ЛЕОНИД НЕГМАТОВ

ЛЕММИНГИ БРОСАЮТСЯ С ОБРЫВА

***

на узбекском языке «я тебя вижу»
означает
«я тебя вижу»
а «я тебя хорошо вижу»
значит
«я тебя люблю»

когда мне начинает казаться
будто я люблю тебя меньше
чем следует
я хорошенько тру глаза
ем чернику и морковь
всматриваюсь в тебя

и вижу
каждый раз что-то новое
что-то поэтически мерцающее
что-то, что нельзя не полюбить
с первого взгляда

поэтому дети в средней школе
пугают друг друга
не играй в гляделки
влюбишься

если смотреть хорошо
можно начать хорошо видеть

мен сизни яхши кўраман

***

Какой у тебя давний, древний взгляд –
библейский. Так, быть может, Суламифь
в последний раз отцовский виноград
впечатывала в памяти финифть.

Вневременная тусклая тоска
в горошке чёрных перечных зрачков.
Жизнь не близка и жизнь не далека –
всё дело в бифокальности очков.

Когда уймёт космическую дрожь
Вселенная, то кроме тишины
останутся лишь тёплый летний дождь
и взгляд твой Марианской глубины.

***

А мы и у воды с тобой вдвоём.
Поит меня родник с твоей ладони.
Я только тень, я контрапункт в каноне –
поёт земля под белым воробьём.

Помольная изба молчит в тени,
в ней нет давно зерна и человека.
Не плачь по-бабьи, не мети сусека,
присядь и песню горько затяни.

И канет в бессловесном роднике
внезапно отступившая тревога.
На дне поросшего осотом лога
не шевелись, вися на волоске.

Держи меня держи держи держи,
как колос, уцелевший среди жнива,
где лемминги бросаются с обрыва,
и никого над пропастью во ржи.

***

Недвижны минареты тополей,
и, если обморочно темя запрокинуть,
почудится, что слышишь муэдзина
над просеками парковых аллей.

Меж пальцев узловатых сжал старик
зёв амфоры с вином из Трапезунда –
он не прольёт ни капли; ни секунды
не даст взаймы бесстрастный часовщик.

Река брезгливо кожею дрожит
под эмфизематической одышкой
норд-веста. Холод щупает домишки,
как евнух – грудь сквозь складки паранджи.

Нос щиплет нашатырь. Но азанчи
останется, как раньше, неподвижен.
Быть может, я его и не увижу…
Лишь зов азана – слышишь? Замолчи.

***

В этом углу, где до родины ближе ползти,
чем до Москвы, полюбуйся – какие закаты…
Ночь обезболена воздухом, как опиатом, –
царствуют звёзды. Фонарь на столбе не в чести.

Оспины осени. Желтые листья в траве –
внешний симптом затаившейся в небе болезни.
Осень навязчива. Осень (не жди) не исчезнет –
пункт бытового насилия. Нет бытовей.

Время, когда под ногой и под носом одно,
лучше всего проходить в безнадёжных ботинках –
в тех, что не жаль; в тех, что выбросить вместе с суглинком.
С осенью вместе и всем, что ей извращено.

Осень навязчива. Осень навяжет на всех
кофт шерстяных разноцветных, да не по размеру –
или тесней, или шире. Как жизнь. В день премьеры
пьеса на сцену уронена. Что ж, неуспех.

Слово? Слова были тут – ты их строил не так,
будто напрасно учил сопромат с теормехом.
Ну да теперь перестроишь. Но это не к спеху –
осень с усмешкой чеканит тридцатый дензнак.

***

Плотно закрытых окон фонендоскоп
глушит ночной систолический шум вокзала.
Мамочка-мама, ты всё-таки ошибалась:
я помолился Богу, но цел мой лоб.

Что говорит диспетчер – не разобрать,
так пономарь нерадивый бубнит каноны.
Мамочка-мама, ты видишь, я на перроне?
Собрана в хвостик рельсов седая прядь.

Здесь лотерейщик в кассе продаст билет,
путь обещая счастливый (свистит безбожно).
Мамочка-мама, ведь в жизни всё-всё возможно,
даже сердечные приступы в тридцать лет.

Плыл к семафору поезд, как сом к блесне,
туча гремела, полной луной поперхнувшись…
Мамочка-мама, калачиками свернувшись,
спят зубы мудрости в нижней моей десне.

***

Правильно. Поздно. Шафраново-жёлтый закат.
Яблоко солнца печется в меду и орехах.
Неба матрас: вата облака лезет в прореху.
Снова дорога. И снова иди наугад.

Чаячий выкрик – отчаянный, горький, как хина, –
сопровождает цветов напряжённый аккорд.
Горло царапает слов непролитых ангина,
сверху с насмешкой глядит крокодил Резерфорд.

Краем надбитым пиала цепляет за губы,
чая зелёного запах щекочет в носу.
Месяц острее ножа, и ты пальцы не суй:
худо беспалым. Чуть хуже, быть может, беззубым.

Яблоко дразнит, но жжётся – поди только тронь.
Всё далеко и нечётко, все лица эскизны.
Птиц мурмурация в небе рисует ладонь
с тающей в птичьем парении линией жизни.

***

есть такая узбекская детская присказка
ак теракми кук терак биздан сизга ким керак
это значит
белый тополь зелёный тополь
кто из нас вам нужен
играют две команды
стоя цепочками друг напротив друга
выбранный другой командой должен рвануться
и с разбегу разорвать цепочку напротив
если разорвёт
забирает с собой одного участника
если нет
остаётся сам
наши ушедшие стоят напротив цепочкой
и выбирают поочередно то одного
то другого
и если собраться с силами
то можно разорвать их хватку
и вытянуть кого-то в последний момент
и да, «неправда что мы стареем
просто мы устаём»
и однажды нам не хватает сил
на прорыв
и тогда мы остаёмся в команде напротив
выбирать следующего
смотри на листы тополя
сверху они зелёные
снизу войлочно-белые
в сильный ветер не понять
какого они цвета
когда я устану
насовсем
и буду вторить хору
ак теракми кук терак
я никогда
не выберу тебя