите в сказки о душах? Да даже если бы и существовала душа как таковая, как же можно её отобрать?

Последний Мессия: Отобрать её нельзя, а продать можно.

Официант: Что вы и продемонстрировали нам на собственном примере.

Поэт 3: Я продал душу за то, чтобы спасти мир от апокалипсиса.

Пианист: Намного героичней, чем сутки провисеть на кресте. Чем он (указывает на Последнего Мессию) пожертвовал? Всего лишь жизнью. (Поэту 3) А ты? Душой!..

Улыбка Джоконды: Это вы к чему говорите?

Пианист: А чтобы ваш спаситель не очень-то задавался.

Официант: Мы их ещё уговаривать должны, чтобы их спасти!

Улыбка Джоконды: Действительно, бросьте их. Пусть думают, что апокалипсис не состоится.

Поэты и Пианист (в унисон): Прости нас. Мы не думали… Мы не знали…

Последний Мессия (Улыбке Джоконды): Ты им веришь?

Улыбка Джоконды: Нет, конечно же!

Последний Мессия (Поэтам): Вставайте в круг, у нас осталось всего три минуты!

Пианист (одичало):
Псевдо-мир и прото-рай.
Куда хочешь? Выбирай!

Поэты подбегают к Последнему Мессии и Улыбке Джоконды, берут их за руки. Пианист бежит с ними, но тут же возвращается к Еве, обнимающей мёртвого Авеля.

Пианист (Еве): Дорогая, пойдёмте, пойдёмте скорее! Ещё неизвестно, чем всё это кончится, но на всякий случай необходимо перестраховаться.

Ева сопротивляется, рычит, кусает его за руки. По всему видно, что от горя она сошла с ума.

Пианист: И на эту дуру я истратил желание! Баба, она баба и есть! Идиотка!

Пианист становится в круг.

Улыбка Джоконды: Мне немного зябко. Но я знаю, что мы не погибнем.

Официант: Выходит, что спасутся только те, кто в нашем круге.

Последний Мессия: Получается так.

Поэт 1: А Иуда, а Каин?

Официант: Если вас беспокоит их судьба…

Поэт 1: Да нет, интересно просто.

Свет мигает, постепенно гаснет. Раздаётся звон колокола.

Последний Мессия (шепчет): Начинается.

На втором этаже зажигается свет. Дерево по центру. Под деревом стоит большой чёрный чемодан. В стороне от чемодана Иуда, насвистывая что-то весёлое, жонглирует монетами.

Голос за Кадром:
Аккуратно сложенные души
В чемодане Иуды
Ждут своего часа,
Слепы и стерильны,
Как воздух,
Которым никто не дышал…
(В этот момент из-за кулис появляется Каин и крадётся к чемодану. В одной его руке – окровавленный нож, в другой – связка ключей. Каин подбирает ключи к замку чемодана, пытаясь открыть его).
…Он зашил серебряники
С внутренней стороны рёбер,
И пошёл искать веры,
Слушая, как они звенят при ходьбе.
Следы сандалий, а не ног…
И он не может понять,
Почему свечи такие горячие,
Почему в городе праздник
И камни стали ловить паломников,
И молча глазеет по сторонам,
Не может надеть свою душу
Без единого пятнышка –
Она велика ему,
И остаётся лишь завязать
Рукава за спиной,
Притворившись безумцем,
И слова потекут, как реки,
И в их прозрачной воде
Иуда увидит своё лицо
И вспомнит, как мальчиком
Гнал впереди себя солнце,
И душа была алой,
Несуразной и смятой.
(Иуда исчезает со сцены)
И теперь ему ни за что не вспомнить,
Когда он успел её выстирать…

В это мгновение Каину удаётся открыть чемодан, он судорожно роется в нём и наконец нащупывает в нём нечто. Каин достаёт руку из чемодана и держит в ней камень. Свет на втором этаже гаснет.

Последний Мессия (Улыбке Джоконды): Я, когда был там, в прошлом, увидел нечто такое… Я хочу, чтобы перед тем, как мы исчезнем из этого прошлого, ты вспомнила это. Чтобы мы оставили все неудавшиеся жизни здесь.

Занавес.

МИЗАНСЦЕНА 3

Мизансцена отличается тем, что проецируется, как кино, на занавес. На ленте изображена двухкомнатная квартира с кухней. В кухне – стол, окно. В комнате, примыкающей к кухне – окно, кресло и торшер около него. Субботний вечер. Маргарита Николаевна, она же Улыбка Джоконды, стоит у окна. Ромео Капулетти, он же Последний Мессия, сидит в кресле.

Ромео: Странно… Я никогда не спрашивал тебя, сколько же тебе лет.

Маргарита: Нет в этом ничего удивительного! Когда мы познакомились, мы целых полгода не знали имён друг друга.

Ромео: Но я не помню, как мы познакомились. Очень странно…

Маргарита: В этих краях амнезия восходит над горизонтом… Всё – в сиреневом тумане. Я и сама уже начинаю забывать. Думается мне, солнце, ты просто однажды пришёл в эту квартиру и с тех пор каждый будний день после работы приходил ко мне…

Ромео: А по выходным мы ходим на дикий пляж и разряжаем море. Но мне кажется, я всегда жил здесь…

Маргарита: Ты меня совсем запутал! Теперь и мне кажется, что мы всегда жили здесь. Сколько же мне лет?

Ромео: Мы слишком много думаем. Однако уже ночь. Пора и честь знать. Иди ко мне.

Свет на сцене гаснет и над сценой зажигается надпись «Запрещено цензурой». Через несколько мгновений сцену озаряет яркий солнечный свет. Утро. Маргарита и Ромео на кухне, сидят за столом.

Ромео: Сделай мне ещё кофе.

Маргарита: Ты переходишь на кофе?

Ромео: Да. Без сахара. С пломбиром. И себе сделай.

Маргарита: Ладно.

Маргарита подходит к чайнику, стоящему на подоконнике, и делает кофе.

Ромео: А давай мы сегодня не пойдём на пляж?

Маргарита (поворачивается к Ромео и подходит к столу с двумя чашками кофе): Что с тобой?

Ромео: Ничего.

Маргарита и Ромео молча пьют кофе. Ромео смотрит на Маргариту то рассеянно, то украдкой. Через несколько мгновений отходит к окну, щурится на солнце и закрывает глаза. Внезапно на его лице возникает сиюминутная гримаса ужаса. После – он возвращается за стол как ни в чём не бывало и продолжает молча пить кофе.

Маргарита: Что с тобой?

Ромео: Марго…

Маргарита (с опаской): Что? Что же? Скажи!

Ромео: Маргарита, милая! Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда старался никогда не сделать тебе больно…

Маргарита: О чём ты? Всё в порядке. (Наигранно) Ты никогда не делал мне больно. Или я не помню…

Ромео: Маргарита! Прости меня!

Маргарита (твёрдо): Сегодня же мы идём к врачу. Он поможет нам разобраться…

Ромео: Маргарита! Разве я никогда не сделал тебе ничего плохого?

Маргарита: О Господи, Ромео! Господи! Ты с ума сошёл?

Ромео встаёт из-за стола, идёт в комнату и садится в кресло.

Ромео (сам себе): Что же мне делать! Господи! Кто она? Я же убил её! Я же убил… её!.. Как сейчас помню: прокуренная кухня, утро, кровь…

Маргарита стоит за дверью и подслушивает. На её лице – ужас.

Ромео: А может… а может, то была не она? Кто-нибудь другой? Сестра её?.. Всё плывёт перед глазами… Нет. Она. Татуировка на руке… Лицо. Такое молодое! Как давно это было? Она… Сколько лет прошло?.. Постойте! А может, это она меня убила? Чья кровь? О Боже! Нет. За что?..

Ромео хватает с вешалки серое пальто, надевает и быстро идёт ко входной двери.

Маргарита (кричит из кухни): Куда ты?

Ромео: За снотворным.

Маргарита: Господи! О ужас! Что же это такое происходит? Какой чёртов сон тебе привиделся? Не пугай меня. Пойдём вместе.

Ромео: Останься!

Ромео выходит и спускается на первый этаж.

Маргарита (одна в комнате): Что он такое говорит? Он меня убил? Свихнулся. От чего? А может… Какая ерунда! Несусветица! Он убил, а я жива?.. Может, меня спасли в реанимации, а он забыл? Нет. (Подходит к окну и смотрит на солнце) Солнце моё! Всё было так замечательно! (Вдруг её лицо искажает гримаса ужаса, она говорит дрожащим голосом) Неужели это правда? Что же делать? Куда же нам теперь?

Свет на втором этаже гаснет.

Маргарита (произносит в темноте):
Ведь мы – печальные гости
Над плоскостью пестрых клеток.
А мир до того настоящий,
Что трудно в него поверить.
Он – мимо, в цилиндре и с тростью,
В плаще холодного ветра:
Реальность плохой образчик
Для его колыбели.
Поэтому город так тих, и
Так мёрзнут коты в водостоках.
С такими теперь сердцами
Куда нам идти на рассвете?
Судьба, как всегда двулика.
А здесь разыграют джокер,
Сверяя свое дыханье
С молчаньем в проезжей карете.

Зажигается свет на первом этаже.

Ромео (идёт по улице): Но она не помнит! Она Бог? Она воскресла? Почему она со мной? Почему мы ничего не помним? Куда нам теперь, с такими сердцами? Если она, и вправду, не помнит, то, может, жить как жили? Ведь ничего не изменилось… Или рассказать? Нет, не бывать этому. А если она сама вспомнит? Что, что делать?!.

Ромео резко останавливается и идёт в обратном направлении, домой. Свет на первом этаже гаснет.

Занавес.

АКТ 4
Репетиция Апокалипсиса

Среди полной темноты на стене сцены висит жёлтый круг, символизирующий Солнце. Зелёным лучом из темноты выхватывается стол, за которым сидит, подперев голову руками, пожилой самурай, он же Демиург. Он задумчив и печален. На ступеньках, ведущих на сцену, сидят два стража и играют в карты. Входит Чернокожий Советник.

Чернокожий Советник: Я вам не помешал? Вот мой проект по расширению Галактики на Запад…

Вбегает Белокожий Советник.

Белокожий Советник (перебивая Чернокожего Советника): На Восток. На Восток и только на Восток. (Хлопает ладонью по увесистой папке) Я детально изучил все перспективы, и считаю, что…

Чернокожий Советник (Белокожему Советнику): Я попросил бы не перебивать меня. Всё-таки я вошёл первым и…

Белокожий Советник: Но, согласитесь, идея расширения впервые была предложена мной.

Чернокожий Советник: Но не на Запад.

Белокожий Советник: Но ведь всё-таки мной.

Чернокожий Советник: Но не на Запад.

Демиург: Прекратите. Сцепились, как кошка с собакой. Распоясались. Отправлю к палачу вместе с вашими проектами.

Белокожий Советник: Простите…

Чернокожий Советник: Извините.

Одновременно кладут папки перед Демиургом. Он отметает их в сторону. Входит Лекарь.

Лекарь (Советникам): Опять? Я же вам говорил: не кричать, не шуметь, не волновать!

Чернокожий Советник: Но мы же советники.

Белокожий Советник: Мы отвечаем за порядок.

Чернокожий Советник: Мы должны вести дела.

Лекарь (щупая пульс Демиурга): Отложите их в сторону.

Белокожий Советник: Но они неотложные.

Лекарь: Неотложные? Так забудьте о них! Если вы не можете выполнять свои обязанности, так хотя бы не мешайте мне работать.

Демиург: Прогоните их прочь.

Лекарь: Подите вон.

Белокожий Советник (уходя): Вы видели?! Не выполняем обязанности!

Чернокожий Советник (уходя): Ну не дают, не дают работать!

Лекарь: Пульс в норме. Дыхание отличное. Как аппетит?

Демиург: Я прикажу передать тебя в распоряжение палача. Он как раз пишет диссертацию о том, какие казни должны соответствовать представителям различных профессий. Я читал первые две главы. Занимательно.

Лекарь: Палач? Диссертацию? Выпейте лекарство.

Демиург: От твоих микстур у меня одна мигрень, да и только.

Лекарь: Должен же я каким-нибудь способом привести вас в порядок. Мы – ваши создания, и поэтому полностью зависим от вас. И пока вы не избавитесь от своей тоски, ваш мир будет тосковать вместе с вами. А от тоски умирают. Это я говорю вам, как профессионал.

Демиург: Ну так сделай уже что-нибудь, если ты такой умный.

Лекарь (присаживаясь на край стола): Простите, конечно, но… А впрочем, не буду. Вы – Демиург, и насоздаете себе лекарей хоть легион, а мне совсем не хочется быть материалом для опытов в руках Палача.

Демиург: Не ёрничай. Говори.

Лекарь: И не будет дыб, виселиц, реанимационной машины, гильотин, совмещённых с лазерным расчленителем?

Демиург: Говори, а не то будет что-нибудь поизощрённей!

Лекарь: Как я уже говорил, вся ваша беда от тоски.

Демиург: Короче.

Лекарь: Нужно уничтожить её источник, и тогда жизнь вернётся в прежнее русло.

Демиург: А если нет его, источника, то что тогда?

Лекарь: Он есть. Вы тоскуете по ней.

Демиург (кричит, замахиваясь на Лекаря): Не сметь! Я запретил вспоминать о ней. Кому бы то ни было. Даже себе.

Лекарь (шёпотом, закрывая голову руками): Вы держите её призрак в своей спальне в шкафу.

Демиург: Чушь!

Лекарь: Я сам его видел.

Демиург: Когда?

Лекарь: Три дня назад.

Демиург: Где?

Лекарь: В комнатах младенца. И вчера в вашей спальне. Вы разговаривали с ней, а она молчала.

Демиург (сквозь зубы): Она не отвечает мне. Она меня презирает.

Лекарь: Скорее, не слышит.

Демиург: Не важно. О, как же я её ненавижу!..

Лекарь: Вам нужно уничтожить его… её… этот призрак, чтобы всё забыть и успокоиться. Не растравляйте себя пустыми мечтами и ненужными воспоминаниями. Даже если вы её любили когда-то…

Демиург: Я ненавижу её!

Лекарь: …вам нужно уничтожить её сейчас. Окончательно.

Демиург: Я не могу.

Лекарь: Вы сами захотели, чтоб её не стало. Так довершите дело до конца.

Из-за кулис слышится звон разбитой посуды, испуганные возгласы. Вбегают Эоны.

Эон 1: Призраки бродят по древнему залу…

Эон 2: …в белых одеждах танцуют и шепчут…

Эон 1: …шёпоты их невозможно расслышать…

Эон 2: …шёпоты их преисполнены боли…

Демиург: Что вы мелете? Шёпоты, призраки… Вас давно пора реинкарнировать на Юпитере.

Лекарь (Эонам): Уйдите куда-нибудь с глаз Демиурга!

Эоны уходят.

Лекарь: Устаревшая модель. И эта манера разговаривать стихами. Заря веков, честное слово! Модернизация просто необходима.

Демиург: Не могу я с ними ничего поделать!

Лекарь: Разве не вы их создали?

Демиург: Не я!

Лекарь: Но если они хранители галактики, которую создали вы, то как же они появились, если не с вашего почина?

Демиург: Самозародились! Я их не предполагал даже в проекте. Взялись откуда-то, и теперь ничего нельзя с ними поделать, никак от них не избавиться. Даже Палач, и тот не желает иметь с ними дело!

Из-за кулис снова появляются Эоны. У одного в руках – картонные треугольники, у другого – молоток и картонные гвозди. Они подходят к Солнцу и пытаются прибить треугольники к Солнцу. Гвозди ломаются.

Демиург: Бродят, как привидения… (Белокожему Советнику) Смотри-ка!.. (Эонам) А мы причём?.. Сколько раз вам повторять?!. Детский сад! Возьмите свои тучи и постарайтесь прибить их с той стороны Солнца. Нам оно пока что не мешает.

Эон 1 (пожимает плечами): Призраки память терзают всенощно…

Эон 2 (разводит руками): …напоминая о страшных деяньях…

Эон 1: …сны заплетая в суровые петли…

Эон 2: …что наказаньем ложатся на шею…

Демиург: Пошли вон отсюда!

Эоны снова уходят.

Лекарь: Видели? Скоро о призраке будет знать весь замок, от советников до последней прачки. Над вами будут смеяться.

Демиург (стучит кулаком по столу): Никогда!

Лекарь: Пойдут разговоры, её увидят и другие…

Демиург: Проклятье!

Лекарь: Успокойтесь, не кричите. Пойдёмте лучше в вашу спальню и разберёмся на месте, что делать. Если хотите, я помогу вам. Помните, она всего лишь женщина, которая, как это не смешно звучит, пыталась вас убить, и к тому же, она была сумасшедшей, она уничтожила вашу любимую планету Фаэтон и хотела превратить Юпитер в звёздную пыль. Она, даже мёртвая, отнимает у вас силы и хочет запятнать вашу репутацию сентиментальностью, жалостью и прочими глупостями…

Демиург: Молчи! Я сам исправляю свои ошибки!

Демиург и Лекарь уходят. Появляются Белокожий Советник и Чернокожий Советник.

Чернокожий Советник: Поразительно! Он оставил её призрак!

Белокожий Советник: Наш Демиург не может быть таким мягкосердечным…

Чернокожий Советник: А Эоны, Эоны?..

Белокожий Советник: Если не он их создал, то кто же?

Чернокожий Советник: Призраки приходят из первой галактики.

Белокожий Советник: Разве она была из первой галактики?

Чернокожий Советник: Из первой галактики. Он убил её, а она окуклилась и превратилась в призрак…

Белокожий Советник: Первую галактику нужно уничтожить…

Чернокожий Советник: Иначе призраки приберут к рукам наш замок.

Белокожий Советник: Они отомстят за постоянные казни.

Чернокожий Советник: Я вчера подписал указ о продолжении наводнения на третьей планете.

Белокожий Советник: А я – о продолжении метеоритных дождей между первой и пятой…

Чернокожий Советник: Из мертвецов вылупятся призраки…

Белокожий Советник: И станут такими же, как Эоны, раз Эоны – хранители их галактики.

Чернокожий Советник: А Эонов нельзя уничтожить.

Белокожий Советник: Значит, призраков тоже…

Чернокожий Советник: Они пошлют к чёртовой матери Демиурга.

Белокожий Советник: И тогда Эоны его заменят.

Чернокожий Советник: Палач обязательно перейдёт к ним на службу.

Белокожий Советник: Палачу ни секунды нельзя оставаться без дела.

Чернокожий Советник: Иначе он сходит с ума.

Белокожий Советник: А сумасшедшие превращаются в призраков.

Чернокожий Советник: Первую галактику необходимо уничтожить.

Белокожий Советник: И чем раньше, тем лучше…

Входит Демиург. Он тщательно вытирает руки платком.

Демиург: О чём вы шепчетесь?

Чернокожий Советник: Ни о чём. Просто слухи…

Белокожий Советник: Просто слухи, которые распространяют Эоны…

Демиург: Это вы о призраке? (Смеётся) Лекарь дорого за него заплатил. Плодить призраков в моём собственном замке!

Чернокожий Советник (Белокожему Советнику): Ты слышал, он во всём обвинил Лекаря.

Белокожий Советник (Чернокожему Советнику): Мы не должны подавать вида, что что-то знаем.

Чернокожий Советник (Белокожему Советнику): Но галактику нужно уничтожить как можно скорее.

Демиург: И какого чёрта вы слушаете этих Эонов? Они давно выжили из ума. Им уже столько тысяч лет, что вам и не снилось.

Белокожий Советник: Но их будут слушать другие.

Чернокожий Советник: И это подорвёт ваш авторитет.

Демиург: Почему?

Белокожий Советник: Они говорят, что это её призрак.

Чернокожий Советник: Что вы его оставили из-за сантиментов.

Белокожий Советник: Что призраки сильнее живых.

Чернокожий Советник: Что они могут свергнуть вас с трона.

Демиург: Меня? С трона? Никогда! Стража, Эонов ко мне!

Стража бросает карты, бежит за кулисы, выводит оттуда Эонов. Эон 1 держит в руках макет галактики, сильно напоминающий глобус.

Стражник 1: Хотели бежать.

Стражник 2: Прятали это. (Отбирает у Эона 1 глобус и передаёт его Демиургу)

Демиург: Зачем вы притащили мне эту дрянь?

Белокожий Советник: Это уменьшенная модель их галактики.

Чёрнокожий Советник: Я бы на Вашем месте сочинил для неё какой-нибудь сценарий Апокалипсиса.

Демиург: Но на это требуется время… И потом, ты не на моём месте!

Белокожий Советник: Но её необходимо уничтожить как можно скорее.

Чернокожий Советник: Чтобы ни призраков, ни Эонов…

Белокожий Советник: Только вы…

Демиург задумчиво придвигает к себе глобус.

Демиург: Изощряться или не изощряться?.. Невемо мне.

Эон 1: Вечность нельзя уничтожить. Бессмысленно…

Эон 2: …мучить Вселенную глупой попыткой…

Эон 1: …переиначить, что не было создано

Эон 2: …волей твоею и словом твоим…

Демиург: Стража! Заточите их в башне. И принесите мне иголок!

Стража уводит Эонов на второй, в это мгновение озаряющийся бордовым этаж, задекорированный под тюремную башню, возвращается и продолжает играть в карты. Белокожий Советник протягивает Демиургу коробочку с иголками. Демиург достаёт из коробки несколько иголок и начинает втыкать иголки в глобус.

Чернокожий Советник: Обряды Вуду?.. Неплохо.

Белокожий Советник: Советую ещё одну иголку вот сюда… Здесь главный город галактики Нью-Йорк.

Демиург послушно втыкает иголку в указанную точку.

Белокожий Советник (тихо): Благодарствую.

Чёрнокожий Советник: И сюда… Здесь у них… (бросает взгляд на Белокожего Советника) …главный город галактики. Москва, что ли?..

Демиург смотрит на него вопросительно.

Демиург: Вы предлагаете мне разрушить города. Но от этого призраков меньше не станет, а с помощью Эонов их отстроят заново. Лучше займитесь сценарием Апокалипсиса. Я хочу, чтобы все прошло быстро, но грандиозно.

Чёрнокожий Советник: В таком случае мне понадобится консультация Палача.

Демиург: Ступайте.

Чёрнокожий Советник и Палач уходят за кулисы. Демиург машинально втыкает иголку в точку, под которой написано «Москва».

Эон 1 (злорадно в сторону зрителей):
Демиург дебоширит.
Мироздание бесится.
Все, кто есть в этом мире,
Вероятно, повесятся.

Эон 2: Нет уж! Пусть дождутся казни!

Белокожий Советник (Демиургу): Я считаю, что всё на свете уже давно придумано. Может быть, не будем морочить себе голову и используем испробованный метод?..

Демиург: Всемирный потоп? А куда же мы денем Ноев? Их найдётся слишком много…

Белокожий Советник: Сорок, пятьдесят, сто дней. Вряд ли что-нибудь уцелеет. А потом ударим морозом. Даже призраки боятся льда.

Демиург: Кто отвечает за водные ресурсы?

Белокожий Советник: Чернокожий советник.

Входит Чернокожий Советник.

Демиург: Хватит ли нам воды на стодневный потоп?

Чернокожий Советник: Я сейчас посчитаю. (Считает на калькуляторе) Только на тридцать.

Демиург: Куда же делась вся вода?!

Белокожий Советник: В последнее время её потребление пришлось расширить. Садовник орошает две планеты, чтобы выращивать орхидеи.

Демиург: Садовника в башню. Орхидеи вытоптать и сжечь.

Чернокожий Советник: В таком случае на пополнение запасов воды уйдёт две недели.

Демиург: Это долго.

Белокожий Советник: Может быть, мы подождём две недели…

В этот момент на сцену выходит Палач. В руках его дипломат и свиток.

Палач: Предварительный сценарий готов. Нужно будет проверить его осуществимость с помощью репетиции…

Чёрнокожий Советник (протягивает Демиургу свиток): Я предлагаю сжечь Землю.

Белокожий Советник (мечтательно): Самовозгорание тверди… вполне уместно…

Демиург: Несите зажигалку!

Палач уходит за кулисы и возвращается с зажигалкой. Демиург берёт зажигалку и пытается поджечь глобус. Глобус не горит.

Демиург (Чернокожему Советнику): Таков твой сценарий?

Чёрнокожий Советник: Простите, это Ваш глобус. И Ваша зажигалка.

Эоны (поют, перепиливая кандалы друг другу): Всё течёт, все изменяется и возвращается на круги свои…

Белокожий Советник: Может, необходимо спалить его Солнцем?

Демиург: Попробуйте.

Палач берёт глобус, подносит его к Солнцу и держит в вытянутой руке.

Белокожий Советник: Наконец хоть Солнце нам понадобилось!

Всё долго и внимательно смотрят на глобус. Ничего не происходит.

Демиург: Это будет слишком долго! (Белокожему Советнику) Нужно придумать что-то другое.

Палач возвращает глобус на стол.

Чёрнокожий Советник (внезапно восторженно, как будто его осенила гениальная мысль): А ещё можно превратить Землю в чёрную дыру!!!

Белокожий Советник (подсчитывая на калькуляторе): Увеличение гравитации…. Скорость света умножить на аш плюс бэ плюс це… Критическая масса… А почему не в белую?

Чернокожий Советник: Где ты видел белые дыры?

Демиург: Раскручивайте глобус!

Палач уходит за кулисы и возвращается с верёвкой. Демиург берёт веревку, обвязывает ею глобус и пытается его раскрутить. Глобус не крутится.

Палач: Чёрт-те что!

Белокожий Советник: Можно сбросить на глобус атомную бомбу…

Демиург: А где её взять?

Белокожий Советник (сладкоголосо): Но Вы же – Демиург! (Видит, что Демиург молчит) Мы возьмём её у людей…

Демиург: Сколько суеты! Может, отложим?

Палач: А пока пошлите этих тунеядцев (указывает на Советников) к людям.

Демиург: По рукам! Пионеры! Айда к людям! Принесёте мне атомную бомбу.

Советники  уходят.

Палач: А по-моему, вы слишком паритесь. Возьмите нож разрежьте эту чёртову Землю пополам! Или, давайте, я разрежу!

Демиург (вздыхая и подвигая глобус к Палачу): Валяйте!

Палач со всех сил пытается воткнуть нож в глобус. Ничего не получается.

Палач (отчаянно): У Вас тупой нож! Можно, я попробую своим?

Демиург кивает. Палач достаёт из ножен кинжал и снова пытается воткнуть.

Палач (недоумевая): Опять ничего! Может, Вы сами должны это сделать? (Подвигает глобус к Демиургу)

Демиург (берёт нож и тщетно пытается воткнуть кинжал в глобус): Нет слов! Придётся дождаться Советников.

Палач (Демиургу): А пока советую Вам поспать. Когда они вернутся, я разбужу вас.

Демиург устало кивает головой и медленно уходит за кулисы. Палач сидится за стол и мается от скуки. Чернокожий Советник и Белокожий Советник возвращаются. Они несут атомную бомбу в авоське.

Чёрнокожий Советник: Крепкий глобус попался! Я даже начал бояться за свою репутацию.

Белокожий Советник: Советую довериться мне.

Чёрнокожий Советник: А если с атомной бомбой не получится?

Палач (оживившись): Тогда нам придётся уничтожить не только галактику, но и всю Вселенную.

Чёрнокожий Советник: Это проще?

Палач: И проще, и достовернее. Стопроцентный успех.

Чёрнокожий Советник: И как же это сделать?

Палач (самодовольно ухмыляясь): В той комнате (кивает на закулисье), в колыбели, лежит Вселенная. Дитя нашего Босса… Младенец…

Белокожий Советник: Ну и?..

Палач: Боссу придётся прикончить своего ребёнка… Мне иногда кажется, что (тихо) когда-то у Него был выкидыш… Может, ему и не жалко будет вовсе…

Чёрнокожий Советник (испуганно): А если Он больше не может иметь детей?

Палач: Ты же видишь, Он – устал. Он – разочарован. И больше даже не в Мироздании, а в себе.

Белокожий Советник: Ради чего тогда это всё?

Палач: Исключительно ради опыта… Ты никогда не задумывался, почему я, Палач, был создан, и не просто создан и брошен? Я – здесь, около Него.

Белокожий Советник: Но если уничтожить Вселенную, то куда же мы денемся? Мы тоже погибнем?

Чёрнокожий Советник: Может, мы можем что-нибудь сделать? Спрятать младенца?..

Палач: Сейчас по мозгам получишь! Отдай мне бомбу! (В сторону кулис) Просыпайтесь, Босс!

Из-за кулис выходит Демиург. Белокожий Советник кладёт авоську с бомбой около стола. Демиург сонно идёт к столу.

Палач (Демиургу): К выполнению Ваших приказов готовы!

Демиург (Советникам): Доставайте. Только аккуратно. Не трясите пылью над столом.

Советники достают бомбу и показывают Демиургу.

Демиург: Хорошо. Теперь, Палач, твоя очередь.

Палач (берёт глобус, кладёт его на пол рядом с бомбой): Отойдите чуть-чуть. На метра полтора.

Демиург, Чёрнокожий Советник, Белокожий Советник отходят. Выглядывая со второго этажа, Эоны смотрят на Палача с интересом.

Чёрнокожий Советник: Советовал бы тебе тоже отойти подальше. Во избежание…

Палач (Чернокожему Советнику): Да мне-то что! Меня бомбы-то не берут!

Демиург (Стражникам): Принесите нам солнцезащитные очки!

Стража уходит за кулисы, возвращается с солнцезащитными очками и раздаёт их всем кроме Палача.

Демиург (Палачу): Ты, главное, попади!

Палач (самодовольно улыбаясь, поднимает бомбу и держит над глобусом): Готовьте Шампанское!

Никто не двигается с места. Все смотрят. Палач бросает атомную бомбу на глобус. Бомба, естественно, не взрывается, отскакивает и катится в сторону зрительного зала. Бомба падает со сцены. Слышится звук взрыва. Демиург, Чернокожий Советник, Белокожий Советник и оба Эона снимают солнцезащитные очки и пристально смотрят на Палача.

Демиург (Палачу): Ты уволен.

Палач: Но…

Демиург: Я всё сказал. Ариведерчи.

Палач: А может, нам забыть всё? Об этой Вселенной. Нам какое до неё дело?!.

Чёрнокожий Советник (якобы вступаясь): Правильно! Ей будет нужно, сама себя уничтожит!

Белокожий Советник: Мы сколько о ней не помнили, и всё у нас было замечательно! Зачем же сейчас нам вспоминать о ней?

Демиург (смягчившись): Ну, если уж у нас репетиция Апокалипсиса проваливается… (замолкает на мгновение)

Эон 1 (возмущённо, со второго этажа): Генеральная!

Демиург (продолжает): …то что говорить о самом Апокалипсисе!

Чёрнокожий Советник: Нет. Вы ошибаетесь. Если репетиция будет удачной, то самого Апокалипсиса уже точно не будет.

Демиург: Будете претендовать на мудрость, когда сумеете хоть что-нибудь уничтожить.

Белокожий Советник: Ну что ж! У нас осталась последняя возможность устроить это долгожданное мероприятие. (Демиургу) Вы должны сами, своим кинжалом, убить своего ребёнка.

Демиург: Это ещё почему? Ведь Палач – Вы.

Белокожий Советник: Но ведь Вселенная – Ваш ребёнок! Только Вы имеете право наказывать его!

Демиург: И то верно! (Советникам): Принесите колыбель!

Палач (Советникам, радостно): Несите Вселенную, да поскорее!

Советники уходят за кулисы и тут же возвращаются с колыбелью в руках. В колыбели спит Младенец. Демиург берёт со стола нож. Со второго этажа спускаются Эоны, и выхватывают Младенца из колыбели. Демиург хватает Младенца за ноги, Эоны – за руки.

Палач: Если вы его разорвёте, то потеряете последний шанс.

Демиург: Но если я его отпущу, его похитят Эоны…

Белокожий Советник: Рано или поздно кто-то устанет и отпустит.

Чернокожий Советник: Подождём.

Занавес.

МИЗАНСЦЕНА 4

На первом этаже за столом сидят Поэт 1, Поэт 2, Поэт 3 и Пианист. Улыбка Джоконды стоит к зрителям спиной и расстреливает из арбалета табун мягких игрушек, расставленных по углам сцены. Последний Мессия выглядывает из сугроба мягких игрушек. На втором этаже Ангелы читают книгу.

Ангелы:
Мелиорация Стикса курьёзна.
Тонет в себе половодье на Стиксе.
Воды становятся кровью венозной.
С приторным запахом лодочник свыкся.
Змей был скелетом для яблони. Зрея,
Змей стал весами полярностей рая.
Драматизируя Счастье, стареем,
Но, аннулируя Боль, умираем.

Поэт 1 (задирая голову):
Так интересно, ну прямо не знаю!

Поэт 3 (Поэту 1):
Больше бы громкости гласу Синая!

Ангелы:
Время – наркотик, к которому сразу
И навсегда привыкаешь. Посмертно.
Змеева разума два водолаза,
Мы принимаем наркотик – усердно.

Поэт 2 (задирая голову):
Прямо заслушался, так интересно!

Поэт 3 (Поэту 2):
Слушать и слушать бы шёпот небесный!

Ангелы:
Временем травят, но лечат ли пьянство?
Время двоится в глазах провиденья,
Делится надвое наше пространство
И размножаются яви деленьем.
Перемещаемся в плоскость иную
И осязаем пространство иное,
Слышим вглухую и видим вслепую
То, что мы создали – за тишиною.

Свет на втором этаже гаснет.

Поэт 1: Лучше я прочитаю вам сонет под названием: «Транскрипция Тишины» (становится в позу чтеца и, нагло глядя на Пианиста, многозначительно молчит):
………
………
………
………
………
………
………
………
………
………
………
………
………
………

Занавес.

АКТ 5
Апокалипсис

Электронные часы над сценой показывают 00:00.
Первый этаж освещается красными лучами. Стоящие в круге открывают глаза и с недоумением оглядываются вокруг.

Официант: Это тот новый мир, о котором мы мечтали?

Улыбка Джоконды: Не знаю. (Последнему Мессии) Мы переместились?

Поэт 1: Честно говоря, я представлял себе это несколько иначе.

Поэт 2: Я тоже.

Пианист: Да раскройте же глаза! Мы остались там же, где и были! Тот же пол, тот же стол, и Ева, и мёртвый её сыночек! Ева не стояла с нами в круге, значит, не должна была перенестись с нами в новую реальность! А она здесь!

Поэт 3: На часах 25:18.

Пианист (Последнему Мессии): Проклятый обманщик! (Бросается на него с кулаками)

Улыбка Джоконды (Последнему Мессии): Должен был быть взрыв… Он разнёс бы всю планету в щепки. И нас вместе с ней. А мы до сих пор живы. Значит, мы уже где-то в другом месте.

Пианист: Я бы вам сказал, в каком…

Последний Мессия: Замолчите! Вас никто не заставлял отправляться с нами.

Пианист подходит к кресту.

Голос Безумного Старика (отовсюду): Истинно говорю Вам, что вина Каина только в том, что Авель не успел убить его первым.

Пианист: И деревяшка та же… Радуйтесь, теперь мы все умрём от лучевой болезни. Или мутируем. Необратимо. По шесть рук, по шесть ног, по две головы….

Официант: Вам бы вторая точно не помешала. Может, поумнели бы немного.

Улыбка Джоконды: Вряд ли… Вы так ничего и не поняли! Вы же всё испортили! Своим неверием, глупостью, отсутствием силы…

Поэт 2: А по-моему мы хоть что-то исправили! Хотя бы для нас апокалипсис не состоялся.

Улыбка Джоконды: Самое обидное, что вы никогда не увидите последствий своей ошибки. А знаете, что –
Яблоко Боль никогда не дозреет.
Сорвано было детьми Вавилона
(В Бездну всмотреться бы им поскорее!).
Съедено было неспелым, зелёным
И потому, соответственно, кислым.
Съедено. Напрочь. Не – вовремя. Рано.
Яблоня стала земным атавизмом.
Райскую глушь иллюстрируют раны.
Трагикомедия зимних процессий
Нейтрализует небесные клятвы.
Лей через линзы огонь всех созвездий
На преждевременность яблочной жатвы.
К Солнцу подбрасывай яблоки – тщетно!
Тщетно привязывай к ветке – огрызок!
Вам не помогут: ни дым сигаретный,
Ни челноки, ни межзвёздные визы.
Соль иногда превращается в сахар.
Но иллюзорна инверсия боли.
Свадебным ложем становится плаха.
Сейфы миров забывают пароли.
(Последний Мессия угнетённо подходит к кресту, садится у подножья его и обхватывает голову руками)
Если сорвали бы яблоко это
Несколько позже, значительно позже,
Спелое Яблоко Боли, быть может,
Стало бы Яблоком Счастья…

Поэт 2: Ну нет уж! Это слишком!

Поэт 1: Генеральная репетиция кончилась генеральным провалом! У этого «Бога» даже апокалипсис нормально не получается!

Пианист: Эврика! Я, кажется, начинаю догадываться! Этот «Вседержитель», очевидно, умеет только создавать, а разрушать – нет! Вот в чём Его слабое место!

Поэт 2: Да ни черта Он не умеет создавать! Вот если допустить, что люди – это материализованные мысли Бога, то кто же тогда ангелы?

Пианист, Поэт 1 и Поэт 3 задумчиво молчат.

Поэт 3 (садится на свой стул): Тоже! Тоже материализованные мысли Бога! Только раньше эти мысли были совершеннее, а потом, видать, разучился, и стали получаться не ангелы, а люди…

Поэт 1: А теперь Он пытается слепить новых ангелов, и даже люди у Него не получаются…

Голос Безумного Старика (отовсюду): Истинно говорю Вам, что Богу созидать в облом и людей он создал только для того, чтобы передать эстафету созидания людям…

Поэт 2 (Последнему Мессии): Может, вы хоть что-нибудь нам объясните?! Затащил чёрт-те знает куда и молчит.

Пианист: Признавайте свою ошибку!

Ученый (шёпотом): Учитель, великий учитель, позвольте сказать…

Последний Мессия: Да.

Ученый: Абсолютно случайно в моём кармане остались компас и бинокль. Раньше я с ними никогда не расставался, и вот…

Учёный показывает всем компас и бинокль.

Официант: И как вы объясните то, что стрелка так бешено вращается. Смещаются магнитные полюса?

Пианист: Да что вы бредите! Какие полюса? Может быть, уже вообще не осталось никаких полюсов!

Официант берёт бинокль и выходит.

Голос Безумного Старика (отовсюду): Истинно говорю, что истина – всего лишь точка зрения бога…

Поэты: Ваше слово, учёный.

Учёный: Нет, не требуйте, не просите! Я всё забыл. Я уверовал. Забыл.

Пианист (стонет, схватившись за голову): Идиоты!..

Улыбка Джоконды: Вы бы хоть спасибо сказали, что до сих пор живы.

Официант возвращается. Он очень бледен.

Официант: Я выглядывал в окно… Там тьма кромешная. Только в бинокль видно где-то внизу, словно в пропасти, багровое зарево… Я пробовал выйти на улицу, но там, под ногами, пустота… Ступить не на что…

Пианист кричит, бегая по сцене, спотыкается об окаменевшую Еву, падает.

Пианист: Будь проклят этот мир! Будь проклят тот, кто создал это Мироздание таким! Ненавижу! Будь проклят. Что же нам теперь делать? Что делать?

В ответ на проклятия Пианиста раздаётся многоголосый детский смех. На сцену со второго этажа, с занавесей, из зрительного зала бегут дети-ангелы. Они танцуют, превращаясь постепенно в Недотыкомок.

Недотыкомки:
т
пу
та
Н
дв
фь
чю
пе
п
ну
иу
аа
мь
т
пу
та
Н
д
фк…

Голос За Кадром:
Экстремальную проповедь Хаоса слушают дети.
Экстремальную проповедь Хаос читает землянам.
И за ним устремляется пёстрый пронырливый ветер.
И ласкаются к Хаосу сгустки кудрявых туманов…

Недотыкомки:
пь
ч
пе
пи
ижгай роизн жиновье…

Голос За Кадром:
Он пока что невнятно и сбивчиво речь произносит.
Он глотает слова и клеймит их заморским акцентом.
Но всегда за собой вереницы закатов уносит.
И влечёт за собой караваны безумных клиентов.

Недотыкомки:
ну
иу
аа
мь
жанси жодиум сийамн жэми…

Голос За Кадром:
Этот Хаос ещё не совсем вездесущ, совершенен.
В нём встречаются целые материки Мирозданья.
Но Он учится – быстро и сам у себя лишь. Он – гений.
И вам нужно признать этот гений. Он жаждет признанья.

Недотыкомки:
т
пу
та
Н,
дв
фь
чю
пе
п
ну
иу
аа
мь
т
пу
жовд ро монво луойвье йордум
та
Н
д,
фк … … …

По сцене, обходя танцующих, проходит Цыганка.

Цыганка: Тут люди все бегут куда-то… Идёмте, идёмте, видать, бунт начался…

Танец заканчивается окончательным превращением детей-ангелов в Недотыкомок. С последней их репликой на сцене появляется Хаос. Он взмахивает краем плаща и Недотыкомки замирают. Хаос стоит молча и внимательно смотрит на обитателей оставшегося в живых острова Мирозданья.

Последний Мессия: Браво! Сцена, достойная громких аплодисментов! Что это? Репетиция Апокалипсиса?

Учёный (шёпотом): Нет, это – Апокалипсис.

Поэт 1 (недоверчиво): Да ну!

Поэт 2: Спорим!

Поэт 3: На свет в конце туннеля.

Учёный: Но нет света в конце туннеля! Есть только – конец света в конце туннеля!

Официант: Они безумны!

Улыбка Джоконды (саркастично): Ничего не поделаешь! Профессиональная болезнь мудрецов…

Хаос: Поистине, я здесь не появлялся так давно, что все успели от меня отвыкнуть.

Пианист: Вы откуда? Через дверь? Умоляю, спустите меня на землю!

Хаос: Вы уверены, что хотите туда попасть? Там все переживают сейчас невесёлые времена.

Официант: Там апокалипсис….

Хаос: Отчего вы все бредите здесь концом света? Я его не планировал ближайшие тысячи две лет. Земля – довольно милая игрушка. И непредсказуемая, если не следить за ней пристально. Очень захотелось поглядеть на тех, кто почти сумел выбраться из моей ловушки. Пришлось поспешить и изолировать вас от общества. Да и человечеству немного досталось. Больно бойкое у него воображение. Подумать только! За мгновение по вселенским масштабам наделить две бездарных моих задумки силой, способной творить новые миры! Но ничего, за это им тоже порядком досталось.

Официант: Так вот откуда это зарево…

Хаос: Да-да, немного погорячился. Но зато теперь им некогда будет фантазировать. А теперь переходим к главному. Кто из вас решил, что может нарушать мои правила, перемещаться, куда ему вздумается, поворачивать вспять время и прокручивать его вперед? Погодите, я сам догадаюсь… (подходит к Последнему Мессии. Произносит иронично)
Бог заплакал, и некому Бога утешить.
Он взял глину, и заново лепит Адама…
Вдруг получится лучше, чем тот был! Всё те же
Скальпель, ножницы… Всё так же само.
Но – рождаются лишь мертвецы да химеры,
Рассыпается глина и гаснет звезда…
Бог в слезах захлебнулся. В нём нет больше  веры.
То ли руки не те, то ли глина не та…
Смело, но глупо. Не люблю, когда превышают свои полномочия и замахиваются на мои. За это тебя нужно уничтожить.

Улыбка Джоконды: Как же вы его уничтожите? Он – Последний Мессия!

Последний Мессия встаёт. На губах его презрительная улыбка.

Последний Мессия: Я не знаю, кто ты, но никому ещё не удавалось уничтожить богов. Их могут забыть, им могут не молиться, не верить в них, но, несмотря на это, они всё равно существуют и спускаются из своих миров к людям, когда те вспоминают о них.

Хаос: Лихо рассуждаешь!

Официант и Учёный (гордо): Вам же сказали, он – Последний Мессия.

Хаос (Улыбке Джоконды): Как я устал от этих мифов!.. Хоть пророк Иезекииль. Кстати, если хотите, могу вам его предъявить.

Поэты: Кого?

Хаос: Иезекииля. Могу Моисея или Экклезиаста.

Пианист: А пусть предъявит!

Поэт 1: Ты что! Молчи лучше…

Поэт 2: Это же Бог!

Поэт 3: Не приставайте, всё же, к богу!

Хаос: Люблю мирян за то, что никому не доверяют.

Хаос взмахивает рукой. На сцене появляются призраки. Они тщедушны и очень боятся всего, закрываются руками от света.

Улыбка Джоконды: Что-то выглядят ваши пророки неубедительно.

Хаос: Чего же вы хотите? Посчитайте лучше, сколько времени прошло со дня их смерти. Обветшали немного, но суть их от этого не изменилась. (Обращаясь к призраку Экклезиаста) Изобрази.

Призрак Экклезиаста: Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своём, и возвращается ветер на круги своя…

Хаос: Ну как?

Поэт 1 (Поэтам 2 и 3): Это дьявол. (Хаосу) Вы – дьявол?

Хаос (смеётся): Кому как.

Пианист: А рога, а копыта, а разного цвета зрачки? Какой же это дьявол? Шарлатаны одни вокруг!

Хаос: Вы мне уже изрядно надоели, молодой человек. Что вам доказать? Что я Бог? Что я Дьявол? Могу доказать и то, и другое. Вам одновременно или по очереди?

Пианист: Вначале по очереди…

Поэт 1 (отводя Пианиста в сторону): Не слушайте его. Он не в себе немного.

Поэт 2: Устал, переволновался.

Поэт 3: Такие вещи вокруг творятся, что немудрено впасть в расстройство.

Пианист: А вы мне рот не затыкайте! Пусть скажет, кто он такой на самом деле!

Поэты (в унисон): Да оно тебе надо?!.

Хаос: Представьте себе, что я не Бог и не Дьявол. Я – выше их, больше их, содержательней и сильнее…

Учёный: Нет никого сильнее и выше Бога!

Хаос: Вы уверены?

Учёный: Да, я это твёрдо знаю.

Хаос: Вы видели его?

Учёный (указывая на Последнего Мессию): Вот он. Рядом со мной. Я обрёл Бога в своём сердце, и теперь я – овца его, а он – мой поводырь. Служение ему превратилось в смысл моей жизни, и я знаю, что он не оставит меня. Никогда.

Хаос: И в этом заключается его всемогущество?

Учёный: Все, кто пошёл за ним, ограждены от ужасов падения в бездонную пропасть Небытия, они обрели спокойствие при жизни, и после смерти перенесутся в рай.

Хаос: А вы не хотите проверить это, а то голословно как-то получается.

Учёный (Последнему Мессии): Учитель, как мне поступить?

Последний Мессия: Если вера твоя истинна, то я смогу защитить тебя от всего….

Хаос (перебивая Последнего Мессию): Разве?

Хаос взмахивает краем плаща, и Недотыкомки оживают. Они хватают Учёного и подводят его к Хаосу. Последний Мессия пытается отбить Учёного. Хаос одной рукой сжимает горло Учёного, другой указывает на Последнего Мессию, и тот замирает. Недотыкомки танцуют вокруг Хаоса. Через несколько мгновений Учёный падает на пол. Он мёртв. Недотыкомки уносят тело Учёного за кулисы. Всё это происходит под шаманский вой.

Хаос (Последнему Мессии, приводя его в движение): От смерти ты его не спас. Теперь проверим допущение насчёт рая.

Недотыкомки возвращаются. Они держат в руках маленькие экраны и раздают их всем присутствующим на сцене. Из-за кулис раздаются душераздирающие вопли Учёного.

Пианист: Да это же чёртов ад!

Хаос: Совершенно верно.

Улыбка Джоконды: Но зачем вы это сделали? Ведь учёный не совершил ничего ужасного.

Хаос: Чтобы показать, где заканчивается власть Бога.

Поэт 1: Это Дьявол. Говорю вам, Дьявол.

Последний Мессия: Кто ты? Ответь, кто ты?

Хаос: Отгадайте загадку: могущественней богов, бесконечней Вселенной, древней времени… Кстати, о времени. Совсем забыл. Эй, старичок! Покажись-ка пред ясны очи.

Появляется Безумный Старик.

Хаос (Безумному Старику): Э, дружище… Выглядишь неважно. Пожаловать тебе отпуск, что ли? Долгосрочный?

Безумный Старик: Помилуйте хозяин, отпустите.

Хаос: Договорились.

Безумный Старик: Нет, хозяин, навсегда отпустите. Распылите, разбейте на античастицы. Я не могу больше. Не хочу. У меня психика не выдерживает.

Хаос: Почему бы и нет. Распылить тебя легко, создать заново ещё легче. Но за тысячи лет ты так прилип к этой планете, что вместе с тобой придётся уничтожить и её. Вообще-то, я надеялся на то, что ты послужишь мне ещё тысчонку-другую лет. Я задумал одну штуку… Но ничего, создам ещё одну планетку, или галактику, или Вселенную.

Пианист: Погодите! Как так уничтожить? Какую новую галактику?

Хаос: Что-то не устраивает?

Пианист: А как же я? Как же мы? Это несчастье, гвоздями утыканное, обещало нас в другой мир перенести, а придурочный один, Иуда, фокусник, вообще отменил конец света!

Хаос: Да что вы говорите? Иуда? Отменил? (Cмеётся) Каким это, интересно, образом?

Поэт 3: Я ему за это свою душу продал.

Пианист: Позвольте-ка. Все желания он исполнил, а с апокалипсисом надул? Где этот проходимец?

Хаос: Он повесился. От тоски.

Поэт 2: А по-моему, самоубийство Иуды – это всего лишь символ того, что каждый убивший Бога, самоуничтожается. Сам. Капитулирует перед пустотой…

Поэт 1 (глотает содержимое рюмки и декларативно читает):
Поляна глуха небрежно
В капканах сухой травы.
Денницу не смог утешить
Иуда без головы,
Связавший петлю неловко
И мнущий её в руках,
Солгавший самой верёвке,
Что лучше висеть впотьмах.
И город, как древний пламень,
Касался больных ступней,
И соль превратилась в камень,
И дети играли с ней.
(Несколько секунд молчит, потом объясняет собутыльникам) Это из Новейшего Завета.

Улыбка Джоконды: Разве? Собрался стать властелином мира, и через пять минут в петлю полез?

Хаос: Властелином? Иуда?!.

Недотыкомки волокут из-за кулис Иуду.

Хаос: Ты на что, пострел, замахнулся?

Иуда: Я – всесилен!

Хаос: Я же приказал тебе повеситься!

Иуда: Не обязан я теперь ваши приказы исполнять!

Хаос: Интересно, откуда такая самоуверенность.

Пианист подбегает к Хаосу, что-то шепчет ему. Хаос смеётся.

Хаос: Иуда, знаешь ли ты, что, яблоко, которое ты съел, ровно через 12 часов превратит тебя в кучку пепла?

Иуда: Почему это?

Хаос: Потому что задумано оно так, что только достойный может иметь его силу. Но мне нравится твоя смелость. Чтобы подкрепить действие первого яблока, необходимо съесть второе. Оно сорвано с дерева Добродетели, растущего в Долине Милосердия. Съешь его, и ты воистину станешь Богом.

Последний Мессия: Не было и нет никакого дерева Добродетели! Не верьте ему!

Иуда сомневается.

Улыбка Джоконды: …И где вы видели, чтобы бог был милосерден?

Хаос: Кого вы слушаете, милейший? Этого неудачника, который обещал всех спасти, а завёл в ещё большую пропасть. Помилуйте, он смешон, и смешны те, кто безответно ему верит.

Иуда: Давайте яблоко.

Иуда откусывает кусочек от яблока, тут же хватается за горло, падает, бьётся в конвульсиях и умирает.

Улыбка Джоконды: Что же вы наделали? Вы же его убили!

Пианист: И правильно. Не будет людей обманывать. Раз недостоин, значит недостоин. Мог бы отказаться.

Поэт 2: Яблочный сок – индикатор для Бога. Интересная мысль!

Хаос: Вы серьёзно думаете, что это яблоко с дерева Добродетели? Не смешите меня. Ведь ваш мессия сказал вам, что такого дерева не существует в помине. Негоже не верить тому, кому вы доверили свои жизни и судьбы.

Улыбка Джоконды: Так почему же он умер?

Хаос: Яд. Для него я приготовил особую смесь всех существующих на этой планете ядов.

Улыбка Джоконды: Но зачем? Хватило бы обычного мышьяка.

Хаос: Девочка, вы так просто рассуждаете об этом, словно в прошлой жизни вы были Марией Медичи.

Улыбка Джоконды: Вы – убийца! Отравитель несчастный!

Хаос (смеясь): Мыслите шире! Всё намного сложней, чем вы думаете!

Поэты (в унисон): Так кто же вы?

Хаос (удивлённо): Я? (читает, прохаживаясь по сцене)
Я видел, как тщились – любить, ненавидеть,
Остаться: в забвеньи ли, в списках нетленных,
И как на погосты в запряжку тащились
Миры и галактики этой Вселенной…
Я тексты писал для премудрой Сивиллы,
Я древних индусов разметил по кастам,
По правую руку шагал от Аттилы
И был исповедником Экклезиаста.
Я выдумал самый коварный наркотик,
Я Богу отдал во всевластие небо,
Я лучшая из всех известных экзотик,
И нет ни молекулы, где бы я не был.
Я целился в сердце, залечивал раны.
Вы жили? Вы умерли? Вам показалось!..
Лишь я существую. Я – кубик для странной
Великой игры под названием Хаос.
Унесите тело!

Пианист: И правда, унесите его! Пудинг!

Хаос натыкается на окаменевшую Еву. Ева оживает.

Ева (указывая на Авеля): Он не просыпается… Я не знаю, что делать. Может быть, подождать немного, и он откроет глаза?

Хаос: Что вы сделали с ней?

Поэт 1: Она сошла с ума…

Поэт 2: От горя.

Поэт 3: Она не знала до сих пор, что Авель мёртвый.

Хаос: Ева, ты меня помнишь?

Ева: Помню…

Хаос: Как жилось тебе всё это время? Хорошо?

Ева: Хорошо…

Хаос: Почему ты отдала Иуде яблоко? Или он его украл?

Ева: Украл…

Хаос: Он завидовал тебе?

Ева: Завидовал…

Хаос: Ева… Я ждал последнего твоего превращения, чтобы ты полностью могла соответствовать моей мечте. Я беру тебя в жёны, Ева. Не бойся. Обними меня… (кладёт руки Евы себе на плечи)
И ради твоего объятья –
уже шесть тысяч лет, уста
сомкнув, провёл я на распятьи,
и был примером для Христа.
Я слышал голоса и топот…
И чтобы я не так скучал –
по каменным звериным тропам
ходили грозы по ночам…
Все эти годы – сарафаны
сменяла сотни раз Луна
и серебристую саванну
читала, словно письмена…
Луна ложилась мне на пряди,
потом со мной была заря…
А я всё ждал твоих объятий –
шесть тысяч лет! – и ждал не зря.

Хаос целует Еву. Она безжизненно обмякает в его руках.

Хаос (трясет Еву за плечи): Ева, да очнись же, Ева! Она мертва… Вы превратили её в обычную женщину! Великолепнейшую из всех моих эволюций! (Опускает Еву на пол) Кто?!

Пианист: Это Иуда, это всё Иуда…

Хаос (Пианисту): Подойди!

Пианист прячется за Поэтов, но Поэты выталкивают его на середину сцены.

Поэт 1: Лучше он, чем мы.

Поэт 2: Ведь это он придумал.

Поэт 3: Мы здесь не при чём.

Хаос подходит к Пианисту, берёт его за подбородок и всматривается в его глаза.

Пианист (кричит): Помогите! Он читает мои мысли! Помогите! Он роется в моих воспоминаниях! А-ааааа!

Последний Мессия: Оставь его.

Хаос: Последний Мессия… Ты больше не последний. (В сторону кулис) Младенца!

Толпа Лжеспасителей прибивает Младенца к кресту и уходит.

Хаос (Пианисту): Есть люди, которые просто умирают. Есть люди, которые погибают. Есть такие, которые возносятся, есть такие, которые сдыхают, как бродячие собаки, под забором. Ты не относишься ни к одному из этих типов…

Пианист (тихо): Слава Богу.

Хаос: Ты относишься к тем, которых казнят.

Пианист: Нет, не надо, не надо…

Хаос: Приговариваю тебя к сожжению в рояле. Эй, Бетховен, Бруно, уведите его! Вас он тоже сегодня обидел.

Поэт 1: Зачем в рояле?

Поэт 2: Ведь у нас есть фортепиано.

Поэт 3: Вам так удобней будет и быстрее…

Хаос: Сказано – в рояле, значит – в рояле! А пианино ваше я приберегу для вас троих.

Поэты (хором): Мы просим прощенья.

Пианист (Поэтам): Предатели! Чёртовы предатели! (Пятится к кулисам)

На сцену выходят призраки Бруно и Бетховена и уводят сопротивляющегося Пианиста за кулисы.

Бетховен (из-за кулис): Не поцарапайте рояль, тунеядцы!

Бруно: Хворост несите, лентяи!

Пианист (кричит): Не-на-аааа-до-ооооо…

Хаос: Душа вашего мира умерла. Эй, время!

К Хаосу подходит Безумный Старик.

Хаос: Отпускаю. Навечно.

Безумный Старик: Только в призрака не превращайте…

Хаос: Уничтожаю тебя, верный слуга. Мне будет тебя не хватать. Я создам новое время, но такого, как ты, больше не существует. Прощай!

Безумный Старик: Прощайте, хозяин… (исчезает за кулисами. Кричит оттуда) Прощайте…

Хаос садится на стол, достаёт из кармана игральные кости, и, перебирая их, рассеянно смотрит на присутствующих.

Поэт 1: Земли больше нет?

Поэт 2: Вы её уничтожили?

Поэт 3: И человечество тоже?

Хаос: Хотите отправиться вслед за ним? Или останетесь с вашим духовным учителем? Я могу отобрать у него те остатки силы, которые оставил, и тогда он превратится в призрак Последнего Мессии, которому вы верили и которого любили… Впрочем, именно так я и сделаю.

Недотыкомки уносят крест с Младенцем на второй этаж.

Поэт 1: Мы не верили.

Поэт 2: Не любили его…

Поэт 3: И потом…

Хаос: Тогда зачем вы пошли за ним? В рай захотелось?

Поэты молчат.

Улыбка Джоконды: Не слушайте его? Он вас искушает! Не слушайте его!

Хаос (громко, заглушая Улыбку Джоконды): А знаете, что в рай творческих людей не пускают?

Поэты (в унисон): Чего?

Поэт 1: Чепуха!

Поэт 2: Несусветица!

Хаос: Слушайте!

Голос За Кадром: «И один сильный Ангел возьмёт камень, подобный большому жернову, и повергнет в море, говоря: с таким стремлением повержен будет Вавилон, великий город, и не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества, и свет светильника уже не появится в тебе…».

Хаос: Видите! Он против вас! Он ненавидит искусство! А значит, и вас!

Поэт 3: Но мы можем и не писать стихи!

Хаос: Но водки там тоже не производят. И (тихо) девочек ночью на улицах не водится! Вот!

Поэт 3: Чушь!

Поэт 1: Однако!

Поэт 2: Кто придумал такую фигню?

Хаос: Это Он (указывает пальцем на Последнего Мессию) выгнал вас вон!!! Из рая. Предварительно.

Поэт 2: Загодя…

Поэты отходят в сторонку и шепчутся.

Хаос (Последнему Мессии): Неплохие у тебя апостолы. Даже лучше, чем были в первый раз.
Положение трупа очерчено розовым мелом.
Закипает на ранах живая вода.
И апостолы плачут, склонившись над телом,
Зная то, что его не вернуть никогда.
Петушиной симфонии Петр проклятия шлёт.
Вьёт верёвку Иуда. Не верит Фома.
Новый день синевою по телу ползёт.
Над Голгофой – зима. Над Голгофой – зима…
Запоздавшим раскаяньем падает розовый снег,
На двенадцать голов, погребая рассвет.
И мольбы о прощеньи бегут из-под век.
Он простит. Только поздно. Спасителя – нет.
Я превращу тебя в обычного человека, лишённого людской веры в твоё могущество, и ты станешь точно таким же, как эти шептуны.

Последний Мессия и Улыбка Джоконды (держась за руки): Попробуй…

Официант (Последнему Мессии): Что вы делаете! Это же безумие! Неужели вы не поняли, что он играет с нами, как с котятами, а потом, когда надоест, утопит нас. Или прирежет.

Улыбка Джоконды: Но он не всемогущ.

Официант: Мы для него – тряпичные куклы.

Хаос: Вот именно.

Хаос поднимает руку и из рукава в его руку падает клинок. Он заносит клинок, чтобы метнуть его в Последнего Мессию. Официант бросается на Хаоса, пытаясь отобрать у него клинок.

Хаос (Официанту): Умри!

Недотыкомки срываются с мест, вцепляются в Официанта и уволакивают его за кулисы. Поэты подходят к Хаосу.

Поэт 1: Мы покорнейше просим прощения.

Поэт 2: Мы решили присоединиться к вам.

Поэт 3 (толкая в бок Поэта 2): Мы коленнопреклонно умоляем разрешить нам войти в вашу свиту.

Хаос: А как же ваш Мессия?

Поэт 1 (Хаосу):
Назаретовы сумерки иссиня гаснут с подачи норд-веста.
Изумрудно трепещущий сад даёт слово Иуде – молчать.
Сколько ты не веди на Голгофу Христа за Христом, мгле известно:
Не очнётся никто на Земле, пока вечер таит палача.

Поэт 2 (Хаосу):
Слишком много тоски для того, чтоб увидеть горящие выси,
Чтоб увидеть взбесившийся в землетрясеньи времён материк,
Чтоб заметить, что ливень – всего лишь пропахший безумием бисер
Разорвавшихся бус постаревшей за миг сумасбродной зари.

Поэт 3 (Хаосу):
Слишком много унынья внутри, чтоб заметить картину,
Промелькнувшую праздничным спазмом на небьем экране из льдин…

Поэты (Последнему Мессии):

Мы не верим, не верим в Тебя. Мы такие как есть. (Хаосу) Пощади нас!
Неизменные, неисправимые – мы. Посему – пощади!

Хаос: На что вы мне сдались? Что вы умеете? Устраивать потопы? Переворачивать вверх дном горы? Выращивать каменные цветы? Рисовать облаками?

Поэт 1: Я умею жонглировать.

Поэт 1 берёт со стола несколько яблок и, кривляясь, жонглирует ими. Поэт 2 и Поэт 3 аплодируют. Хаос бросает ему игральные кости.

Хаос: Попробуй этим. Это не простые кости. Считай, что жонглируешь судьбами человечества.

Поэт 1 (ловя на лету): Маленькие такие. Ими легко. Могу и чем-то побольше.

Хаос: Попробуй этим.

Недотыкомки подносят Поэту 1 две небольшие сферы. Поэт 1 передаёт кости Поэту 2 и жонглирует сферами.

Поэт 2: Ха! Жонглировать Вселенными?!. На это каждый способен! А помимо этого нужно ещё и видеть, чем они различаются. Найти, как говорится, десять отличий, например, между этими двумя (ловит два кубика поочерёдно показывает Поэту 1 и Поэту 3). Вот, видите, эта белая с чёрными крапочками, а эта наоборот…

Поэт 3: Дайте сюда! Я тоже хочу попробовать.

Поэт 3 пытается жонглировать костями, сталкивается с Поэтом 1. Одна из сфер падает и разлетается на части. Поэты испуганно замирают.

Хаос: Знаете, что вы сейчас натворили? Сию минуту один из демиургов уничтожил галактику, перерезав горло собственному сыну. Правда, он давно хотел это сделать. Отдайте мне сферу, это вам не игрушка.

Улыбка Джоконды: Вам – игрушка!

Хаос: Милая девочка, вы, что, ещё не поняли, с кем имеете дело?

Улыбка Джоконды: Вы – самое жестокое существо на свете!

Хаос: Храбрая маленькая глупенькая девочка… Моя Ева умерла. Пойдём со мной. Станешь моей второй половиной.

Поэт 1: Оставьте её. Возьмите лучше нас собой.

Поэт 2: Мы станем вашими лучшими помощниками…

Поэт 3: Нам бы подучиться немного и…

Хаос: А как же ваш Бог?

Поэт 1 (поёт, танцуя с Недотыкомками):
Зачем нам Бог?
Нам есть кому молиться.
Зачем нам рай?
Нам есть о чём мечтать.
Среди людей
Мы – сказочные птицы.
Не умирай!
Научимся летать.

Поэт 2 (подхватывая песню и танец):
Зачем нам смерть?
Мы рождены на вечность
Зачем нам ад?
Здесь жарко без него.
Мы – круговерть
Самих себя, беспечность
Долгов и плат
За всех и одного.

Поэт 3 (присоединяясь к поэтам 1 и 2):
Зачем нам свет?
Под чёрными очками
Мы прячем боль
Израненных зрачков.
Мы – яркий след,
Проложенный скачками
Среди неволь,
Капканов и тревог.

Хаос: Хорошо. Пожалуй, я возьму вас с собой. Но чтобы вы не путались под ногами и не раздражали меня пустыми разговорами… я… превращу вас в скульптуры. На время обучения.

Поэты замирают. К ним подбегают Недотыкомки, ставят их на небольшие пьедесталы, надевают на них белые маски, забеливают краской из флакончиков.

Хаос (Улыбке Джоконды): Теперь здесь никого не осталось. Пойдём со мной. Я подарю тебе галактику, и ты устроишь в ней всё по своему разумению. Ты создашь рай, и я буду отдыхать в нём от ежедневных перегрузок…

Улыбка Джоконды: Мне не нужен рай с тобой!

Хаос: Ты всё ещё думаешь, что этот несчастный…

Подходит к Последнему Мессии, бьёт его рукой по спине. Тот смотрит вокруг невидящим взглядом.

Улыбка Джоконды: Не трогай его!

Хаос: Посмотри, во что он превратился. Жалкая развалина. Обычный человек.

Улыбка Джоконды: Я люблю его.

Хаос: Меня поражает твоя верность. Верность иллюзии. Верность фантому, который растворится через четверть часа в Великом Ничто… (читает наизусть с издёвкой)
Мы становимся сумасшедшими,
Когда речь заходит об ангелах –
Ничего, что ангелы – грешники,
Истерзавшие мир огранками.
Мы друзья до горячих булочек,
До холодной воды в артериях.
Слово-мышь побежит за дудочкой,
Наши ангелы в это верят.
Наши ангелы шепчут сладостно,
На чужие мечты позарившись.
Мы друзья, и у нас всё сказано,
Мы друг другом не опечалились.
Это ангелы, бесы, демоны –
Наши лучшие в мире вымыслы.
Мы совсем из другого сделаны,
Мы давно друг из друга выросли.

(Последнему Мессии) Отпусти её со мной. Теперь она не для тебя.

Последний Мессия (бредит): Отпускаю вам грехи ваши. Не делайте этого, прокуратор… Берег, скалистый берег, чайки… Джульетта!

Хаос: Убедилась? Ты ему уже не нужна.

Улыбка Джоконды: Это несправедливо! Несправедливо! Ведь мы не плюшевые медвежата, которых можно выпотрошить, чтобы посмотреть, что у них внутри! Зачем ты вмешался? Зачем ты погубил бесконечно прекрасную мечту? Неужели разрушение – это стержень, на котором строится твоё Мироздание?

Хаос отворачивается.

Улыбка Джоконды: Если бы ты не появился! Мы бы смогли, мы бы создали то, что хотели сами, а не то, что заставлял создавать нас ты! (Обнимает Последнего Мессию) Я останусь с тобой, что бы нас ни ждало в самом конце пути.

Последний Мессия (бредит): Джульетта, Джульетта…

Улыбка Джоконды: Пусть нам будет также невыносимо одиноко, как раньше… Я остаюсь с тобой.

Хаос: Как раньше?! Последний раз: ты идешь со мной?

Улыбка Джоконды: Нет!

Хаос: Как раньше? Отлично!

Выбегают Недотыкомки и ловят Улыбку Джоконды в старинную раму. Улыбка Джоконды превращается в картину. Хаос бросает картину к ногам Последнего Мессии. Последний Мессия приходит в себя.

Последний Мессия: Где она, где?

Хаос: Там, где сама захотела оказаться.

Последний Мессия замечает картину, опускается перед ней на колени.

Последний Мессия: Как ты мог? Как ты мог?

Хаос: А ты не смог её уберечь. Ты не вовремя потерял рассудок, впрочем, как и всегда. Подумал, что можешь быть великим воином? Великим творцом? Теперь ты понимаешь, кто из нас Творец, кто Властелин Судеб и Мирозданий?

Последний Мессия: Это ты, ты заколдовал меня, чтобы лишить разума, чтобы отобрать её!

Хаос: Даже в бреду ты не пытался её удержать. Ты звал другую.

Последний Мессия: Остановись. Дай мне возможность вернуть её!

Хаос: Нет. Её больше не будет. Я не хочу. Прощай!

Хаос уходит.

Хор Недотыкомок (поёт вслед Хаосу, начиная складывать стену из картонных кирпичей между залом и сценой):
Тёмные лошади запряжены в нервы.
Зреют яблоки в нервных коконах.

Статуя Поэта 1:
Выманиваются из армии стерв – стервы,
Бикфордовы шнуры вплетающие в локоны…

Статуя Поэта 2:
Миллион беременных зародышей
Подступают к горлу… Вот уже!..

Статуя Поэта 3:
Не боясь мозгов дефрагментации,
Близнецы должны поцеловаться!

Последний Мессия бросается к картине, целует её и застывает. Свет на первом этаже становится сумеречно-фиолетовым. В это время на втором этаже всё озаряется ярким жёлтым светом. К потолку, над деревом, подвешено плоское картонное солнце. Десять Лжеспасителей со счастливыми лицами водят хоровод вокруг дерева.

Хор Лжемессий:
Вечность – шаг
Слово – маг
Песня – зверь
Пропасть – дверь
Эуре, эуре, эуре шаг
Эуре, эуре, эуре маг
Эуре, эуре, эуре зверь
Эуре, эуре, эуре дверь.
Верь, не верь –
А это так.

Недотыкомки достраивают кирпичную стену.
После этого на эту стену проецируется изображение крематория и на фоне крематория показываются титры с информацией об авторах и участниках спектакля. После титров над сценой зажигается красная надпись «Аплодисменты».
В зале идёт густой снег.
Зрители уходят.

19.02.2005 г.
____

В мистерии с разрешения авторов использованы стихотворения и отрывки стихотворений Яны Пизинцали «Голгофа» («Логика смерти предельно проста…»), «Молитва» («Зачем Ты, Господи, от готики театров…»), «Комедия Человечности» («Маски чужие режешь…»), «Иуда» («Поляна глуха небрежно…»), «Ангелы» («Мы становимся сумасшедшими…»), «Предание» («Аккуратно сложенные души…»); Сергея Нежинского «Христос» («Солнце кровавое – выкидыш ночи…»), «Мой век» (Вокруг как тьма – неизлечимый страх…»); Анны Яблонской «Рукавицы» («Распуская остатки свитера ли, шарфа ли…»), «Распятие» («Я больше был растерян, чем распят…»); Алёны Щербаковой «Беспечный Адам в тени кипариса…», «Партия» («Ведь мы – печальные гости…»); Юлии Петрусевичуте «Не пей из реки. Умирая от жажды…»; Юлии Мельник «Каин» («Каин, зачем Ему эти колосья?»), а также цитаты из Апокалипсиса Адама, Книги Бытия, Книги Екклесиаста, Откровения Иоанна и Апокалипсиса Петра.