ЕЛЕНА СЕВРЮГИНА

ПЕСНЯ ТИХАЯ ОБЩЕЙ ЛЮБВИ
(Никита Пирогов, Дом света. – СПб., CheBOOKsary, 2021. –
Книжная серия мини-отеля «Старая Вена» и издательства «Free poetry» – 47 с.)

Что определяет подлинность поэтического слова? Искренность, способность в каждом образе и в каждой фразе «проговаривать» себя – делиться с миром своей неповторимостью, своим особенным стилем жизни. Всё это присутствует в творчестве Никиты Пирогова – поэта, фотографа, художника, практикующего монаха-буддиста. Книга «Дом света» поразительным образом высвечивает все его ипостаси одновременно.

Трудно не согласиться с автором предисловия Аллой Горбуновой в том, что поэзию Никиты можно сравнить с экзотической бабочкой. Я бы добавила к этому наблюдению ещё и сравнение с каким-нибудь диковинным растением – не садовым, а дикорастущим, лесным или полевым. Здесь всё особенное, «инаковое», слегка непривычное для нашего вкуса. Всему причиной – чистота и почти детская непосредственность авторской мысли, непринуждённость речи лирического героя, в общем-то не ориентированного на среднестатистического читателя. Его главный адресат – мироздание, всё окружающее, мыслимое как единое целое, как живой организм, способный видеть и слышать, воспринимать обращённую к нему мольбу. В конечном итоге, это диалог с Богом, понимаемым как стихийная сила природы, высшая энергия жизни. Безусловно, Никита-поэт и Никита – носитель духовного знания идут здесь рука об руку. Влияние «И Цзин», священной «Книги перемен», одной из старейших книг в мире, и в целом буддийской практики на художественное мировоззрение автора «Дома света» очевидно. На этой же культурной почве вырастает творчество Никиты-художника и Никиты-фотографа.

Бесконечное дарение и благоденствие, обнаружение в человеке его божественного начала, жизнь в единении с миром – вот ключевые идеи жизненной философии Пирогова, проявленные и в стихах, и в картинах, и в фотографиях. Здесь уже нет отдельных видов искусства, как таковых – есть причудливая, эклектичная картина мира, в которой поэзия и танец, живопись и священный обряд, становясь единым целым, транслируют индивидуальный духовный опыт общения автора с человеком и природой. С этих позиций и стоит оценивать «Дом света»:

полотна старого на столе –
память – чаши полной до края;
слепок плеч, торса, волос запах.
предметность тела. красного

вина пятно на матовой ткани
бечёвка, перетягивающая посылку
выстиранные носки, улыбка
тёплые руки, открытый взор

шаги неспешные неторопливо
дождь ровный вода нагая
вопрос поставленный без уловки
и жизнь такая

Жанровые границы текста как будто размыты. Он не просто фотографичен – он ещё и кинематографичен. Помимо локальных цветовых пятен, «предметности тела» и случайных образов здесь есть ещё запахи, звуки шагов, шум дождя, ощущение тёплых рук. Стихотворение напоминает импрессионистскую зарисовку, в которой всё представлено на уровне случайных авторских ассоциаций. Движение само по себе воспринимается как некое духовное усилие – попытка «сбросить» с собственной жизни ненужное, насосное, оставив только подлинную суть: дождь ровный воду нагую вопрос поставленный без уловки.

«Красота жизни в её простоте», – как будто хочет сказать нам автор. Оттого и речь его проста, непринуждённа, свободна от грамматических условностей и строгих языковых канонов. Рифма здесь часто отсутствует – есть только ритм, интонация, передающие течение самой жизни. Учитывая буддийский опыт автора, его причастность к духовным практикам, можно определить его стихи как тексты-медитации, тексты-молитвы, адресованные всем и каждому в отдельности. Стоит ли говорить о том, что все эти молитвы – о мире и счастье, о благополучии духовном, физическом и материальном? Их чтение действительно приводит к состоянию покоя и умиротворения, рождает веру в лучшее:

рис облаков, белесая взвесь чистоты
успокаивающая и дарующая прощение
тем, чьи руки горячие и глаза
смотрящие в глаза ненавидящим
лишь любовью и состраданием
озаряли тьму
хранящую свет
нерождённый
рисовых облаков
небесную песнь

Несмотря на то, что автор никогда не обращается напрямую к читателю, мы как будто ощущаем его метафизическое движение по направлению к нам, его очевидную эмпатию, открытость и готовность к диалогу. Этот диалог – не что иное, как совместное проживание ситуации, вовлечённость в неё. Совместность и соучастие – пожалуй, главные категории поэзии Никиты Пирогова. В этом смысле его стихи похожи на духовные путешествия «по ту сторону» – за грань видимого, в область неочевидного. Как ни парадоксально это прозвучит, но «Дом света» – это приглашение к сокровенному разговору, к мистическому акту духовного обнажения, в результате которого искомый свет и обретается. Каждый, соприкоснувшийся с этими текстами, достигает просветления.

Невольно вспоминаются слова недавно ушедшего поэта Андрея Таврова о сущности творчества: «Каждая вещь мира спрашивает человека, кто я? <…> Ответ формирует нас самих и утверждает вещь в её высшем достоинстве и в бытии, если ей повезёт с ответчиком. Кто я? – спрашивает мир художника, святого, наблюдателя, кто я? Помоги мне заново родиться, брат, сестра. Не торопись…». Эта эстетика вопрошания ощущается и в книге Никиты Пирогова. Она и начинается с вопроса:

что внутри тебя?
рассвет, канон
что снаружи?
ветер, пейзаж –
перламутровым звоном рассыпались звёзды дней
что летит свободно? –
слово, морская гладь
что остаётся человеку делать? –
петь, танцевать и верить в лучшее

Поразительно, но стихи Никиты, иногда напоминающие живописные полотна, а иногда похожие на заклинания, могут сближаться в том числе и с танцем. Причём танец мыслится как священный ритуал – уже упомянутое совместное действие, всеобщее проживание состояния гармонии и красоты мира. Танец – освобождённая энергия мира, открытие его потаённых ресурсов, направленных на добро и созидание:

давайте же потанцуем
на траве на полу на камне
на мелком песке
давайте же отдавать

Поэзия Никиты Пирогова учит самому простому, которое одновременно и самое сложное – жить полноценно, радуясь каждому дню, любить бескорыстно, быть открытым по отношению к людям. Многие ли из нас могут похвастать подобными умениями? Боюсь, что нет. Человек, исковерканный цивилизацией, забывает, что значит жить в единстве с природой, со всем миром и другими людьми. Чтобы «выправить душу», надо вернуться к началу – к собственному естеству, которое не ставит границ между «я» и «все остальные». Сделать подобное совсем непросто, но Никита знает, как минимум, два к этому пути: память и способность созерцать. Тема воспоминаний, особенно детских и юношеских, становится одним из ключевых лейтмотивов книги. Только на волнах памяти человек может доплыть до искомой, обетованной земли, способной приблизить к радости «дословесного знания» и дать услышать «ритмы ударов сердца в глубине земли»:

девять балтийских камушков,
осколков гранита
в сердце моём
далеко от родной земли
прорастают свободой памяти

фантомной болью земли
светящейся на закате
ледником и былью,
рыбой, выпрыгивающей из воды;
в радости уходящего дня – фотографией,
находящей выход к себе и миру

Текст преобразуется в арену встречи разных ипостасей творца, и вот уже Никита-поэт протягивает руку Никите-фотографу, потому что их навеки соединил Никита-философ и восточный мудрец, понимающий, что мир, так же, как и мы в нём, целостен и неделим, и постигаем интуитивно. Все виды искусства в какой-то мере олицетворяют высшую интуицию и высшее знание о мире. Будучи философом созерцающим, а не умозаключающим, певцом чувства, а не разума, автор книги «Дом света» иногда уподобляется хайдзину, японскому страннику, воспевающему всё вокруг, стремящемуся постичь скрытую красоту предметов, переживающему моменты «мистических прозрений». Некоторые стихи Никиты очень напоминают японские хойку:

объём воздуха в кронах
пальм и цветущих манго
желтоватое поле тропинок

В трёх строках уместилось целое мироздание – и подтекст здесь гораздо важнее текста. Важен даже не смысл, а ощущение: здесь и блаженство, и пристальный взгляд художника, готового мгновенно запечатлеть увиденное, и состояние, близкое к катарсису.

Пытаясь ухватить самую суть, духовную сердцевину поэзии Никиты, я невольно вспоминаю строки из поэмы английского поэта-романтика Уильяма Вордсворта: «всё в хоре гимн любви поёт: зверь, птица, мотылёк и плод». Именно такую «песню тихую общей любви» поёт нам Никита Пирогов. Стоит только прислушаться к ней – и двери дома солнца откроются, чтобы, возможно, дать нам ключ к постижению самих себя.