АЛЕКСАНДР КАРПЕНКО

МАШИНА ВРЕМЕНИ АНДРЕЯ ГРИЦМАНА
(Андрей Грицман, Далее везде. Короткая проза, эссе, интервью. –
Киев, Друкарский двор Олега Фёдорова, 2022. – 176 с.)

Однажды мне случайно попался томик прозы Андрея Грицмана «Поэт и город» – и с тех пор я внимательно слежу за его творчеством и неизменно открываю для себя что-то новое. Во мне просыпаются неожиданные, а то и вовсе не свойственные мне мысли и образы, рождённые творчеством Андрея. Вот и сейчас, при чтении новой его книги, у меня возник образ машины времени, которую придумал Грицман. Конечно, это не Герберт Уэллс и не Андрей Макаревич. В своих коротких рассказах автор создаёт некое волшебное пространство, в котором человек может свободно перемещаться во времени. И это не билет в одну сторону, а, подобно «Ивану Васильевичу» у Булгакова, сквозной временной портал, внутри которого автор и его герои могут свободно ходить туда и обратно. Например, Андрей Грицман и Эдгар По могут встретиться и побеседовать как в 19-м веке, «на родине» американского поэта, так и в 21-м веке, в нашей современности. В коротких рассказах Грицмана обыкновенная действительность переплетается с фантастической, и призраки прошлого неожиданно оказываются из плоти и крови.

Один важный, на мой взгляд, для автора рассказ – «Там, где я хотел быть» помогает понять природу такой машины времени. Существует известная поговорка – «хорошо там, где нас нет». Герой Грицмана рвётся побывать там, куда он давно мечтал попасть, но… действительность его разочаровывает. «Не к добру людям исполнение их желаний», – предупреждал Гераклит. Рассказ Андрея Грицмана носит концептуальный характер. Лучше реализовать мечту – и разочароваться, чем бесконечно мечтать – и к мечте не приблизиться. Как сказал Боккаччо, «лучше делать и каяться, чем не делать и каяться». А ещё лучше – делать и не каяться. У грицмановского движения к мечте и обратно есть свой геометрический рисунок – это «двойной ход амфисбены», взад-вперёд, который тоже чем-то напоминает машину времени. Оказывается, лучше всего – дома, на своём привычном месте. Но герой может это осознать только путём ухода и возвращения. Как Пер Гюнт у Ибсена или блудный сын у Рембрандта.

Короткая проза Грицмана с первых страниц захватывает необычностью сюжетов. В начале книги идут рассказы с элементами фантастики. Андрей умеет находить неожиданное в обычном: такие ракурсы, темы и идеи, что это всегда свежо, оригинально и интересно. И, пожалуй, «монтеневская» форма повествования-калейдоскопа для Грицмана совершенно естественна. Достаточно вспомнить его книгу «Поэт и город», с похожей композицией, где под одной обложкой так же объединены эссе, рассказы, интервью и рецензии. Названия книг у поэта всегда любопытны и неожиданны. «Далее везде» – это строка на табло в расписании московских электричек. Андрей Грицман, в прежней жизни – москвич, а в нынешней – житель Нью-Йорка, придумал очень интересный способ организации книги с разнородными элементами: отдельное произведение – это станция следования пассажира электрички. На какой-нибудь приятной станции читатель может сойти – и надолго там задержаться. Такой станцией в новой книге Грицмана стала для меня его статья об особенностях самоперевода.

Дело в том, что, однажды приехав в Америку, я столкнулся с необходимостью срочно перевести свои стихи для выступления перед англоязычной аудиторией. Уровень владения английским позволял мне надеяться, что такая задача окажется мне по плечу. И, действительно, верлибры я перевёл достаточно быстро. Но вот с рифмованными стихами пришлось изрядно помучиться. У Андрея Грицмана я прочёл, что подобные трудности подстерегают едва ли не каждого автора, который отважился заняться самопереводом. И дело вовсе не в таланте переводчика или его отсутствии, – просто лексика одного языка сплошь и рядом не совпадает со словарным запасом другого. И переводчику для решения задачи приходится придумывать новые образы, более свойственные языку перевода.

Книга Грицмана не случайно называется «Далее везде»: автор словно бы намекает читателям, что неплохо было бы посетить и другие станции, не только любимые. Цельность личности помогает Грицману писать в разных жанрах на разных языках – в душе у него есть внутренний стержень, а язык служит только средством для воплощения творческих замыслов. Если действительно «останавливаться везде», то есть читать в книге всё подряд, в какой-то момент начинаешь понимать, что ответы на свои вопросы можно почерпнуть здесь же, в этой же книге. Надо только читать внимательно. Например, Грицман подробно рассказывает в интервью о своём творческом методе, о своём мировоззрении. Сюжеты его фантастических рассказов, представленных в первой половине книги, становятся понятнее из реплики, сказанной в одном из интервью: «Мир таинственен. Зона, как в „Сталкере“ Тарковского, находится в шаге от меня. Всё может произойти и происходит в любой момент».

У Андрея Грицмана есть в творчестве не только сквозное время, но и сквозные темы. Трудно представить себе книгу эссеистики Грицмана без статей об Иосифе Бродском и Пауле Целане. Кажется, у автора особое отношение к творчеству этих двух поэтов. У меня даже возникло ощущение диссертационной ценности этих исследований Андрея. У Бродского автор выделяет «уникальный метод слияния метафоры и мысли». «Бродский взял совсем другую ноту – позицию абстрагированности, отстранённости. Это – ночное борение с ангелом, а не энергия, направленная на конкретного исторического противника. Отличие Бродского от других в том, что энергия его черпается из другого источника. Конфликт происходит не на глазах, он плохо „пеленгуется“. Одна из главных причин его огромного успеха в том и состоит, что с самого начала он был сам по себе, вещью в себе, и в меньшей степени – реакцией на окружающую действительность». Очень интересно! «Бродский создал собственные условия и правили, свой язык, и в этом – его сила и его слабость». Грицман настолько глубоко и обстоятельно понимает творчество Бродского и Целана, что его работы на эту тему интересны даже тем, кого трудно назвать поклонниками творчества этих поэтов.

Разнообразие жанров не мешает цельности восприятия творчества Андрея Грицмана. Его умная, оригинальная, открывающая новые горизонты эссеистика, на мой взгляд, ничуть не слабее, чем его стихи. Некоторые мысли Андрея могут оказать терапевтическую помощь пишущему человеку: «В поэзии „вкусовщина“ вещь полезная, в любом случае от неё никуда не денешься. Я, например, не обижаюсь на редакторов, на журналы, которые не принимают мои стихи, поскольку они им чужды, – как говорится, „другая группа крови“». Действительно, не стоит расстраиваться, если кто-то тебя не печатает. Это не свидетельствует о том, что ты плохо пишешь. Возможно, редактор – просто «другой». Или сам ты – «другой». Мы видим, что врач Грицман может исцелять нас и духовно.

Какие-то важные для нас темы Андрей раскрыл настолько талантливо, что я их теперь вижу именно «по Грицману». Например. Андрей пишет о том, что человек получает право называть чужую землю своей, когда в неё ложится прах его близких. Думаю, зерно истины есть и в обратном – человеку нельзя забывать о земле, где покоится прах его предков, даже если он давно оттуда уехал. И в том, что я стал об этом размышлять, большая заслуга философской эссеистики Андрея Грицмана. Его статьи активируют мыслительную способность читателей. Важно и то, что Андрей поднимает в своём творчестве экзистенциальные темы. Это свидетельствует о масштабе личности писателя. «Преодоление эмиграции» – глубокое и эмоциональное исследование человека, который давно прошёл эту инициацию. Эта тема звучит у Грицмана и в других работах, например, в интервью с Даной Курской: «Никакого отрыва от родного языка ни я, ни близкие мне коллеги не чувствуем. Разрыв с государством и даже со страной и разрыв с языком – совершенно разные вещи». Разносторонний талант Андрея Грицмана широко и ярко проявлен в его новой книге.