ТИНА АРСЕНЬЕВА

ИЗ КНИГИ «ЛУНА В КОЛОДЦЕ»

ЗВЕЗДОПАДЫ

1

Где птиц настигает небесная твердь,
По узкой панели
Ходили в обнимку цыганка и смерть
И в бубен звенели.

Цыганский зрачок разгорался хитро
Сквозь влажную щёлку,
А смерть проверяла на зуб серебро,
Совала за щёку.

Цыганка божилась, повыпытав сны,
Душой и утробой,
Да только гадалкины речи темны,
Проверь их, попробуй!

Да только у смерти дыряв её рот,
И кто тут виною!..
И часто под осень крестился народ
На небо ночное.

2

Мы проснулись на бледной заре
На весёлом своём пустыре.

Белы лица – с зарёй заодно,
Только платье некстати красно;

Только красен помятый наряд –
Память рыночных арлекинад.

Полистай травяную псалтирь,
Бесконечный, как небо, пустырь;

Ведь и мы бы на остром краю
Среди звёзд опознали свою,

Чья прохлада – как тайна, как мох,
А жива ли – то ведает Бог;

Да нашепчет ещё, на беду,
Каково просыпаться в саду…

Снова день посмеётся до слёз
Челобитной усердных колёс

И не вспомнит, покуда светло,
Как зарю зачеркнуло крыло,

Как ладонью коснулся чела
И тихонько сказал: «Умерла».

3

Где оконные стёкла ночами дрожат
В страхе,
Что сейчас запоют под алмазным резцом
Ветра;

Где в осколки разбит небосвод и летят
Звёзды
В пересохшее горло весны, словно горсть
Соли;

Где над теми, кто миру оставил лишь звук –
Имя,
Торопливо лягушки бормочут псалмы
В полночь, –

Полыхающу душу далече от врат
Рая,
Словно вор, уносил в обожжённых руках
Ангел.

4

И такой же, Господи, вкусный хлеб.
И такой же, Господи, острый нож.
Вот и всё. А прочее – гнев нелеп:
Прав, как медный колокол, медный грош.

Там, куда приду я, солжёт вода.
Медью зазвенит толчея-теплынь…
Если оборвётся в ночи звезда,
Да не обратится твой хлеб в полынь.

5

Где маленькая Парка, закрасив седину,
Нанижет по порядку сумятицу дождей,
Отчалит наша барка на запад, в ту страну,
Где чудеса, как ливни, но чудо! – нет людей.

Уже не соблазняясь посулами чудес, –
Ведь нас уже не будет! – поверим просто так
Ушедшему однажды: ведь с облачных завес
Ещё, должно быть, капли спадают на верстак.

Планету миновали, а холм стоит вдали;
Не вянет скомороший венец на голове;
Ещё в зрачке трепещет, как плач всея земли,
Доподлинное чудо – дождинка на траве.

6

Те звёзды, что колют глаза,
И те, что пронзают сердца,
Предвечны: сплетает лоза
Корзину, а зубья венца –
Терновник, – недвижны; а ты,
Летящею ранен звездой,
Тоскливый соблазн высоты
Погасишь подземной водой…

7

На младенческих лугах
Среди звёзд полураскрытых,
В лопотаньи дождевом,
Как в серебряных брегах,
Воды смирные в корытах
Тихо помнят о живом.

Затевай, дитя, игру
Среди певчих вод отвесных
С мирозданьем заводным…
Знай, как вечное «умру»:
Горечь падалиц небесных
Не сравнить ни с чем земным.

8

Рассеяны по стойлам ревущие стада,
И полночью холодной
Прибилась к Вифлеему заблудшая звезда,
Чтоб зваться путеводной.

И пастырь, поклонившись, уже стада пасёт
Злачёной серединой,
Затем, что гневный ангел все звёзды отрясёт,
Все звёзды до единой.

9

Лоб во сне под ангеловой дланью,
Потому, наверное, всегда
Успеваешь выкричать желанье,
Видя, как с небес скользит звезда;

И о чём в ночи кричишь так страстно,
Никогда не вспомнить поутру…
Может быть, вот так: блаженно, ясно,
Всевознаграждённейше – умру.

10

Чьей-то жизни последняя денежка
В бездну – росчерком: помяни!
И, закинув голову, девушка –
Над бездонностью западни.

11

Рук сцепленье в замок – над ключом.
(Вечный сполох косы за плечом).
И смешок холодящий – в росе.
(Вечный выблеск монеты в косе).
Звёзд полушка покатится вдруг…
(Пересмешница Вечности: круг).
Смех надменной вселенской тоски,
Рвущий Вечность, как сердце: в куски.

БРОСАЯ КАМЕШКИ

1

Я искала след ожога на поверхности земли:
Там, обманывая Бога, мы костёр ночами жгли.
Буйны травы укрывают место рая в шалаше:
Знамо, раны заживают на земле, как на душе.

2

Прогремела Божья колесница –
Затянулась тиною криница.
Гляделась в тебя беззаконная пара –
За это тебе и небесная кара:
Тебе не струить приворотной отравы,
Чтоб тут не плескались девичьи оравы;
Не сбивать с пути на раздорожье
Да не красть в потёмках звезды Божьи,
Не припрятывать!

3

– Ты кто?.. –
Бесцельны и пугливы,
Ручонки ловят прядку ивы:
Нашли – вцепились больно-больно…
Да вдруг – высоко и привольно –
Струя! – и сто пелён в зажимах.
Такой водицей одержимых
Кропить – и выйдет сто чудес.
Покойна?
– Успокоил бес…

4

Нечаянный ключ под откосом
Струился – по старым следам…
Сидели, внимали колёсам,
Завидуя всем поездам.
Потом оказалось – мы дети.
А вёрсты, гремучая рать,
Поладят с ручьями в дуэте,
И фуги не переиграть…

5

Как в час отлива дно морское,
Душа, – лицом в истёртый плюш…
В круг лампы поманив рукою,
Наутро мне расскажет муж,
Как ночью, ветреной и жалкой,
В неверном свете фонаря,
Стуча на перекрёстке палкой,
Искала смерть поводыря.

6

Шли две девушки и пели.
Месяц, брошенный в купели,
Остывал, синел и плакал,
И растаял наконец.
Две матроны взяли пяльцы,
Осень дунула на пальцы,
Схоронила мёртвый месяц,
Припечатала свинец.

Две старухи со свечами
Ходят, звякая ключами…
На рассвете пьяный сторож
Заглянул в открытый склеп;
Осень плакала всё глуше,
А луна считала души;
И сидел продрогший ангел,
И жевал подмокший хлеб.

7

По утрам усмирённая проза
Протирала глаза, как витрины;
В них гляделась небитая грёза,
Презирая тряпьё и перины.
Жизнь расхваливал бойкий лоточник,
Жизнь бранила усталая кляча…
Горе, горе открывшим источник!
Ибо путь их долиною плача.

8

Любила безлюдье.
К незваным прохожим
Волну ревновала,
Собор и картину,
И книгу давала,
Как крестик нательный.

Люблю круговерть
И бесстрашие сборищ…